— За ним ты тоже наблюдаешь из своей башни? — в ответе Коры сквозили знакомые холод и горечь. — Мог бы спуститься и помочь мне.

После того как она избегала меня долгими днями?

— Ты хочешь, чтобы я был так близко к тебе?

— С чего бы мне не хотеть? — бросила вызов она. — Ты причинишь мне боль?

— Не боли тебе нужно бояться, — не со мной. Вопреки тому, что наши со зверем мечты и желания совпадали.

Мы хотели Кору на четвереньках. Войти в нее и неустанно брать, слушая ее крики, эхом разносящиеся по каждой комнате поместья. Со мной она кричала бы от возбуждения и удовольствия.

Со зверем, скорее всего, от боли и страха.

— И чего же мне бояться рядом с тобой? — упрямо поджав губы, Кора потянулась к своему бокалу.

— Когда я рядом, твое тело готовится принять меня, — резко ответил я. — Сладкие лепестки у тебя между ног раскрываются и пахнут твоим нектаром. Соски твердеют и жаждут моих прикосновений, как бутоны солнца. Ты повторяешь, что не хочешь отдаться мне с любовью в сердце и позволить использовать тебя для моего удовольствия. Но если я весь день буду рядом, как долго ты продержишься, прежде чем наклонишься передо мной и взмолишься поглубже в тебя войти?

— Я не стану, — судорожно ахнула Кора и покраснела.

Скорее всего, она и впрямь не стала бы. Не моя упрямая Кора. Каким бы сильным ни было ее желание. Какой бы влажной она ни была между ног. Какой бы глубокой ни была ее боль.

В итоге я — и зверь — молили бы ее…или брали свое. Он так рвался на волю, что у меня удлинились ногти, и заострились клыки. Увы, из-за каменной эрекции страдать приходилось мне. Мой голод и потребность в Коре не знали границ.

Тем не менее, зверь все равно был близок к освобождению.

— Выходи за меня замуж, — приказал я. Мой голос вырывался изо рта рокочущим рычанием.

— Освободи меня, — потребовала Кора, не отводя взгляда.

«Еще нет», — хотел сказать я, но зверь меня опередил.

— НИКОГДА! — взревел он.

Сдвинувшись назад на стуле, Кора округлила глаза. Испугалась.

Сражаясь за самообладание, я сжал край дубового стола и впился в него когтями.

«Она боится», — увидев страх Коры, зверь начал прорываться наружу, стремясь защитить ее.

Он не понимал, что защищать ее нужно было от него. Призвав на помощь всю свою силу воли, я сдержал непреодолимый порыв выпустить его и позволить сделать свое дело. Я вцепился в стол и безмолвно боролся со зверем.

Тишину разорвал оглушительный треск.

Ахнув, Кора посмотрела на расколовшийся стол и вскинула руку ко рту, приглушая вскрик.

Неверие и удивление. Не страх.

Зверь отступил.

Она посмотрела на меня поверх ладони.

— Хорошо, — робко прошептала Кора, — теперь ясно, что случилось со всей мебелью.

Возможно, если бы из мебели хоть что-то осталось, я бы нагнул Кору и вонзил член в жаркий шелк. Я бы заставил ее выкрикивать мое имя и ослабил мучительное желание, наполнив чрево горячим семенем.

Мы со зверем не во всем отличались.

И на этот раз я первым встал и ушел.

Зверь чувствовал каждое движение Коры, и я всегда знал, чем она занималась, даже находясь в другом крыле поместья или на улице.

Утром пошел дождь, поэтому вместо работы в саду Кора удалилась в библиотеку и несколько часов читала. Затем она вышла, и я услышал шорох в юго-восточном крыле возле кухни. Постояв у подножья лестницы, Кора начала подниматься. Каждый ее шаг сопровождался звоном цепи.

Она почти добралась до верха башни, когда я наконец-то осознал, что сейчас увижу ее. Кора не колебалась и не медлила. Зверь так радовался ее визиту, что легко согласился одеться и поспешно натянуть джинсы.

Тяжелая деревянная дверь всегда была открыта, и едва Кора поднялась по верхним ступеням, как я сразу же увидел ее. До чего же она была красива со светлыми волосами, заплетенными в свободную косу, с полными розовыми губами и стройными босыми ногами. Та же юбка, что была на Коре в день ее прибытия, скрывала натренированные бедра и на каждом шаге обвивала колени. Блузка без рукавов облегала бока и пышные груди.

Сам я не потрудился даже надеть рубашку или до конца застегнуть ширинку. Я быстро расчесал волосы пальцами и, встретив Кору улыбкой, постарался показать ей, как рад нежданной встрече.

Но взгляд лазурных глаз так и не поднялся к моему лицу. Немного покраснев, Кора посмотрела на мой живот и, быстро отвернувшись, взмахом руки указала на лестницу.

— Я и забыла, сколько здесь ступенек! Помнишь, как мы раньше бегали сюда наперегонки?

— Да, — я помнил все, связанное с ней.

С отстраненным видом и нежной улыбкой Кора потерялась в воспоминаниях, но тогда прищурилась.

— Ты поддавался?

— Иногда, — порой от наших столкновений на узкой лестнице мое юное тело пробуждалось, и бег превращался в агонию.

Как оказалось, в подростковом возрасте я не ведал истинных мук. Зато теперь познал их в полной мере.

— Пока я не споткнулась и не подвернула ногу.

— Я отнес тебя на застекленную террасу, — я был героем Коры…и ненавидел себя за то, что позволил ей упасть.

— После того случая ты отказался со мной бегать, — с прищуром сказала она и, замерев на пороге, изумленно осмотрела комнату.

Несколько минут, показавшихся мне вечностью, Кора молча озиралась, прежде чем рассеянно прошла дальше и медленно повернулась вокруг своей оси, разглядывая холсты на стенах.

— Гидеон, — трепетно выдохнула Кора. — Они твои?

— Мои.

— Ты рисуешь гораздо лучше, чем раньше, — она в неверии покачала головой.

— У меня было много времени, чтобы попрактиковаться.

Она остановилась перед пейзажем — сторожка, какой ее мы помнили с детства. До того как ворота закрыли и повесили на них цепь.

— Значит, ты все время проводишь в башне?

— Да, — здесь мы со зверем успокаивались. Ему больше нравилось окружать себя напоминаниями о любимой, чем искать ее и не находить.

Но сегодня ему было мало. Кора вернулась. Наша потребность в ней разбушевалась из-за ее аромата, шороха шагов и вкуса кожи. Только бы лизнуть ее и снова попробовать.

Кора улыбнулась при виде своего портрета, на котором она, свирепая и решительная, держала в руках крикетную биту. За одной ее щекой была украденная у миссис Коллинз булочка. Невинно распахнув глаза, Кора на портрете поджала губы в попытке не рассмеяться, и на ее рубашке остались крошки.

— День, когда нам прочитали Великую лекцию? — спросила Кора тем же тоном, которым нам прочитали упомянутую лекцию, словно в украденных булочках крылись государственные тайны.

— Точно.

— Ох, — тихо вздохнула Кора, остановившись перед другой картиной. — Твои мама и папа.

Такие, какими я их помнил лучше всего — шедшие рука об руку по южному саду в лучах солнца.

Кора посмотрела мне в лицо, затем ниже, еще ниже и, быстро отойдя, замерла напротив огромной картины на восточной стене. Словно зачарованная, она шагнула ближе.

— Что это? — прошептала Кора.

— Моя мечта, — ответил я. В отличие от прочих, этот рисунок не был навеян воспоминаниями. Я нарисовал Кору, лежавшую на кровати в потоке света, расслабленную, гибкую и ждущую меня.

— Твоя спальня? Еще не разрушенная.

— Да.

— Почему кровать уцелела? — Кора обернулась, в замешательстве наморщив лоб. — Вся остальная мебель сломана.

Потому что до кровати она никогда не дотрагивалась. Ко всему остальному Кора хоть раз да прикасалась — стол, стулья, даже платяной шкаф, когда после наших диких игр ей нужна была чистая рубашка.

Кора не ждала ответа и снова принялась разглядывать рисунок.

— Ты смотрел, как я спала?

Смотрел. Но…

— Эту картину я нарисовал до твоего приезда.

— Так вот почему на ней я не прикована цепью? — горько улыбнулась она.

— Женщина на картине уже отдалась мне с любовью в сердце, — из моей груди вырвалось рычание. — Поэтому ее я освободил.