— Зарезанный мальчик и ты, его отец, обратитесь в прах или станьте кормом для голодного одинокого зверя, тогда обрету я покой…
Молодая сестра милосердия приносит котелок с горячим чаем; десантники с грохотом подставляют помятые кружки. Радист окунул голову в бак с водой, сестра милосердия проносит мимо него котелок, ее платье касается поясницы радиста, его мокрая спина содрогается от пара; сестра ставит котелок на плиту, встает в проеме двери, радист поднимает голову, отжимает волосы, стягивает свитер, вытирает волосы рукавами; сестра снимает полотенце с веревки, натянутой над плитой, подходит к радисту, кладет теплое полотенце на его голое плечо; радист оборачивается, сестра опускает лицо молодой львицы под белым чепцом; радист отжимает свитер, натягивает его на спину, сестра приближается, прижимается ртом к свитеру на плече: ее губы касаются кровавого пятна на зеленой шерсти, язык облизывает его, ее глаза закрыты; радист наклонил голову к лицу молодой сестры милосердия; та, оторвав губы от плеча, с окровавленным ртом бежит в вестибюль; радист преследует ее, прижимает к окну, кусает чепец; головка сестры прижата, вмята в стекло, как ночная бабочка; радист целует ее в глаза, в губы, его ногти царапают стекло; сестра, распятая на животе солдата, вырывается; у ее груди — мокрый свитер, у ее глаз — дыхание солдата, за ее затылком и плечами — холод стекла, покрытого каплями дождя; щенок радиста спрыгивает с колен спящего Крейзи Хорса, бежит в вестибюль, лижет ноги радиста, встает на задние лапы, хватает зубами за ткань штанов в том месте, где ее натянул стоящий член; удар колена опрокидывает его на пол; радист отстранился, высвободившаяся сестра убегает, закрывается в алькове кухни; радист, подталкивая перед собой щенка, идет в столовую; он дрожит; десантники спят за столом, уткнувшись лбами в клеенку; радист берет свою кружку, стоящую рядом с головой Крейзи Хорса, собирает свой паек, прижимает горячую кружку к груди, пересекает кухню, проходит через гончарную мастерскую, где в свете неоновых ламп работают сестры — грудь и руки испачканы глиной, входит в темную часовню, преклоняет колени, поднимается к алтарю, освещенному лишь неоновым светом из мастерской, оставляет паек и кружку на покрове, присаживается на край алтаря, чертит крест на сухаре, наклоняется, ложится на бок, натянув локтем ткань покрова; он ест сухарь, рыбу, глотает чай, теплый, как сукровица, и кровь зарезанного мальчика, которой он причастился с губ сестры милосердия, смешивается с чаем.
Поутру в лагере Крейзи Хорс и командир взвода, бродя по офицерской столовой с животами, наполненными чаем, пивом и вином, смахивают со столов батареи пустых бутылок; пленный, разбуженный и приведенный солдатами, собирает осколки с плиток пола. Другие пленные копошатся в свинарнике, среди хрюкающих свиней. Молодой офицер с окровавленной повязкой на голове перепрыгивает через лужи мощенного плитами двора; он освещает карманным фонариком лицо часового, пинающего через завесу свинарника истерзанных пленных и черных свиней. Солдат закрыл глаза, на его губах замерла улыбка, луч фонарика бьет по покрытым коростой ресницам; на вороте рубахи — засохшая блевотина:
— Развлекаешься?.. Послушай их голоса — они сами хотят управлять своей страной…
Он бьет по завесе каблуком, свиньи смолкают, их дерьмо брызжет на руки пленных.
В центре деревни, под стенами форта, пьяные солдаты, вышедшие из казармы в пижамах, с пистолетами, бьющими по бедрам, занимают один из домов: разбуженные дети плачут, потом засыпают вновь, уткнувшись носами в бамбуковую стену; женщины уже задрали подолы платьев и легли на циновки, раздвинув ляжки; солдаты ударами коленей выталкивают к постелям полицейского пса, тот кусает голые ноги женщин; солдаты находят среди коров, стоящих в хлеву, старуху, тащат ее за плечи на кучу навоза; их босые ноги вязнут в грязной соломе; они втаскивают пса на старуху, потерявшую сознание в их руках. Прожектор со сторожевой вышки на мгновение освещает хлев: горячая собачья сперма струится по втиснутым в пижамы ногам солдат, их руки отрываются от раскаленной шкуры пса.
Кмент ворует день и ночь; его легкие пальцы скользят по одетой, сложенной, повешенной одежде, по швам и карманам; часто его руки трясутся от смеха, его сердце бьется в полутьме, его рука крадется над телом спящего, рассеченным лучами, процеженными сквозь шторы: спящий, бормоча, переворачивается на бок. Кмент едва сдерживает смех. Татуировка на животе спящего оживает от дыхания. За стеной стучат вилки, ложки, ножи, на ягодах смородины блестит сахар. На столике в изголовье кровати, под мышкой Кмента, в стакане шипит таблетка. Кмент, склонившись над спящим юношей, обшаривает одежду, повешенную на стул; дыхание больного обволакивает его горло; завязка пижамы, разошедшаяся на пупке, пропиталась потом. Искусанный насекомыми лоб спящего переполнен снами; рука Кмента вытягивает деньги, зажигалку, ручку, перочинный нож; спящий снова переворачивается на бок, его голова под животом Кмента…
Обнаженная девушка подплывает к нему, спящему на волнах, он просыпается, девушка целует его, он прикладывает ухо к ее рту, словно к раковине; за пальмами раб толкает легкую тележку, нагруженную сластями, сахар и сливки из переполненных корзин налипли на голую спину раба; девушка вытягивает за челюсть на песок дельфина; юноша пятится, бежит к тележке, залезает на нее, его ноги проваливаются в корзины, он катается в меду: рой диких пчел срывается с пальмы, обволакивает раба, пронзает его, перегрызает ему горло, бросает его на колени, опрокидывает, отрывает голову, топчет; юноша спрыгивает с тележки, рой возвращается на пальму, разрывает ее, обломки пальмы покрывают тело раба. Девушка, стоя на коленях, разделывает дельфина. Юноша — волосы слиплись от меда, ноги измазаны дельфиньим жиром — лежит на песке, вглядываясь в слепящее солнце: девушка отрезает кусок от плавника, протягивает на кончике ножа спящему юноше, она будит его ударом ножа в щеку; шакал волочит тело раба на пляж, он слизывает с трупа сахар и сливки; девушка впихивает плавник в рот юноши; тот смотрит на распластанного дельфина и на шакала, держащего в зубах голову раба; он изрыгает плавник себе на колени, но пчелиный рой заполняет его рот и горло…
Кмент вздрагивает от внезапного рывка и крика спящего, он пятится к шкафу, открывает его, прячется, присев на корточки за спортивной одеждой: молодая женщина присаживается на кровать, на губах — следы взбитых сливок, она ласкает живот и грудь юноши, тот — волосы от пота прилипли ко лбу — притягивает ее голову к своему рту; слюна женщины стекает, блестя меж губ — ее и юноши; Кмент, уткнувшись носом в теннисную юбку, сдерживает дыхание. Молодая женщина, на пальце — обручальное кольцо, скатывается на юношу, она пьет дыхание больного, трется животом о голый живот юноши, тот, раскинув руки по обе стороны кровати, раздвинул под одеялом ноги со слипшимися от пота пальцами:
— Мать моя, люби меня нежно: рана моя открылась. Мать моя, принеси мне сладкого.
Но она кусает со стоном синие губы юноши, слюна по его щекам стекает на подушку. На костре, разведенном за окном, под зеленой террасой, жгут военное обмундирование, дым затемняет стекло за шторой. Юноша согнул под одеялом колено; женщина поднимается, ее ладонь дрожит внизу его живота на каштановой пряди волос:
— Мать моя, не трогай. Отец, ощупав меня, найдет следы твоих пальцев. Он уже угадал запах твоих духов на моей груди и волосах.
Юноша засыпает вновь, Кмент убегает: вещи в шкафу вновь обретают неподвижность, футболки, примятые Кментом, расправляются, на юбке сохнут его слюни и сопли.
Кмент запихал наворованное под грязное белье материнской постели. Отец шарит под простынями, входит Кмент, бьет отца по лицу, плюет ему в глаза, опрокидывает на земляной пол, топчет ногами. Кмент с братьями сидят, прислонившись к стене, они кидают отцу куски сырого мяса, тот ползет по полу, тянет руку; Кмент палкой отталкивает куски; отец с пеной на губах корчится на полу, штаны сползают с его бедер. Мясо жарится на углях, Кмент с братьями, обжигая пальцы, рвут его на куски — губы и красные ошметки во мгле.