Предупреждал, но разве Рэми мог даже подумать, что они…

— Пощади… пощади его… — умолял Рэми… — Ради богов, пощади… я… я встану вместо него… меня бейте, не его… пожалуйста, Кадм! Как ты можешь на это смотреть, как, ведь ты!

— Нет! — отрезал Кадм. — Ты научишься не строить из себя жертву. Ты научишь отвечать за свои поступки. Ты научишься быть сильным.

— Но он принц, я… я всего лишь…

— Наследник Виссавии. Носитель Аши. Мой брат. И попробуй еще раз об этом забудь!

И опустил волосы Рэми.

В тот же миг зеленые плети перестали держать, и Миранис упал на паркет. Рэми обессилил от неверия. Это не может быть правдой, просто не может быть…

***

Оказалось, что это нелегко смотреть, как Миранис вздрагивал под щелчками кнута. Но и Кадм вмешиваться не спешил: Вирес хорошо рассчитывал удары. Несомненно болезненные, они эффектно рассекали кожу, но даже провинившихся дозорных сильней порют. И ничего, живут. А что наследному принцу никто еще кожу не ровнял… так и видно, до чего это довело.

Миранис не совсем понимает, что делает. Как ребенок он рушит и ломает все вокруг, только, увы, он уже не ребенок. И в двадцать пять пора бы уже повзрослеть и поумнеть, чтобы не оказаться глупее мальчишки, до недавнего времени жившего в глухих лесах под ласковым крылышком дозорных.

И чего Рэми там не сиделось? Из-за прекрасных глаз Аланны? Как будто других баб, помимо незаконнорожденной сестры Мираниса, не нашлось… впрочем, если бы Рэми тогда не встретил Мираниса, не было бы сейчас ни принца, ни его телохранителей. Ни договора с кланом Виссавии, которого виссавийские послы, судя по их недовольным рожам, не совсем понимали, но против собственной богини не попрешь.

А богиня, несомненно, фаворизировала племянника своего вождя. И, если другие о Рэми не знали, то она не только знала, но и оберегала.

«Ви, Ви!» — шептал Рэми в беспамятстве. Ви… мелким он вот так, фривольно, называл великую богиню. Когда вырос, вспоминал о ней редко, и с гневом. Богиня не дала своему любимцу добить их общего врага, Алкадия. Интересно, почему?

Рэми, вне обыкновения, не собирался этого понимать. Стал телохранителем Мираниса, почти назло своей богине, растворил в себе силу Аши, склонил голову перед принцем… а принц дурак набитый, что с него возьмешь?

Если бы он попробовал поднять руку на другого телохранителя, получил бы сразу. От всех троих. Но Рэми… Рэми ведь другой. Блажной… Идиот!

Миранис рычал от злости и от боли, но Кадм отлично знал, что ничего ему не будет. Гораздо больше беспокоил темноглазый целитель, для которого чужая боль была страшнее своей. Тем более боль наследника, с котором его связывали узы богов. Рэми застыл на коленях, на лице его выступил бисером пот, глаза лихорадочно блестели, но за красиво поставленными щитами было не угадать, о чем он на самом деле думает. А щиты ломать Кадм сейчас не решался.

Миранис упал, наконец, на паркет, представление закончилось. Для Мираниса. Не для Рэми. Кадм обошел целителя судеб, посмотрел на его бледное, покрытое испариной лицо и сказал:

— Да, великий целитель судеб! Всех поймешь, всех простишь! У приготовил подарок специально для тебя.

И отвесил Рэми оплеуху. Не сильную, скорее унизительную. В глазах целителя судеб появилось неверие, подбородок его вздернулся, и Кадм усмехнулся: наконец-то в мальчишке запела гордость.

— Ты… ты… — выдохнул Рэми.

— Это за то, что ты даже на миг осмелился поверить, что я это одобрю. За то, что не пришел ко мне. За то что, ради богов, довел вот до этого!

И Кадм показал на лежавшего на полу Мираниса.

А Рэми будто проснулся. Поднялся медленно, посмотрел сначала на Кадма, потом на Мираниса, и попросил:

— Позволь мне его исцелить.

— Нет. Принц проходит с этими ранами до утра, чтобы узнать цену боли. Его слегка подлечат, абы не упал в обморок, перевяжут, но не больше. Чтобы в следующий раз он как следует подумал, прежде чем вытворять то, что вытворил с тобой.

Судя по взгляду, Рэми не понимает, не осмеливается понять, но поймет, Кадм в него верил. Только сейчас целитель смотрит то ли ошеломленно, то ли с гневом, и для кого-то это было бы опасно, ведь в руках Рэми нити чужих судеб. Но… как бы он зол не был, а братьям не навредит. Скорее себя изведет.

— Но… но… — Рэми осекся. — Ты не понимаешь… он не виноват… он… что он…

— Тебя ненавидит, дружок, — усмехнулся Кадм, и Рэми вздрогнул. — Боги, какой же ты… дурак, Рэми. Вместо того, чтобы поговорить, как всегда это делаешь, ты закрылся от своего принца. И все опять понял неправильно.

Он всегда понимает все неправильно, когда это касается его самого. Будто не верит, что его можно любить. Не хочет этой любви, считая себя недостойным. И эти глупости придется из него выбивать, ведь недоверие Рэми может стоит им дорого.

Ах, Мир, Мир, вот зачем было все это?

Солнце на миг зашло за тучу, и в зале стало как-то тускло. Где-то за спиной Тисмен перевязывал шипящего Мираниса. Шуршал по стенам, опускаясь, щит Виреса. Все закончилось, пожалуй, им больше нечего тут делать. Кадм подошел к Рэми, хотел положить ему руку на плечо, увести из этой залы, как мальчишка вдруг зло вырвался:

— Не тронь меня! — выкрикнул он.

Стало вдруг тихо. Совсем тихо. И Кадм понял, что все замерли, глядя на целителя судеб, все, даже измученный поркой принц. А смотреть было на что: мальчишка выпрямился вдруг, выразительный взгляд его засверкал гневом, а ладони сжались в кулаки. Да он злится… Точно злится! Вот же заноза в заднице, а?

И вновь вокруг все потемнело, а по паркету поползли тени птиц. Они метались за окнами, вокруг купола, и орали так, что уши резало. Но стоило Рэми только начать говорить, как все вокруг стихло… будто ждало, ловило его слова:

— Вы… вы с ума посходили! — выдавил Рэми. — И с вашей гордыней, и с вашими уроками! Арханы, гордые, воспитанные, а как последние рожане! Надоели!

И вновь все утонуло в криках птиц, а Рэми развернулся и пошел к дверям.

«Ты же его так просто не отпустишь?» — достучался до Кадма Миранис.

«А ты так о нем беспокоишься, мой принц?» — съязвил Кадм, и вздрогнул, когда следующие слова наследника обожгли гневом: «Иди за ним, идиот! Вы его разозлили, так теперь и расплачивайтесь!»

Вы разозлили? Миранис, как не странно, все понял правильно, а вот Рэми, судя по всему, ничего понимать и не собирался. И Кадм зло усмехнулся, направляясь в дверям. Он очень хорошо знал, как расплатиться с веселым мальчишкой, как заставить заткнуться и гнев Рэми, и птиц, бурящих мозг криками.

Он толкнул створки дверей, посылая зов, и даже не заметил поклонившихся ему дозорных. Сейчас он видел только Рэми, почти бежавшего к дверям, выходящим из коридора. А ведь почти дошел, но Кадм знал кого звать. И у самых дверей перед целителем судеб появился, поклонился ему плечистый, высокий мужчина.

— Кажется, вы ищите сильного противника, мой архан. Могу ли я вам помочь?

Илераз молодец, все понял правильно. Один из лучших боевых магов, высший, которому дозорные даже в подметки не годятся. Отличный противник для разъяренного целителя судеб. И остановившийся Рэми, кажется, тоже это понял.

— Щит! — приказал Кадм дозорным: если в драке будут жертвы, Рэми никогда себе не простит. И в тот же миг мальчишка атаковал! Сильно, бездумно, со всей злостью! Задребезжали, осыпались осколками окна, растянулись в улыбке тонкие губы Илераза, и Кадм сказал другу: «Шкуру спущу, если его ранишь».

«Я его?» — удивился Илераз, выпрыгивая в окно. Птицы сразу заткнулись и спрятались: Рэми, охваченный огнем магии, им не нравился. Выбежали на балконы, прильнули к окнам придворные и слуги, укрыли их щитами бдительные дозорные, и по саду разлился пряный аромат магии.

Такой битвы дворец давно не видел. Все вокруг искрилось и сияло. Рэми нападал горячо, безумно, Илераз легко уходил от ударов, сад укутался синим туманом, в котором вспыхивали яркие сапфировые вспышки. И, поняв, что ничего мальчишке не станет, не под присмотром Илераза, Кадм вернулся в свои покои.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: