— Куда ушел?

— Никто не знает куда. В понедельник утром, без пятнадцати десять вышел из театра и пропал.

— Может, позвонить в бюро находок, в больницу?

— Не надо, с ним это не впервые. Позвоните через пятнадцать суток.

— Здравствуйте, Никифор Никифорович!

— Здравствуйте, здравствуйте, наш способный друг!

— Скажите, художник Забалуев появился?

— Говорят, что появился.

— Теперь, значит, худсовет соберется?

— Занят наш справедливый критик Инквизиторов.

— Чем занят?

— Чем занят? Минуточку, сейчас я его спрошу… Говорит, что не знает. Ну, в общем, ждите, когда освободится.

— Никифор Никифорович! Это опять я… Критик Инквизиторов освободился?

— Освободился, но нет, к сожалению, Коли.

— Какого еще Коли?

— Моего племянника.

— А-а-а, того самого… школьника? Но при чем тут он?

— Он уже не школьник. Два года как окончил театральное училище. Теперь член худсовета… Ну, в общем позвоните попозже.

— Никифор Никифорович? Еле дозвонился до вас. Скажите, худсовет, наконец, состоялся?

— Да, состоялся. Представьте себе, мнение худсовета было единодушным: пьеса не современна. Отстали вы, голубчик, от жизни… Лет, пожалуй, на десять. Так что отклонили мы вашу пьесу. Будьте здоровы!

В этой галактике было холодно. Когда Петров вышел в открытый космос, он увидел зеленых с большими головами гуманоидов, один из которых, сидя на трубе, работал с каким-то аппаратом. Четверо других, что-то оживленно обсуждая, показывали указательными пальцами в разные стороны.

— Что случилось? — спросил Петров.

— Авария на теплосети. Опять разморозили две планеты, — сказал который с аппаратом и с чувством произнес крепкое словцо.

— Значит, вы электросварщик? — сориентировался Петров. — А остальные кто?

— Известно, начальство…

— Кто же виноват? — не отставал космонавт.

— Начальник косможилуправления Чернодыров. Не подготовился к холодному тысячелетию. Как выяснилось, старые трубы, идущие от Крабовидной туманности, давно не меняли, и они проржавели. А новые ушли налево, пошли на змеевики. Гуманоиды созвездия «Гуси-Лебеди» теперь самогон гонят. В общем, из-за аварии совсем отключили отопление. Теперь все сидят дома в шапках и валенках, паяльными лампами греются и строчат жалобу начальнику галактики. Да что толку, если даже доставят трубы со скоростью света от туманности «Хвосты», пройдет тысячу лет.

— Однако масштабы! — удивился Петров. — Ну, а что с Чернодыровым, наказали?

— Наказали, — усмехнулся гуманоид. — Перевели с повышением, сейчас начальником соседней галактики работает.

«Все как у людей», — подумал Петров и, почесав с затылка шлем скафандра, поплыл обратно.

В нашей технической библиотеке план по количеству читателей растет, а читателей становится все меньше.

В общем, недавно зашел к нам последний читатель. Заросший весь, как будто неделю стоял в очереди по сдаче макулатуры. Встретили его как восточного принца. Под ручки провели в пустой читальный зал. Директор даже принесла кофе. Кто-то врубил эстрадную музыку, чтобы посетитель не скучал. А зав. читальным залом с ножницами в руках (она карточки для книг вырезает) от избытка чувств пошла в пляс вокруг читателя.

Взглянул он на ножницы и говорит:

— Ну что ж, начинайте.

— Чего начинать? — не понимаем.

— Как чего, стричь. Под молодежную.

— Так у нас не парикмахерская, — объясняем, — а библиотека. Парикмахерская — напротив.

Посетитель стал собираться, а мы стали думать, как его задержать. Кто-то предложил:

— Может быть, верно, пострижем, а вместо платы пусть прочитает книгу по смазке шатунов.

— Нужно позвонить в милицию, чтобы задержали, — посоветовала дружинница Клюквина. — Иногда помогают нам. Вон у читателя Барсукова уже пять приводов в библиотеку.

Посетитель услышал и говорит:

— Нет смысла, я неграмотный.

Не поняли мы, шутит он или правду говорит, ведь в наше время все может быть, если уж чудовища в озерах завелись.

Собрала нас директор.

— Премию хотите получать?

— Хотим, — отвечаем хором.

— План выполнять надо?

— Надо.

— Тогда если читатель не идет к нам, то мы, работники библиотеки, должны пойти к читателю. Прямо на работу, так сказать, в его логово.

Сторож Павел как услышал «логово», так ружье со стены стал срывать.

— Правильно, — кричит, — надо его обложить, матерого!

Пошли все в отделение железной дороги. Первым нам попался мужчина с изнуренным лицом. Чтобы не отпугнуть, решили его подготовить. Начали издалека.

— Знаете, — говорим, — бывает, на работе иногда даже техническую литературу читают. И ничего, живут…

— Бывает, — говорит он, — но я не читаю.

— Да, но если вы не будете читать, другой не будет читать, зачем тогда мы, работники библиотеки? В общем, говорите, что вам надо.

— Мне ничего не надо, — твердит.

— Если вам не надо, — говорим, — то нам надо.

— Ну, если вам надо, вы и читайте!

Зав. абонементом аж взвилась:

— Вы тут спорите, а между тем из-за вашей технической неграмотности аварии бывают на дороге.

Допекли его все-таки. Взял книгу по устройству семафоров.

— Ладно, — говорит, — ваша взяла, буду читать запоем.

Так мы организовали других читателей и план выполнили. Все были довольны, кроме сторожа Павла. Ему-то было все равно, так как премий он не получал.

Что ни говорите, а самый тяжелый труд — это безделье. Мучаются люди…

Вот таким мучеником был Митя Бухтеев. Он слонялся по учреждению, как тень, приглашая сыграть в бильярд. Иногда просил взаймы девять двадцать на подарок жене… Все его жалели. Числился он старшим инженером по проверке колдоговора. Должность эту ввели на случай сокращения штатов.

Раз в год Митя монотонно читал все сто двадцать пунктов коллективного договора, который переписывался из года в год без изменений.

Однажды в клубе во время очередной читки он стал клониться к столу и упал лицом в бумагу. Начали поднимать Митю, а он не дышит. Позвали врача. Осмотрел он Митю, прослушал сердце и сказал:

— Не тревожьте, уснул человек летаргическим сном от тоски. Вполне нормальное явление.

Успокоились все, даже электрик Чудов, у которого Митя накануне занял пятерку.

Дома отсутствие Мити вначале даже не заметили. Лишь на третий день жена сказала:

— Кажется, еще кто-то сидел у телевизора. Вон и диван продавленным остался…

Спал Бухтеев не один год, а руководство ломало голову — начислять или нет ему зарплату за это время. Наконец было принято решение: «В связи с тем, что отсутствие Мити не сказалось на работе учреждения, зарплату ему платить». Чтобы обойти формальности, провели Митю затейником при клубе, где он лежал. Правда, «два притопа, три прихлопа» объявлял не он, а чей-то записанный на магнитофон голос, а на вопрос: «Почему массовик лежит?» — отвечали:

— Устал, работает на двух ставках по совместительству.

На четвертом году Бухтеев беспокойно зашевелился, пробормотал что-то и снова затих. Дежуривший при нем начальник отдела кадров подложил под голову Мити еще одну подушку, поставил в табеле выхода на работу очередную восьмерку и доложил директору:

— Похоже, Митя просит прибавку к зарплате. В связи с увеличением стажа работы.

— Да, конечно, — пообещал директор, — насколько я помню, человек ни разу не увольнялся, не то что летуны. Напишите на Бухтеева характеристику, рассмотрим.

К вечеру ему на стол положили бумагу, в которой говорилось, что Митя Бухтеев работает в учреждении пять лет, с порученной работой справляется, морально устойчив, скромен, является примерным семьянином, и на следующий день был подписан приказ о повышении Бухтееву оклада на десять рублей.