— Отмучился, болезный… Царствие Небесное барину… — Кухарка перекрестилась.

— Бедный Лексей Лексеич… — вздохнула, вторя ей, экономка.

— Ну, тихо вы там! Ишь, раскудахтались! — Сусанна Петровна появилась в дверях и сложила руки на груди. — Ключи сюда подай, Марфа!

Экономка, тихо ойкнув, кинулась к Сусанне Петровне, протягивая ей ключи.

— Вот то-то. — Хозяйка свела брови к переносице. — Распустил вас барин…

Развернувшись, Сусанна Петровна стремительно вышла вон.

— Ну, пойдут теперь дела… Воли-то теперь и вовсе нам не видать… Слыхала, уж она и ключи себе забрала, ведьма… — шепотом прибавила экономка.

— Да уж, при барине все как-то потише было… Конечно, Лексей Лексеич человек был невеселый, ан нашему брату все неплохо жилось…

— Да, только над семейными барин больно уж помудровать любил.

— Ну, то отец родной, — заметила кухарка, — а как мачеха начнет куражиться, так, поди, и дух вон из барышень!

— Да нет уж! Это ты напрасно. Господа меж собою всегда найдут, как договориться.

— Что же, и то верно…

— Да как она посмела! Как посмела! Заперла нас, негодная!

— Тише, Нелли, тише, не то услышит…

— Ну и пусть слышит! Вот дрянь… — Нелли кинулась к окну. — Да ты посмотри, она уезжает!

— Да пусть ее едет… Без нее спокойнее.

— Спокойнее? Вот уж благодарю. — Девушка обернулась к сестре. — Да как ты, Алена, так невозмутимо можешь тут сидеть?

— Ах, Нелли, милая, об одном молюсь: только бы позволила Сусанна Петровна в монастырь… Другого мне и не надобно…

— В монастырь? Это твое искреннее желание?

— Да, сестрица, искреннее. Иного не требую, об ином не мечтаю.

— А вот мне, Аленушка, в монастырь вовсе неохота…

— Лучше так, Нелли, чем в доме, после батюшки, под злой мачехиной волей жить. Не то, смотри, как бы мы ее во грех не ввели, — шепнула девушка.

— Это в какой такой грех? — Нелли тоже невольно понизила голос.

— В такой… — Алена сжала губы. — Сама понимай, в какой, сестрица.

Нелли взглянула в глаза Алене. Меж ними проскочила искра: старшая сестра превосходно поняла младшую.

— Так ты думаешь… — прошептала Нелли.

— Сусанна Петровна на что хочешь пойдет, чтобы теперь от нас избавиться.

— Уж ты ее вовсе злодейкой выставляешь, душегубкой какой-то…

— Знаешь, Нелли, я в дурное стараюсь не верить, но монастырь для нас все же самое надежное убежище отныне и до веку. — Алена перекрестилась.

Младшая сестра начала твердить молитву, она опустилась перед киотом и стала бить поклоны, сопровождая их строгими, молитвенными словами.

Две девицы, две сестры, уже второй день были заперты в спальне. Как батюшку схоронили, да три дня прошло, а с поминанья последние гости уехали, так мачеха Сусанна Петровна и заперла девиц у себя, строго-настрого повелев прислуге их не выпускать.

Нелли, старшая, с ума сходила. Самые разные предположения приходили ей на ум. Алена — младшая — молилась да читала Псалтирь, до которого была большая охотница. Сусанна Петровна с раннего утра укатила, заявив, что по приезде ее решится судьба обеих падчериц.

Увидев, что сестра более ни на какие слова не откликается, Нелли села в кресло перед окном и призадумалась. Ах, бежать бы отсюда, птицей бы лететь! И при батюшке жилось не сахарно, теперь же и вовсе солоно придется. Сусанна Петровна с самого утра мрачнее тучи, заявилась к ним, Нелли сразу и почувствовала что-то недоброе. Ну отчего такой молодой женщине быть столь злобной? Не понять…

Семейство Горлинских давно обосновалось в Тверских краях. И не упомнить теперь, когда первый из Горлинских поселился там. Должно быть, при старых Тверских князьях, когда сие было еще удельное княжество. Но то времена былые, никто уж и не вспоминал о них. Последним же из Горлинских в Тверских краях был Алексей Алексеевич. С первой супругой произвел он на свет шестерых детей. Четырех мальчиков, скончавшихся во младенчестве, и двух девочек — Нелли и Алену.

По странному капризу родителей обеих дочерей крестили Еленами, ибо ни мать, ни отец не радовались особенно их появлению на свет. Дело в том, что дочери были старшими и родились одна за другой, когда в семействе ждали сыновей. Поскольку вскоре стало ясно, что две дочери и есть рука судьбы, и ни один сын в семье не задерживается, то обеим Еленам отец с матерью стали оказывать большее внимание. Но все же той родительской любви к дочерям, что бывает в семье к детям, у Горлинских не водилось. А чтобы различать старшую и младшую, каждой дали собственное прозвание, происходившее от их крестного имени.

Через пятнадцать лет совместной жизни Алексей Алексеевич овдовел. Было ему в ту пору сорок лет. Две малолетние дочери составляли все его общество. Нелли было тогда четырнадцать, Алене — двенадцать лет. По прошествии же трех лет после смерти жены, Горлинский вновь вздумал жениться. Не оставляла его давняя мечта обзавестись наследником.

Алексей Алексеевич начал ездить по соседям и, наконец, приглядел себе невесту, дочь Петра Ивановича Голенищева — Сусанну. Эта молодая особа уже была вдова. На ту пору было ей двадцать шесть годов и жила она в отцовском доме, потому как супруг ее покойный ничего не оставил жене и умер, совершенно разорившись. Голенищевы не чаяли поскорее избавиться от дочери-вдовы, тем более что от первого супруга в наследство остался ей сын Николай, содержать которого приходилось самому Петру Ивановичу.

Именно этот ребенок, еще маленький, но здоровый мальчик, и привлек внимание Горлинского. Мечтая о наследнике он рассудил, что девицу брать ему в жены ни к чему, ибо неизвестно, сможет ли она подарить ему желанного сына. А вот вдова, молодая, да уже и с сыном… В общем, уверовал Алексей Алексеевич, что сей брак поможет воплотить его заветную мечту, и посватался к Сусанне Петровне.

Сама же Сусанна была вовсе не простой особой. Она мечтала поскорее вырваться из родительского дома, что представлялось ей почти невозможным. Кто бы из соседей захотел жениться на вдове, когда окрест столько девиц? Потому сватовство Горлинского она почла за величайшую удачу и, не медля, согласилась стать его женой. Тут же сыграли свадьбу.

Сусанна, кроме прочего, была еще хороша собой и умна. Она мигом распознала, как ей управиться с супругом, и тут же взяла и его, и хозяйство в собственные свои руки. Две падчерицы, доставшиеся ей вместе с новым мужем, поначалу казались лишь досадной помехой, которую со временем она намеревалась удалить.

Девицы, которым сравнялось уж восемнадцать и шестнадцать лет, давно поняли, что мачеха им будет скорее злейшим врагом, чем другом. Один лишь Горлинский ничего не замечал. Дочерьми он командовал не смущаясь, жена же молодая командовала им.

Более того, Сусанна Петровна поняв, что муж ее не очень любит мальчика — ее сына Николая, — не сомневаясь ни минуты, отправила его на обучение за казенный счет в Петербург. Алексей Алексеевич сей поступок расценил в свою пользу и теперь только ждал рождения желанного наследника. Расчет его вполне оправдался. Через год после свадьбы молодая жена подарила мужу долгожданного сына. Мальчика крестили Алексеем, в честь папеньки, и молодой наследник зажил принцем в состоятельном доме своего батюшки.

Все время и средства уходили теперь на развлечения жены и сына, на дочерей Горлинский и раньше много внимания не обращал, теперь же и вовсе о них позабыл. Девицы жили предоставленные сами себе, как ветер в поле. Алена сделалась не по годам рассудительна и набожна и с легкостью принимала свою судьбу. Она искренне полюбила маленького братца, научилась ладить с мачехой, ценившей в падчерице такую покладистость.

Нелли не была похожа на сестру. Ее снедала ревность. Она почитала поистине несправедливым то, что батюшка вовсе не обращал на них с сестрой никакого внимания и, казалось, забыл об их матушке, о которой раньше до своей новой женитьбы исправно молился. Теперь же имя их матери было чуть ли не под запретом. По крайней мере, стоило его упомянуть, как Алексей Алексеевич менялся в лице. К тому же Нелли, будучи уже молодой девицей на выданье, негодовала на собственное обидное положение в семье. Они с сестрой никуда не выезжали, гости в их доме не бывали, и Нелли, порой со страхом, задумывалась о собственном будущем, зависящем всецело не только от батюшки, но и от мачехи.