Райка свирепеет:

— Ты не каркай! Не накликай! Серег моих не касайся! Серьги ему помешали! Я их сниму: ищи ОБХСС! Ты лучше скажи, куда дачу свою да «Волгу» денешь, время подойдет.

— Дачу, конечно, спрятать труднее, чем серьги… — волнуется Кичкин. — Вот, говорят, в Японии дачи сплошь разборные: разложил — опять сложил. Наши еще не дошли… А время, оно уже пришло. Указ этот шьют о воровстве, о якобы нетрудовых доходах. Разве ж они нетрудовые! Для пользы людей трудимся. А наш риск должен оплачиваться почище, чем в горячих и вредных цехах… Диалектика, будь она неладна. Как она, уголовная-то песня, гласит: «Эх, зачем нас мама родила…»

Оба погружаются в мрачную задумчивость.

…Тут некоторые толковали, что культмассовая работа в домах отдыха потому отстает, что среди воспитателей, иными словами массовиков, много случайных людей, которых берут без разбору… Я, например, человек не случайный: во многих местах, где разный народ встречается, но такого не видал, как эти граждане отдыхающие, которые вместо организованного отдыха залезут в кусты, филонят там или бродят по всей зоне! К нам приезжает разное старичье, крайне разболтанное, перевоспитанию поддается туго: им все отдыхать, играть в шахматы и прочие азартные игры, а в мероприятиях пускай Пушкин участвует! Например, никто не пожелал разучивать новый современный танец «Телочка», разработанный в НИИ лично Еленой Петровной Марцинниковой с учетом животноводческого профиля нашего дома отдыха! Также не захотели участвовать в аттракционе «Бег в мешках», хотя были приобретены смешные призы с юмором для пожилого возраста: соски, дудки, куклы, валидол, пурген!.. Аттракцион «Влезание за сапогами по намыленному столбу» был сорван, несмотря на производственные затраты по врытию столба, приобретению кирзовых сапог, мыла и прочего! Вызвался влезть один хмырь, но оказался посторонний — с воли, вдобавок сильно поддатый и, конечно, сорвался, свихнув себе шею, а теперь подает на нас в суд за увечье!.. При доставке бригады отдыхающих к месту массового заплыва половина разбежалась из-за слабого наблюдения, а остальные сачковали на берегу, отговариваясь прохладной погодой и неумением плавать… Но из создавшегося положения выход есть: по хорошему с ними все равно не столкуешься, поэтому следует внести в распорядок — поголовное и принудительное участие всех в культмероприятиях согласно методразработкам НИИ и лично Елены Петровны Марцинниковой. А к наиболее злостным филонам и отказчикам применять строгий режим вплоть до урезания нормы питания. Хотя некоторые, кто близко живут, и так свою пайку не съедают: мол, готовят плохо, а сами получают передачки из дому. Такой нарубается домашних пельменей, а потом сидит себе в столовке как король на именинах! И еще нужно запретить свободный выход за территорию, потому что уже были случаи побегов до отбытия полного срока отдыха!

Тюлькин проснулся от того, что кто-то шептал ему в ухо:

— Браток… слышь, что ль… а, браток…

«Жигули» угнали!» — испугался Тюлькин (купленные вчера в комиссионном «Жигули» стояли под окном).

У изголовья маячила какая-то туманная фигура и шептала:

— Не боись… Ханыгин я…

— Какой Ханыгин?

— Ну, это самое… Как тебе растолковать… В общем, — привидение… Призрак, одним словом.

— Какой еще призрак?

— Ну, в общем, призрак Ханыгина, завмага на базаре… Неужто не знаешь? Меня все знают!

— Откуда ты взялся?

— Из «Жигулей». В «Жигулях» нахожусь… Ведь покуда я концы не отдал, это мои были «Жигули»…

— Что врешь! — усомнился начитанный Тюлькин, припомнив истории о привидениях. — Разве в автомобилях могут водиться привидения? Они водятся в за́мках… где произошла какая-нибудь трагедия.

— Так то — в старину, в эпоху феодализма, — пояснил Ханыгин. — А трагедия была! Какая еще трагедия, браток! Я ведь в этих «Жигулях» и помер: трагически! Через нашу продавщицу Зойку. Молодая, только из школы… Поступил вельвет, а она, ни с кем не посоветовавшись, бух его на прилавок, в открытую! Это дефицит-то! Это ж надо быть такой дурой! Ну, покупатель сразу набежал, расхватали в две минуты!.. У нас разве покупатель? Зверь! Так и бродит, как шакал, высматривает, где бы дали дефицит по госцене! Мне как про это дело рассказали, сразу кровь у меня из носу брызнула, и — концы! Погиб, понимаешь, во цвете лет через дуру! Век еще такой нервный: энтээры пошли да обэхаэсы всякие!

— Что ж ты: помер, а бродишь? — подозрительно спросил Тюлькин. — Значит, теперь ты будешь все время в моих «Жигулях» торчать?

— Нет, — успокоил его Ханыгин. — Временно я отпущен… У нас, ежели кто начинает сильно убиваться — по жинке или еще по чем, то администрация, бывает, идет навстречу: отпускает на часок в виде привидения… У меня там блат завелся… Ну, жинка, хрен с ней, проживет, а об «Жигулях» прямо-таки душа разрывается, как попали в твои руки… Нельзя так!

— А что?

— Как что? Ведь это вещь! Каких денег стоит! Прямо скажем — престижная вещь! А ты как с ней обращаешься? Настоящий хозяин разве так обращается с вещами? Оставил на улице и спит, горя мало!

— А что я должен делать?

— Стеречь! — убежденно сказал Ханыгин. — Круглосуточно бдительность проявлять! Оно хоть и толкуют, что рождаемость слабая, а подросток этот так и шастает по всем местам цельными косматыми шайками!

— У меня блокатор поставлен!

— Блокатор для них — пара пустяков! Грамотные, сволочи: аксельраты пошли да абитуриенты всякие. Разобьют вещь и бросят, ищи потом! Поэтому ты, друг ситный, покуда гаража нет, установи круглосуточное дежурство. Расписание составь: по каким дням тебе дежурить, по каким — жене, тещу из райцентра выпиши. У старых людей сон плохой, самые подходящие они для этого дела.

— Тещу ни к чему! — сказал Тюлькин, быстро подсаживаясь к окну. — Я лучше сам посмотрю!

— Валяй! — согласился Ханыгин и пропал. Однако через минуту он возник снова:

— Чуть не забыл! У тебя огнестрельное оружие есть? Приобрети! А с голыми руками они тебя не побоятся: самбисты теперь пошли да дзюисты… Ружье — милое дело, только жеканом или там картечью стрелять избегай, отвечать придется… Ну, бывай!

Утром Тюлькин побежал покупать ружье. Оказалось, что предварительно нужно вступить в Союз охотников, уплатив членские взносы и сдав охотминимум.

На оформление в Союз ушло недели две.

В это время Ханыгин появлялся еще два раза, по его совету Тюлькин сменил обивку на более модную и перекрасил «Жигули» в утонченный цвет «золотое руно», хотя поначалу Ханыгин настаивал на черном:

— Пойми! Солидный цвет, престижный! Молодые гаисты с начальством будут путать!.. Ладно, крась «руном»… Одна дамочка про эту «руну» так говорила: сочный цвет, само название приносит счастье. Так-то вот! А уж она, хоть из себя невзрачная, но здорово петрит насчет высшей культуры: на стене у нее модная чеканка, на столе — японские икебанэ, обоих Камю заимела — и коньяк, и книжку! Растворимый кофе пьет и круизы совершает.

Подошел отпуск, и для Тюлькина настало время выполнить свою давнюю мечту — раскатиться на собственных «Жигулях» в гости к теще, упрямо считавшей своего зятя человеком неполноценным.

В бессонных ночах, проводимых с заряженным ружьем у окошка, Тюлькин рисовал себе пленительные картины будущей поездки: рассветы на берегах незнакомых рек с шорохом листвы и пением птиц, довольное лицо тещи, восседавшей на заднем сиденье.

Но однажды под утро явился Ханыгин и зашептал:

— Слышь, друг. Ты, кажись, в поездку собрался? А как поедешь, продумал?

— Чего тут продумывать? Сяду в машину, включу зажигание и…

— Сяду! Сразу видно — не хозяин ты! Не к рукам тебе хорошая вещь! Не кобыла, чтоб сел да поехал! Машина — вещь тонкая, ломкая. Ведь туда, где теща живет, асфальта нету?