Подошел к карте Красногорского района, висевшей над витринами, посмотрел на нее испытующе и сказал:

— Вот проведем сюда железную дорогу, откроем все девяносто — или сколько их там? — элементов менделеевской таблицы, начнем их разработку, построим еще не один город в тайге — и можно мне будет умирать спокойно. Памятник мне, конечно, не поставят, но думается люди вспоминать будут добром, как тебе кажется, Сергей?

— Будут, будут!

— Ну, пусть вспоминают, что жил-де вот такой человек Игнатий Саламатов, — больших дел не сделал, но, однако, строил города, проводил дороги, открывал новые заводы, маленькие-маленькие! — грустно улыбаясь, пояснил он, показывая при этом рукой, до чего же они маленькие. — Одним словом, трудился, помогал государству побеждать врага и обогащаться.

Сергей вспомнил, что всю дорогу видел удивительные грузы, которые везли на машинах и лошадях по красногорской трассе к железной дороге. Везли свинцовую руду — в районе открыт рудник. В стандартной таре везли гранаты — их делали при комбинате, в механических мастерских. Горами навалены были на других подводах лыжи — новый цех открыли деревообделочники. Так поясняли Сергею его случайные попутчики, — и фамилия Саламатова не сходила у них с уст, потому что все, чего бы ни коснулась речь в этом слабо населенном районе, связывалось немедленно с райкомом партии и с именем Саламатова.

— Да, мы еще успеем сделать много дел! — проговорил Нестеров.

— Вот и хорошо, — весело сказал Саламатов. — Скажи, пожалуйста, как ты будешь делать то дело, что тебе поручили? Какой выберешь маршрут? Ведь многие ходили, а все попусту.

Нестеров рассматривал витрину экспедиции сорок первого года. Он указал Саламатову на три маленьких кристаллика алмазов, что лежали среди кварцев. Это были добросовестно подобранные копии из стекла, настоящие алмазы давно уже трудились где-то на производстве, обрабатывая сверхтвердые военные сплавы.

— А эти алмазы помнишь? — спросил Нестеров. — Я нашел их на нижнем течении Нима. Значит, надо искать ультраосновные породы. Они где-то здесь.

Он взял указку и отчеркнул резким жестом весь северный участок течения реки.

— Ты уже один раз там обжегся, — надо ли повторять?

— Надо, — сухо сказал Нестеров. — Надо, и не один раз, а десять, двадцать, сто, пока не обнаружим камни. Надо искать и найти древнюю реку, которая текла когда-то вместо этой реки, — алмазы в ее наносах.

— Ну что ж, ни пуха тебе, ни пера! — ответил Саламатов старым присловьем охотников и добытчиков.

Близко к полуночи вышел Нестеров от секретаря. Тот остался передавать очередную сводку в область. В ней было и количество бумаги, выпущенной на комбинате за день, и сумма подписки на денежно-вещевую лотерею, и рапорт об окончании вспашки под зябь, и еще многое другое, чего Нестеров уже не стал слушать. Он торопился домой, к Варе.

Охваченный волнением, вошел он в дом. Еще в письмах они условились, что день его возвращения будет днем их свадьбы, началом радостной жизни вдвоем.

Он распахнул дверь в комнату и остановился на пороге.

Варя сидела у стола в обычной своей позе, опустив подбородок на сжатый кулачок, и глядела на дверь, ожидая его. Сергей подошел к ней.

Все спало. Только поскрипывали полы жарко натопленного дома. За стенами не слышалось движения. Сергей наклонился к Варе, прижался горячим лбом к ее прохладной узкой руке.

— Ах, Варенька, как я ждал этого часа!

— Я тоже, — тихо ответила она.

— Больше мы никогда не будем расставаться надолго!

— Да…

Он удивился тому, что не было в ней ни радости, ни нежности. Она говорила робко и как-то принужденно, лишь отвечая ему. Ничего еще не понимая, он огляделся и вдруг увидел, что комната ее пуста. Стояли только кровать, застланная его солдатским одеялом, чемодан у стены, раскрытый и словно зевающий от долгой дорожной тоски, да столик у окна, на котором виднелась коробка с табаком и лежали нарезанная для самокруток бумага и спички. На спинке кровати висело полотенце. И все.

Исчезли все Варины вещи. Варя перешла жить куда-то в другое место, и то, что он застал ее здесь, — по-видимому, только ненужная попытка объясниться…

Варя уловила удивленный взгляд Сергея, посмотрела на него снизу вверх и робко сказала, еще не найдя того тона, которого можно держаться, не оскорбляя его:

— Я думала, тебе здесь будет удобнее. Я пока перешла к девушкам…

Он уже справился с волнением и ждал объяснений. Каприз ли ото, естественная ли боязнь первого сближения, которое всеми хитростями отдаляет девушка, или тут что-то другое?

— Да, мне будет удобно, — спокойно согласился он.

— Ты не обижаешься? — все так же робко спросила она.

Это было чем-то новым в их отношениях. Должно быть, она стыдилась своего поступка.

— За что же? — удивился он.

— Мы так ждали, но…

— Да, мы ждали…

Ему стало жаль ее. Не лучше ли прекратить этот разговор? Пусть Варя уйдет в полной уверенности, что она права. Пусть не думает больше о нем. Но она поднялась на ноги и почти с отчаянием крикнула:

— Нет! Так мы никогда не поймем друг друга! Понимаешь ли ты, что я ждала тебя как избавителя?

Теперь и в нем закипел гнев, он не хотел жалеть ее. Каждое ее слово оскорбляло, каждый жест поражал самое дорогое — его чувство.

— Не понимаю, о чем ты говоришь! — сдерживаясь, ответил он.

— Ну зачем ты приехал сюда? Ты мог вызвать меня в Москву. Ты заслужил право на отдых. Неужели тебе не надоело вечно блуждать по медвежьим углам? Я думала, война излечила тебя от романтики. Я думала, что у нас будет свой дом, уют, счастье, покой, все это ты заслужил, а я — ну что же, смейся! — я думала, что заслуживаю этого хотя бы своей любовью! Или нет?

— Ты думаешь, что я уже заслужил?

Он взял ее руки. Пальцы были холодные и бессильные. Да, не такой встречи он ждал… Но мог ли он оставить ее в состоянии этого беспокойного волнения?

— Подумай сама, Варя, — тихо сказал он. — Ведь война еще не кончилась… Я снял военную форму, но я солдат. И разве так уж страшно стать женой солдата? — С умоляющей улыбкой он притянул ее к себе.

— А Москва? А семья? Ведь жизнь уходит…

— Догоним, Варенька. Семья — это мы. А в Москву мы еще успеем поехать.

— Я не могу больше ждать!

Она высвободила руки, закрыла лицо и выбежала из комнаты.

Всю ночь он провел в томительном оцепенении и раздумье, но оно не могло дать ему больше того, что он уже понял.

Рано утром Сергея вызвал начальник экспедиции Палехов. Спускаясь по лестнице, Нестеров услышал сухой и нервный голос Суслова:

— Ну что же, счастлива?

— Оставь, — ответила Варя так глухо, что Нестеров невольно остановился.

— Когда же свадьба?

Послышались быстрые шаги Вари.

Нестеров переждал несколько секунд и, прижав руку к сердцу, стал снова спускаться с лестницы.

Суслов стоял в коридоре, медленно свертывая папиросу, и глядел вслед Варе. И то, какими глазами смотрел он, как рассыпал табак из дрожащей в пальцах бумажки, поразило Нестерова больше, чем его злой вопрос и молчание Вари.

Невысокого роста, ловкий и весь подобранный, в хорошем костюме, Суслов показался Сергею уверенным и красивым, и он невольно сравнил себя с ним — свою худую фигуру с опущенными плечами и непривычный, плохо сидящий на нем штатский костюм.

Суслов полуобернулся к нему и, бледнея, сказал:

— А, алмазник! С прибытием!

— Спасибо.

— Ну как, шкура цела? Так-так. Слышали о ваших подвигах. Теперь, наверно, запрезираете нас, штатских?

— Зачем же, сам таким стал! — с трудом сдерживаясь, ответил Нестеров и быстро прошел мимо.

Закрывая дверь, он не удержался и оглянулся. Суслов все стоял на том же месте, так и не закурив, серые глаза его были прищурены, и Нестерову на мгновение показался в них отблеск той же муки, что всю ночь сжигала и его. Маленькие руки Суслова с тонкими пальцами неукротимо двигались, вот они смяли папироску и отшвырнули ее. Суслов резко повернулся к двери, и еще раз их глаза встретились. Нестеров прикрыл дверь и медленно пошел по пустынной улице.