Некоторое время внизу было тихо.

— Энни и Уилли, вы здесь? — негромко спросил тот же голос.

У Энни заколотилось сердце: он знает, как их зовут!

Уильям недовольно скривился — он не выносил, когда его звали уменьшительным именем. Дотянувшись до больших вил, он попробовал остроту зубца пальцем.

Незнакомец прошелся по сараю. Энни услышала, как дверь каморки, где хранилась упряжь, открылась и вновь закрылась. Потом незнакомец снова заговорил, тише, чем прежде:

— Энни и Уилли, выходите. Вы наверняка проголодались и хотите пить, да и родные давно тревожатся за вас. Вижу, куда-то пропали несколько чепраков и брезент. Неплохо придумано. Но гораздо лучше сейчас принять душ и попить холодненького.

Уильям переглянулся с Энни и состроил гримасу.

— Вы наверняка напугались, — продолжал незнакомец. — Но я не сделаю вам ничего плохого. Меня зовут Джесс Роулинс. Я хозяин этого ранчо.

Энни охватили сомнения: голос у Роулинса был добрым, в нем чувствовалась забота. Но откуда ей знать, что он не водит дружбу с мистером Суонном и расстрельной командой?

— Сейчас я заберусь на верхние тюки, — продолжал Роулинс, — потому что я сам прятался там, когда мне было столько же лет, сколько вам. И потом, я сразу заметил, что сегодня штабель тюков стал на один ряд выше.

Уильям стиснул рукоятку вил. Энни схватила вторые вилы и направила ржавые зубья на верхний ряд тюков сена.

Оба услышали, как тяжело дышит Роулинс, взбираясь на штабель, и чувствовали, как тюки колышутся под его тяжестью.

— Не бойтесь, — сказал Роулинс. — Все будет хорошо.

Как только длиннопалая загорелая рука показалась над краем верхнего тюка, Уильям метнул в нее вилы. Хозяин ранчо резко втянул в себя воздух. Зубец пробил кожу между большим и указательным пальцем, из ранки брызнула кровь.

Первой инстинктивной реакцией Энни стало отвращение. Ей захотелось убежать, но бежать было некуда. Она с трудом сглотнула, перехватила вилы поудобнее, положила рукоятку на плечо и подалась вперед, едва над краем тюка показалась помятая ковбойская шляпа и худое морщинистое лицо.

Роулинс ответил ей внимательным взглядом. Похоже, ему было больно, но в глазах не чувствовалось угрозы.

— Черт… — пробормотал он. — Ну и зачем вы это сделали? Больно.

Энни вдруг растерялась. Рука хозяина ранчо по-прежнему была пригвождена к тюку вилами, но за узкую полоску кожи шириной не больше четверти дюйма. Дернув рукой, Роулинс мог высвободиться и перебраться через тюк. Мельком взглянув на Уильяма, Энни заметила ужас в его глазах. Потом снова уставилась на Роулинса, который теперь держался за верх тюка обеими руками.

— Мне надо убрать вилы, — объяснил Роулинс. — Но я не хочу, чтобы ты снова ранила меня.

Энни поняла, что теперь она хозяйка положения.

— Ты ведь Энни, верно?

Она кивнула.

— А ты — Уилли?

— Уильям, — поправил ее брат.

— Ясно, Энни и Уильям, я рад, что вы живы и невредимы. Весь округ уже сбился с ног, разыскивая вас. Вы не против, если я вытащу эту штуку из руки?

— Мы голодные, — призналась Энни. — Можете вытащить ее, если дадите нам что-нибудь поесть. И попить.

Джесс Роулинс усмехнулся.

— Я в любом случае собирался предложить вам и то и другое.

Банкир Джим Хирн боком протиснулся сквозь небольшую толпу мужчин в смокингах и женщин в вечерних платьях и попросил еще один скотч у стойки. Уже четвертый за последний час.

Вечерний прием был устроен по случаю открытия спортивного центра «Катни-Бей», строительство которого финансировал банк Джима. В центре имелся большой спортивный зал, плавательный бассейн олимпийских размеров, теннисные корты, тренажерный зал, скалодром, сауны и джакузи. Клубных карт было распродано столько — в основном вновь прибывшим в долину, — что прибыль за первый год уже превысила запланированную. Более двухсот человек осматривали центр, держа в руках бокалы, возбужденно переговаривались, похлопывали Джима по спине.

В спортивном зале работало два бара, по одному под баскетбольными щитами в противоположных концах площадки. Хирн заказывал выпивку то в одном баре, то в другом, чтобы не бросалось в глаза, как много он пьет. За ним, банкиром, всегда следили, каждый его шаг обсуждали. Джим смирился с этим, понимая, что положение обязывает. Но сегодня у него было слишком неспокойно на душе.

Он снова прошелся по центру, обмениваясь любезностями с гостями и приветствуя новых посетителей. О чем бы ни говорили вокруг, Джим уклонялся от разговоров.

Днем шериф провел пресс-конференцию, которую показали по местным каналам полностью и по национальному телевидению отрывками. На выборах шерифа Джим не поддерживал кандидатуру Кейри, считая его напыщенным и бестолковым. Но теперь он был приятно удивлен открывшейся у новоиспеченного шерифа способностью держаться на публике. В разговоре с представителями прессы Кейри подчеркнул, что пока речь идет о пропаже, а не о похищении или о чем-нибудь похуже. На экране появились фотографии детей миссис Тейлор и телефон горячей линии. Кейри объяснил, что помощь в поисках оказывает целая команда отставных полицейских из большого города. Он выглядел компетентным и держал ситуацию под контролем.

Как банкиру Джиму полагалось играть роль хозяина на этом приеме, но общение с гостями не клеилось. В голову не шло ничего, кроме мыслей о пропавших детях миссис Тейлор и об утренних встречах с Джессом Роулинсом и Эдуардо Вильяторо. Джим поспешил к бару в нише у бассейна и заказал пятый скотч. Пригубив его, он засмотрелся на бассейн.

— Что с тобой?

Его жена, Лора. А он и не заметил, как она подошла.

— Ты о чем?

— Я уже давно за тобой наблюдаю, — объяснила она. — Ты мечешься, как курица с отрубленной головой. Если где и задерживаешься, то лишь возле баров.

Джим почувствовал, что краснеет. Попался.

Лора — прямолинейная, симпатичная женщина с резкими чертами лица и внимательным взглядом. С ее кожи не сходил загар: если она не ездила верхом, то работала на конюшне. Прирожденная наездница, раньше она участвовала на родео в скачках вокруг бочонков. В Айдахо ее семья поселилась еще три поколения назад. Несмотря на свое положение в местном сообществе, Лора предпочитала одеваться в ковбойки и джинсы, и лишь иногда, как сегодня, меняла их на длинную юбку с сапогами.

— Ты в порядке? — спросила она. — Вид у тебя какой-то рассеянный.

— Все думаю о детях миссис Тейлор, — признался он, поскольку отчасти так и было. — Такого здесь раньше не случалось.

— Да, не случалось, — Лора кивнула в сторону толпы, — пока не началась иммиграция и у тебя не появилось столько новых друзей.

Джим кисло улыбнулся.

— Между прочим, благодаря моим новым друзьям, как ты их называешь, у тебя появились еще три лошади и новая конюшня.

— Помню. Ох и раздражительный ты сегодня. — Она указала на его стакан. — Лучше притормози. И кстати, мистер Джим Хирн, меня ты не обманешь. — Она придвинулась ближе и заглянула ему в глаза. — Я же тебя знаю — ты пьешь, когда тебя что-то гложет. Толку от этого немного, но тебя не переубедишь.

— Я же объяснил…

— Помню, все дело в Тейлорах. Только о ком из них ты тревожишься? О детях или Монике?

Хирн почувствовал, как краска заливает шею. Лора всегда недолюбливала Монику Тейлор и продолжала относиться к ней с подозрением, хотя он и объяснял, что Моника видит в нем лишь старшего товарища, потому что он дружил с ее отцом.

В те времена, когда Джим Хирн еще объезжал мустангов, участвовал в родео вместе с командой колледжа и пользовался спонсорской поддержкой ранчо Роулинсов, Тай Тейлор был его самым близким другом и спутником в частых поездках. К отцу Моники, загадочному красавцу, звезде представлений, женщин тянуло как магнитом, несмотря на то что он был женат и растил дочь. Поначалу Хирн старался держаться поближе к Таю именно по этой причине: где Тай, там и женщины. Потом, после травмы колена, Хирн вернулся домой, его отношения с Лорой, которые прежде развивались вяло, приняли серьезный оборот, и они поженились. Оправляясь после травмы, он получил диплом финансиста, но понял, что его пристрастие к родео уже не вытравить ничем. Лоре не понравилось, что он вновь начал участвовать в родео и в особенности — возобновил дружбу с Таем. Впрочем, Хирн был верен Лоре и даже пытался образумить Тая, но не сумел. Однажды теплым майским днем Тай бросил свою семью, взял и уехал.