– Не волнуйся, ты всегда будешь моей любимой сестрой.– Рэзван обнял ее.

– Ха! Я твоя единственная сестра. Так что это слабое утешение.

Рэзван рассмеялся и отпрыгнул от нее – молодой жеребенок, мчащийся по небольшому холму.

– Я обгоню тебя! Ну же, Наталья, не будь такой девчонкой. Ты должна бегать быстрее.

Наталья услышала голос Рэзвана, зовущий ее издалека. Она бежала и бежала, но никак не могла догнать. Казалось, что он смеется. Она любила этот звук, но все больше расстраивалась, что никак не может его поймать. Рэзвану редко удавалось опередить Наталью. Она обладала невероятными спортивными навыками. И когда речь шла о занятиях магией, то и в учебе она его опережала. В ней была эта соревновательная жилка, и в данный момент ее раздражало, что она никак не может его нагнать.

– Стой! – Наталья огляделась. – Я тебя не вижу.

– Я умер. Ты не можешь последовать за мной в это место. Меня убил охотник, а ты так и не отомстила.

Ее сердце тревожно забилось.

– Я не знаю, что за охотник убил тебя.

– Неважно. Они все враги, и все хотят нашей смерти. Ты – моя могущественная сестра, и я не могу тебя защитить от них, ты должна сама себе помочь.

Наталья вырвалась из сна. Ей пришлось продираться сквозь слои затуманенного сознания и это потребовало каждую унцию имеющейся у нее дисциплины и контроля. Все мышцы ныли, но кожа была чистой, волдыри и красные воспаленные ожоги исчезли, как будто их и не было. Шея пульсировала в такт с ее сердцебиением. Она приложила к ней ладонь и почувствовала теплые покалывания во всем теле.

Ее шея болела. Она скатилась с кровати и немедля помчалась в ванную разглядеть метки на шее.

– Черт, черт, черт возьми! – Она торопливо оделась и запихнула свои вещи в рюкзак.

 – Ах ты, дьявольское отродье, ты снова брал у меня кровь. Я знаю – брал.

 Ее накрыл голод. Острый. Жестокий. Грызущий. Он прополз через ее тело и овладел ее разумом. Раздался навязчивый шепот, мягкий и чувственный, наполненный искушением. Во рту заболело, зубы хотели удлиниться, собиралась слюна. Она повернула голову и ее желудок сжался. Темные глаза Викироноффа смотрели на нее, и в них сквозил голод.

Не колеблясь, Наталья вытащила из рюкзака гибкие наручники и крепко сковала его запястья. Он не сделал ни одного движения, чтобы помешать, просто смотрел на нее смущающе сосредоточенно.

– Прости. Смотри на меня, сколько хочешь, но ты – опасен. Ты чертовски пугаешь меня, даже в таком состоянии. Я собираюсь уйти и просто хочу быть уверена, что у меня есть хорошая фора, прежде чем ты за мной последуешь.

Викирнофф попытался дернуться и обнаружил, что связан заклятием, которое она наложила, чтобы удерживать его беспомощным. Черты его лица видимо затвердели, а глаза заволокло темной яростью, но он не заговорил.

«Думаешь, я позволю тебе меня бросить?»

– У меня нет никакого желания давать тебе выбор. Я не останусь рядом с тобой, чтобы ты и дальше брал у меня кровь, когда захочешь. – В ее глазах отражался шторм, нарастающий в ее сознании. – Думаешь, я такая дура, что не знаю, что кровь – это сила?

«Я знаю, что не позволю этому случиться».

Она тряхнула волосами и пожала плечами.

– Жаль, у тебя нет права голоса. Сожалею, что ты зол, но я не создана для Спутницы Жизни. Даже если нам суждено было быть вместе, а я в этом не уверена, все равно бы ничего не получилось. Я тебя раздражаю. Ты чертовски меня достаешь. Мы бы все время ругались. – Она погладила его по голове. Жест, предназначенный довести его до ручки, превратился в нежную ласку. Ее пальцы замешкались, поглаживая шелковые пряди.

Поняв, что делает, она отдернула руку, словно обожглась.

Викирнофф ничего не сказал, но казался опаснее, чем когда-либо. Ее поражало, что даже раненый и связанный, он, казалось, источал столько власти.

Наталья не понимала, почему не может прекратить защищать себя и сделала еще одну попытку.

– Слушай, я могла бросить тебя в лесу. Могла позволить призрачному воину убить тебя, – напомнила она. – Я связала тебя ради твоей и моей защиты. Я тебе не доверяю.

– Но это же ты на меня напала, – сказал он.

Наталья быстро захлопала глазами. Его голос был грудной и неотразимый. В животе что-то перевернулось.

– Ты же знаешь, я не нарочно. Ты свалился с неба между мной и вампиром. Я нападала на него, а не на тебя. В любом случае, я все искупила тем, что помогла тебе. Оставь я тебя там, волки и вампиры бы вернулись, и ты был бы убит или в плену.

– Кажется, я теперь твой пленник. – Он бросил взгляд на гибкие наручники. Его голос был чувственным, подтекст – преднамеренным.

Она почувствовала, что краснеет. Ее раздражение усилилось.

– Ты сможешь избавиться от наручников, как только спадет связующее заклятие. Я ухожу, так что преимущество будет существенным. С тобой должно быть все в порядке.

– Я не позволю. Проси о чем-нибудь другом – и не получишь отказа, но только не об этом, Наталья. Предупреждаю. Я не дам тебе забыть о твоих обязательствах.

– Кто бы мог подумать, что охотник не умеет достойно проигрывать? Дешевый треп, мальчонка! – Наталья вскинула голову, сверкнув глазами.

Он так ни разу и не мигнул, и от этого хищного взгляда ее сердце заколотилось. Она знала, что он мог слышать этот стук, поэтому решимость сбежать еще больше возросла.

Если это было возможно, его глаза стали еще чернее, что вызвало дрожь неожиданного беспокойства. Он создал в своем разуме барьер, видимо, чтобы она не чувствовала его боль, но из-за этого оказались отрезаны и остальные эмоции, например, гнев. Или ярость. Его глаза были бешеными и черными, как ночь в сильнейший шторм.

– Te avio päläfertiilam. Éntölam kuulua, avio päläfertiilam. – Не отрывая от нее взгляда, прошептал он на своем древнем наречии. – Ted kuuluak, kacad, kojed. Élidamet andam. Pesämet andam. Uskolfertiilamet andam. Sívamet andam. Sielamet andam.

– Остановись! – Она изо всех сил прижала ладонь к своему сердцу. Чтобы он там не говорил, это действовало на нее. Она владела почти всеми существующими заклятиями, но это не узнавала, владела венгерским языком, но это наречие не понимала. Оно было даже древнее венгерского. Как оказалось, это не важно, каждое слово отпечатывалось в ее сердце и душе.

Выражение лица Викирноффа так и не изменилось, и он так и не отвел от нее глаз, несмотря на гибкие наручники на его запястьях, захватив ее в плен взглядом и голосом. – Ainamet andam. Sívamet kuuluak kaik että a ted. Ainaak olenszal sívambin.

Когда он говорил, каждое слово, произнесенное этим мягким гипнотизирующим намеком на шепот, казалось, проникало глубоко в ее тело и разум, окутывало ее сердце и, уходя еще глубже, нашло внутри нее нечто, что устремилось ему на встречу.

– Остановись, – снова взмолилась она.

– Te élidet ainaak pide minan. Te avio päläfertiilam. Ainaak'sívamet jutta oleny. Ainaak terád vigyázak.

Заклятие. Это должно быть заклятие. Она зажала уши ладонями, но ничто не остановило этот коварный шепот. Хуже того, она стала думать, что улавливает смысл некоторых слов, хотя была уверена, что никогда не разговаривала на этом языке.

– Что ты сделал? – Она прижалась к стене, стараясь стать как можно меньше, словно этим могла бы спастись от его магии.

Она была абсолютно уверена, что пленила его физическими и сверхъестественными узами, но его слова сотворили с ней нечто безвозвратное. Она ощутила, как все ее естество тянется к чему-то в нем. Нуждается в нем. Жаждет его. Каким-то образом эти древние слова связали их души на вечность, как будто они и вправду были две половинки целого и его слова как-то снова их соединили.

– Что ты наделал? – снова потребовала она ответа, когда он так и продолжил смотреть на нее своими слишком темными глазами. – Что-то насчет отдать мне твое тело и душу и сердце. Ты ведь это сказа, не так ли? Отвечай мне, Фон Шрайдер. Что ты сделал? Что ты сказал?