Или другой фильм под названием «Аморальные истории». Кстати, без всякой иронии: действительно, вроде бы аморальные. Но почему же, когда смотришь, как в первой истории юноша на берегу моря, между скалами, учит невинную девушку оральному сексу (фу! — воскликнут пуристы, иначе говоря, чистоплюи), это не вызывает ни неприятия, ни, тем более, опять же того самого возбуждения? Скажу больше: вся она какая-то тургеневско-набоковская, эта киноновелла.

Или другая история — о девочке-подростке в монастыре. Совсем скоро, когда ее изнасилует и убьет какой-то негодяй, она будет причислена к лику святых, но покамест ничто человеческое ей не чуждо: распалив себя легкомысленными картинками из светских книг, она в течение двух или трех киночастей занимается (не кривитесь, прошу вас!) мастурбацией. И это (в чем большое искусство актрисы) так же естественно, как деревья за окном ее кельи, как огурцы на столе, которые она не только ест, но использует по не вполне прямому назначению.

Когда тот же сюжет видишь в порнографическом журнале, он вызывает совсем иные ощущения…

Какие выводы из всего сказанного? У меня никаких. И вас прошу от них воздержаться. Как любил говаривать китайский пловец и кормчий: «пусть расцветают все цветы»…

Да, еще одно: мой подопытный, как мне кажется, был все же довольно нормальным молодым человеком — естественно возбуждался и естественно «эякулировал» (порою) в результате этого.

2

К началу зимы однообразное существование Юрия было ненадолго нарушено: в Ленинград приехал его родственник из Польши. Вернее, не из Польши — этой страны уже больше года не существовало, а из Западной Украины, той части Польши, которую Советский Союз спас от Гитлера и по настоятельной просьбе ее населения присоединил к себе. Так, по крайней мере, до недавнего времени утверждали наши официальные историки: Германия, мол, 1-го сентября 39-го года напала на Польшу, Англия и Франция за нее не вступились, польское правительство отказалось принять нашу помощь — и вот вам результат.

Но теперь, спустя более чем полвека, стала известна одна такая ма-аленькая подробность: оказывается, до всех этих событий Германия и Советский Союз уже заключили между собой секретный дружеский пакт о полном разделе Польши.

Впрочем, и в истории, и в геополитике все не так просто. Можно вспомнить три раздела Речи Посполитой в конце XVIII века между Пруссией, Австрией и Россией, когда страна тоже совсем исчезла с карты Европы. Несколько позднее Наполеон образовал на короткое время Варшавское княжество, но с поражением Франции Венский конгресс отдал его снова России (оно стало называться Королевство Польское); остальные земли так же были поделены недавними владельцами.

Через сто лет после этого, во время 1-й мировой войны, германские и австро-венгерские войска оккупировали Польское Королевство, а к концу войны Польша объявила себя независимой республикой. В 1920-м году польские войска захватывают часть территории Литвы с городом Вильнюсом, а также ведут наступление в сторону Киева и Минска и берут эти города. Впрочем, Красная Армия вскоре их освободила.

Пятимесячная эта война окончилась подписанием Рижских соглашений, определивших территориальные границы всех сторон, каждая из которых еще долгое время не считала их ни справедливыми, ни окончательными. Что в дальнейшем и сыграло свою роль.

При этом, откровенно говоря, я до сих пор не знаю, с помощью какой кибернетической машины можно определить конечную, бесповоротную правоту той или иной стороны, если рассматривать их споры и взаимные претензии в историко-моральном аспекте. (А существует на свете такой аспект?) Выход у подобных конфликтов, видимо, один, не слишком оригинальный, но почти несбыточный: здравый смысл народа и его правителей…

Польский родственник Юрия, приехавший сейчас в Ленинград, был его двоюродным братом по отцу, сыном тех, кто наезжал к ним в Москву несколько лет назад, кто подарил синий велосипед марки «Камински» и знакомства с кем мать Юрия не то побаивалась, не то просто не жаждала.

Звали его Адам (с ударением на первом «а»), ему уже стукнуло двадцать семь, он был похож лицом на юриного отца, а потому сразу вызвал у Юры симпатию. По-русски говорил не совсем правильно, с заметным чужестранным акцентом, но совершенно свободно: в семье у них всю жизнь общались на русском. (Правда, ни за что не хотел поверить Юрию, что существует такое русское слово — «простокваша» и яростно отрицал ее существование.)

Адам сообщил по телефону о приезде, и Юрий пошел к нему в гостиницу «Московская», чувствуя себя не совсем в своей тарелке: недавно ведь тот был иностранцем, а с иностранцами Юрий никогда еще не встречался в общественных местах.

Адам оказался словоохотливым, острым на язык и совсем не прижимистым человеком. (Зря говорили, что все иностранцы считают каждую копейку.) Они шикарно пообедали в ресторане, он не дал Юрию заплатить ни копейки, и пока сидели за столиком и потом в номере, много рассказывал о своей семье, о бывшей Польше…

Рассказ Адама

Спрашиваешь, как мы жили? Не хуже других. Мы с Михблом… ты нйвешь… не знаешь его — это мой брат, твоего возраста… Мы окончили гимназию… Наш отец… он умйжил два рока назад… Ты и об этом не знаешь?.. Он был дентъста… зубы лечил. Мама, конечно, не работала: женщины, у ктурых дети, у нас редко работают… Потом я поехал учиться в Льеж, это в Бельгии, политехнический институт… Почему не у нас? Хотел в Варшаву на университет, только ведь мы жъдзи… евреи… а там с этим плохо… У вас этого нет?.. А у нас еврея могут не принять… оскорбить на улице, в трамвае, в учебной аудитории…

У нас и русских не любят, и украинцев. Но евреев больше… Я все говорю «у нас» — нет уже никаких «нас», Юра, кончилась Польска… сгинйла… Только ведь не может такая страна навсегда исчезнуть, как думаешь?..

(Юрий тогда так же мало думал о судьбе Польши, как и о положении евреев в различных странах. Но все же спросил, почему так с евреями. Ответ Адама показал, что тот неплохо знает проблему.)

…Жъдзи в Польше с тринадцатого века. Которые бежали з Хишпаньи, з Немцы, от инквизицьи. Их позвал круль Казимеж, у него жена еврейка была, Эстерка ее имя. Позвать позвали, но не очень-то любили. Из-за конкуренции, я думаю…

Но, понимаешь, Юра, какой парадокс — когда в конце прошлого века возник сионизм и евреи стали уезжать, — все, казалось, должны радоваться: как там у вас говорят… кобыла с возу?.. А, наоборот… Вот и получилось наоборот… Что такое сионизм, спрашиваешь? Это когда один еврей посылает в Палестину другого еврея на деньги третьего… Если серьезно, Сион это холм в Иерусалиме, и евреев зовут зрубить вокруг него свое государство. Что в том худого?.. А их за то ругают на всю ивановскую… Как? На все корки?.. Ладно, пусть так…

Да, Юра, тэґраз мы едины радяґньски, и пашпорт у мне радяньский… Пролетарии вшистких крайов зъеднайтеся… Нех жъе вйльки Сталин!.. Рбзэм бенджймы пустый капэстняк хлйбать… йдной лэжкой…

(Юрий невольно оглянулся: он не привык к таким разговорам, да еще в чужом месте и так громко. Рассказывались, конечно, еще в школьные годы кое-какие анекдоты, даже про Ленина со Сталиным, произносились всякие рискованные шутки, да и по-серьезному кое в чем недоумение и несогласие выражалось — но все это в своей тесной компании, потихоньку, а тут… человека видит в первый раз — может, даже никакой он не родственник, хотя на Юриного отца здорово похож… И еще интонации эти непривычные, словечки нерусские, как у иностранного шпиона… А в глазах такое… как бы точнее — злость, не злость, но что-то очень серьезное… И еще Юрий заметил: чем больше Адам пил вина, тем чаще в его речи появлялись польские слова.)

…Хцешь знать, як то было у нас? Ото, слухай…

(Автор позволит себе передать рассказ одного из своих персонажей своим собственным языком, как то делали, если он не ошибается, многие другие — от Бальзака и Драйзера до Достоевского.)