Когда Селиванов сделал очередную попытку встать на ноги, опираясь теперь на мотоцикл, все уже закончилось. Он упустил большую часть сражения. Оно сохранилось у него в памяти лишь фрагментарно, какие‑то перемешанные, не связанные между собой и незаконченные видения, словно кусочки разбитой мозаики: там взмах руки с саблей, в другом месте выставленная вверх винтовка, которой немец пытается закрыться от удара, в третьем – треснувшая каска и, наконец, труп на земле, а неподалеку от него несколько коней, потерявших своих хозяев, сбились в кучу и смотрят на дерущихся людей, не зная, что им делать дальше.

Поручик, почувствовал, что кто‑то подхватил его и помогает подняться. Мир быстро стал приобретать более четкие очертания, но его тут же заполнило встревоженное лицо драгуна. Селиванов не сразу его узнал. Взгляд драгуна забегал по поручику, отыскивая раны. Рот Селиванова разрезала улыбка.

– Я не ранен, – прошептал он. Голос раздавался как будто со стороны, искаженный и далекий. Он не узнал его. Он даже не мог понять, сам говорит это или кто‑то другой. – Какие у нас потери?

– Пять убито, пять легко ранено, один тяжело.

Селиванов, немного покачиваясь, сделал шаг вперед, боясь что в поврежденной ноге вновь проснется боль. Но то ли она задремала, то ли поручик уже привык к ее присутствию, по крайней мере, ему не пришлось стискивать зубы, чтобы справиться с ней.

– В лесу должны быть немцы, – сказал Селиванов, – с минуты на минуту они здесь появятся.

Первые сказанные им слова едва мог расслышать только помогавший поручику драгун, последние уже вполне были доступны всем остальным.

Русские спешились. Они ходили среди мотоциклов, проверяя, нет ли среди немцев раненых. Селиванов крепко сжал ладонями голову. Только сейчас он заметил, что потерял фуражку. Она валялась возле его ног. Пришлось нагнуться, чтобы поднять ее. Кровь прилила к голове и принесла вместе с собой пульсирующую боль. Селиванов быстро выпрямился, надел фуражку и зарекся в ближайшее время нагибаться, если на то не будет крайней необходимости.

Четыре все еще исправных мотоцикла с пулеметами могли стать прекрасным трофеем, если бы их удалось переправить через линию фронта. Сейчас же они были скорее обузой. Как это ни печально, но мотоциклы, придется уничтожить. Пулеметы можно снять, но они слишком тяжелы для коней, и те вряд ли смогут долго выдерживать дополнительную нагрузку.

Драгуны завели двигатели мотоциклов и откатили их подальше от леса. К ним прибавили грузовик. Пробитый резиновый баллон у него совсем стерся и едва не слетел с обода. Получилось что‑то похожее на баррикаду, за которой могли спрятаться несколько солдат. Соорудить из трупов коней нечто похожее на бруствер они и не успели, так что этот ценный для укреплений строительный материал остался неиспользованным.

Ко все еще горящему мотоциклу не удавалось подойти ближе чем на пять метров, так сильно накалился вокруг него воздух и такой горячей была выжженная земля. Передвинуть его можно было только грузовиком, прицепив к нему трос. Селиванов не стал терять время: немцы могли застукать их как раз за этим занятием.

Русские наспех разложили под мотоциклами трупы драгун, попытавшись придать им позы, будто они готовятся к отражению атаки, стерли кровь с лиц друзей. Пальцы окоченели и никак не хотели ложиться на курки. Вблизи такой маскарад мог обмануть разве что слепого, но издали все выглядело вполне удовлетворительно. Даже если смотреть в бинокль, подвох заметишь не сразу. Драгуны вылили из баков горючее, забрали пулеметные ленты и спрятались в лесу. Селиванов рассчитывал еще и на то, что пилоты, если, конечно, они не сильно поранились при крушении, также вступят в сражение. В этом случае немцы окажутся в мешке, и тогда их сможет спасти только подкрепление.

Как только смолкли выстрелы, Эрих понял, что потерял мотоциклы. Это было обидно и несправедливо. Он сразу отмел мысль о том, что самокатчики могли отбить атаку. Но он понятия не имел, кто мог на них напасть. Догадка у него была. «Наполеон при Ватерлоо. Надо было добить Блюхера. Идиот».

Кровь могла закипеть в его жилах. Пока деревья обступали их плотной стеной, в которой не видно просветов. Одного солдата он послал в разведку. Если тот наткнется на русских, то его можно списывать со счетов, зато остальные хотя бы узнают, где находится противник, и не попадут в ловушку. Солдаты бежали, не разбирая дороги. Гнев не успел окончательно закружить Эриху голову, поэтому он поднял руку, приказывая солдатам остановиться. После оглушительной трескотни тишина была чем‑то неестественным, словно они незаметно переступили границу совершенно иного мира. Мягкий приятный свет лился с небес. Разбиваясь о верхушки деревьев на несколько ручьев, он добирался почти до полога леса, где на листьях еще не успела испариться роса. Она сверкала, искрилась, словно кто‑то рассыпал здесь несметные сокровища. Нужно лишь протянуть руку, чтобы собрать их и стать богатым. Всего лишь в пяти шагах от Эриха возвышался муравейник, а прямо под ногами лейтенанта суетились сотни муравьев. Они тащили пожелтевшие прошлогодние иголочки елей, крохотные веточки, травинки, маленьких жучков и насекомых. Прежде Эрих не замечал их, а теперь подумал, что каждый его шаг убивает нескольких муравьев, вдавливая их в землю и превращая в бесформенную склизкую массу. Кем он был для них? Возможно, когда‑нибудь он, как тибетский монах, станет ходить с веничком в руках и подметать перед собой путь, чтобы, не дай бог, не раздавить какую‑нибудь букашку.

Тишина угнетала. От нее начинало гудеть в ушах. Эрих никак не мог смириться с тем, что не слышит выстрелов. Они должны быть. Наверное, он оглох.

Лица солдат были напряжены. Даже собаки, почувствовав, что обстановка резко изменилась, перестали повизгивать. Они дрожали и внимательно всматривались в заросли.

Еще несколько минут назад они были здесь хозяевами, могли громко переговариваться между собой, но теперь, по крайней мере до тех пор, пока им не удастся выяснить, какова сила противника, они вообще перестали разговаривать.

У Эриха оставался еще один вариант действий. Если русских окажется слишком много, он может увести свой отряд и не ввязываться в бой. Зачем посылать людей на верную смерть? Мотоциклы того не стоят, а если представить начальству ситуацию в нужном свете, то он может избежать и пятна на карьере. Он попросит подкрепления и продолжит поиски русских пилотов, но теперь будет осторожнее. Ситуация все же была не такой безнадежной, какой она казалась ему раньше. Он ведь сигнализировал начальству о том, что русские кавалерийские разведывательные отряды чувствуют себя слишком вольготно на захваченных германскими войсками территориях. С ними очень трудно бороться. Чтобы пресечь их рейды, давно уже требовалось принимать радикальные меры. Командование тянуло с этим, ссылаясь на нехватку резервов и считая, что есть гораздо более важные проблемы.

Эрих оказался в идиотской ситуации, когда отправляешься охотиться с легкой винтовкой, заряженной дробью, на зайцев, а встречаешь медведя…

Потянуло гарью, но в этом запахе отчетливо ощущался привкус пережаренного мяса, словно кто‑то отправился в лес на пикник, разжег костер, насадил на вертел сочные куски мяса, а потом, пока мясо готовится, решил прогуляться и заблудился. Шашлык подгорел, а может, у нерадивого кулинара случился сердечный удар и он упал лицом прямо в костер…

Эрих поморщился. Ему захотелось зажать нос ладонью, чтобы хоть немного отфильтровать воздух или даже надеть противогаз. Но сам по себе запах вовсе не был неприятным, а каннибалы и вовсе нашли бы его восхитительным.

Лес стал редеть. Между деревьями показались просветы. Солдаты двигались почти согнувшись, небольшими перебежками от одного дерева до другого, поочередно. В это время остальные выглядывали из‑за стволов и в случае чего могли прикрыть бегущих.