— Кто это? — закричал сэр Жеральд, стискивая меч и поднимая его над головой. — Выйди, покажись — и сразимся!

Лишь тишина стала ему ответом — владелец хохота не удостоил нас ни своим появлением, ни повторным смехом.

— Трус! — завопил сэр Жеральд. И вновь никакой реакции.

— Этого следовало ожидать, — пробубнил я себе под нос, — а то что-то слишком рьяно мы взялись за дело. Вика так быстро с игрушками не расстается...

— О чем ты, Серж-Леон? — удивился сэр Жеральд, вкладывая меч в ножны.

— Да так... вспомнилось кое-что. Ты прав: нас околдовали, это ясно, как окружающий нас день.

— Но мы же сражались всерьез, это были не игрушки!

— Кому не игрушки, а кому... Ладно, об этом подумаем позже, а теперь я хотел бы убрать лестницу: согласись, она нам может понадобиться еще не раз.

Легко сказать «убрать», а как? Мы обошли ее пару раз, сложили, покрутив рукоятку, но она осталась такой же большой и громоздкой. В таком виде в переметную суму она не влезала. Нет, конечно, если бы у нас имелся слон-тягач, можно было бы впрячь его в нее и везти за собой подобно стенобитному орудию. Но это бы сильно стеснило нас и ограничило наш маневр.

Я почесал затылок. В голову ничего путного не лезло. Два сражения подряд не способствовали мышлению на конкретные темы, разве что философским рассуждениям о смысле жизни, да и то на уровне, что жить — хорошо, а не жить — плохо.

Но должен же быть какой-то выход? Как в сказках: бросил Иван-царевич на землю щеточку — вырос густой лес... А обратное действие? Что-то ничего не припоминается... Ах, да, было что-то вроде «...скатала Марья-царевна золотое царство опять в яблоко...» У Марьи-царевны получилось, а у меня? Мы и так уже скатали, то есть свернули лестницу, а вот как ее уменьшить?

Я ходил вокруг лестницы и думал, думал, думал...

Может, оставить ее здесь? Да нет, жалко. Ради чего? Ведь точно пригодится Неужели же в сказках нет подсказки? Подсказка — это ведь скрытый смысл сказки, сказка между строк, под сказкой...

Как у них там: бросил Иван-царевич... бросил на сыру землю... Стоп! Может, в этом-то все и дело? Атлант — от сырой земли силу берет, Микула Селянинович — тоже; да вообще все от земли и из земли растет. Вот он и бросил, а не поднял. А поднял бы... что тогда, а? Никто ведь никогда не пробовал. Попробуем поднять — может, она и уменьшится?

— Давай поднимем? — предложил я, указывая на лестницу.

— Зачем? — удивился сэр Жеральд.

— Сдается мне, что так она должна уменьшиться. Сэр Жеральд хмыкнул, но ничего не сказал.

Мы обступили лестницу и попытались поднять. Ничего не получалось. «Может, корни успела пустить? — подумал я. — Придется подкапывать...»

— Тяжеловато, — пропыхтел сэр Жеральд. — А ну, еще разок! Раз-два, взяли!

Мы уперлись разом -— всегда нужно действовать согласованно. Лестница дрогнула и оторвалась от земли. И тут же принялась стремительно уменьшаться, словно проколотый воздушный шарик.

— Вот так-так! — воскликнул сэр Жеральд, глядя на лежащую на наших ладонях маленькую пожарную лестницу, а Юнис посмотрел на меня с уважением.

— Да ты настоящий колдун, Серж-Леон! — сказал он.

— Мы все колдуны, — успокоил я его.

— Ну ты и сказанул! — выразился сэр Жеральд и на всякий случай перекрестился.

И снова перед нами встала проблема — куда идти? Как и в прошлый раз. ночевка на свежем воздухе, такая привлекательная с точки зрения пользы для здоровья и единения с природой, могла обернуться своей противоположностью, дать отрицательный результат и обратный эффект. Ночевать в обмороченном месте не хотелось: можно проснуться прикованными цепями в драконовой темнице. Или, того хуже, обгрызанными давешними крысами, с удовольствием взявшими реванш за поражение, — и голые наши скелеты укоризненно глядели бы друг на друга, покачивая черепами и молча упрекали: «Ну и что ты теперь?», «А ты?» и «Кто виноват?».

Любые здешние города казались в этом случае, как ни странно, наименьшим злом: они нас пока не подводили. Да мы на них, собственно, особо и не опирались: так, переночевать, кое-что узнать — и все. Если же снова ехать в замок, пусть и обозначенный на карте, как мы только что сделали, вполне можно опять вляпаться в неприятность.

Я снова предложил монастырь, тем более что теперь он оказался намного ближе к нам — за лесочком. А может, то был уже совсем другой монастырь? Или тот же самый, но в другом месте. Подобное ведь не вызовет особенных трудностей: скопировал и перенес куда надо.

— После всего, что случилось, нам просто необходимо запастись святой водой, — убежденно сказал я.

— А почему тогда рядом с таким святым местом такие мороки водятся? — упорствовал сэр Жеральд.

— Элементарно, — я сделал подчеркивающий жест рукой. — Поскольку монастырь, представляя собой святое место — с этим, надеюсь, никто спорить не будет? — вытесняет всякую нечисть за свои пределы. Но далеко оттеснить не может: у любой силы есть свой радиус действия, и потому на определенном расстоянии от монастырей всегда существует зона повышенной концентрации нечисти. И наоборот: если где-то есть особо нечистое место, его неминуемо должно окружать так называемое «кольцо святости». Так они и чередуются: святость-нечисть, святость-нечисть... Как протоны и электроны, или северный и южный полюса магнита.

Сэр Жеральд, пораженный моей эрудицией, замолк, а Юнис поинтересовался:

— А вы не знаете, это мужской монастырь или женский? Я пожал плечами:

— Кто его знает? Тут же не проставлено ни буквы «м», ни буквы «ж»... Да и что нам волноваться: в любом монастыре имеется гостевая комната, то бишь келья, где принимаются все странники, любого пола.

— Хорошо, пошли в монастырь, — согласился Юнис. Сэр Жеральд хмыкнул, но, скрепя сердце, кивнул:

— Едем. Думаю, нам это не повредит. Во всяком случае, сильно.

Мы поехали.

Я-то ответил Юнису, что не знаю, какой монастырь, но на самом деле предполагал, — почти не сомневался — что монастырь будет мужским. Мне уже представлялись строгие изможденные лики монахов, моления и бдения, носящийся повсеместно дух ладана... Ну не позволит же Вика переночевать мне в женском монастыре? Такие искушения, такие соблазны, такой запах интересно, перебивает ли святой дух — женский? Да она же измучается ревностью, глядя на экран!

А, с другой стороны, почему бы и нет? Вдруг она специально? Устроит мне сразу и испытание, и искушение. Или испытание искушением. А чуть что не так — выключит компьютер. Или выдумает что-нибудь иное, более зловредное.

Мне начали рисоваться картины ее садистской изощренности: вот я, разговорившись с какой-нибудь особо привлекательной монашкой, прошу у нее разрешения — или принимаю предложение — посетить ее келью, дабы... ну, например, помолиться вместе или посмотреть уникальную икону, или оригинальное издание Библии, или... да мало ли на что можно посмотреть, оставшись наедине с молодой красивой женщиной?

Я ехал, ничего не замечая по сторонам, и мое воображение живописало разные вдохновляющие картины: едва мы уединились с молодой монашкой в ее келье и развернули... молитвенник, в самый неподходящий, я бы даже сказал, пиковый момент, разверзаются небеса — или, наоборот, трескается и расходится пол, — и оттуда появляется... ну, не знаю, что, но что-нибудь обязательно появляется. Вот Вика и посмотрит на мою реакцию... или эрекцию.

Пардон, но если я это знаю, вернее, предполагаю подобное, тогда я должен вести себя как раз наоборот: строго, по пуритански, целомудренно, идеологически выдержанно. Попробуй тогда, проверь!

Однако, предполагая, что я могу это знать, Вика в свою очередь может сама что-нибудь спровоцировать. И подобная провокация, как мне кажется, должна проявляться в массовом подмигивании мне монашек, постройке ими многоэтажных глазок, в приглашающе-завлекающих жестах, а то и синхронном обнажении белых ножек — как в кордебалете. Правда, это не совсем вяжется со статусом монастыря, но ради своих целей, я думаю, Вика пойдет и на изменение данного статуса. Откуда я знаю, как она представляет себе женский монастырь? Может, чем-то вроде гарема.