— Твое раннее возвращение домой для нас всегда праздник.

— В таком разе, сказал бы мой отец, не грешно и по рюмочке. Нашей домашней, настоянной на водочке.

Налив жене и себе, приподнял рюмку.

— За тебя, Катюша, за твое терпение и заботу. За часы пребывания дома я набираюсь сил на многие сутки.

Выпив, Александр Михайлович подошел к жене и с нежностью поцеловал ее.

Казалось бы, маршал и делопроизводитель секретной части отдела — не пара. Но суть этой разницы не ворошила душу Александра Михайловича. Семейные взгляды у него сложились в многодетной семье священника строгих правил. Он никогда не чурался деревенских ребят и девушек, дружил с ним на равных. На войнах было не до невест, после них служба затянула в себя с головой, и потому подругу жизни не искал из обнищавших дворянок и купчих, как это делали многие командиры, стремясь с их помощью избавиться от повадок простолюдинов. Первая жена — девушка не лишенная красоты. Прожил с ней десять лет. Когда же перевели служить в Генштаб, стал поздно возвращаться домой. Пошли подозрения, упреки, претензии. На озабоченного командира с тремя «шпалами» в петлицах обратила внимание женщина, которая выдавала документы и литературу. Всегда старалась побыстрее найти нужное ему. Вручала с участием, вежливо, без расчета на внимание. Во всем этом виделась интеллигентность, но не изысканная, а естественная, добрая, заботливая. Узнал ближе: выросла в семье хорошего врача, умершего в Гражданскую войну от заражения крови.

Слухи о его дружбе с Катериной дошли до жены. Пошли подозрения, упреки, иногда ссоры, хотя к тому еще не было оснований. На службе засиживался по делам, и никаких проводов Кати домой еще и не предвиделось. Однажды на работе задержался до трех. Жена-командирша обиделась так, что за день собралась в дорогу и уехала к своим, в Вышний Волочек. Наметился тот раскол в семье, который привел к разрыву. Произошел без скандала — в эти же дни его перевели служить в Куйбышев. Оттуда Шапошников направил его в Академию Генерального штаба, потом определил своим помощником и доверенным генштабистом.

Принялись ужинать. Зная, что Саша долго отходит от работы, Катя принялась рассказывать кое о каких новостях дома, заселенного политиками и военными высокого ранга. Первые Александр Михайлович из вежливости выслушал со вниманием, а затем его взгляд ушел в себя.

— Ляжешь спать, Саша?

— В такую рань! — полушуткой ответил Александр Михайлович.

— Уже за полночь.

— Знаешь, для нас — это самая страдная пора. Так что посидим, Катюша, помолчим, я полюбуюсь тобой.

— Уже не красавица. Да! Звонила жена твоего сослуживца Сергея Трофименко. Хотела встретиться с тобой — я отговорилась.

— Первая или вторая?

— Первая.

— Она же ушла от него, когда мы с утра до поздней ночи зубрили военную науку.

— Обеспокоена его молчанием.

— Вероятно, не получила от него деньги.

— Удивительно, такого красивого и мужественного военачальника променять на тщедушнего актеришку.

— Да, Сергея Георгиевича Бог ни умом, ни красотой не обидел. Дошло до женщин академии, что жена ушла к любовнику, дюжина готова была любить и лелеять его. Как ты меня.

— Ну уж… наши отношения сложились сами собой. Ты проявил внимание ко мне, я — к тебе. Без твоего внимания я бы не осмелилась даже заговорить с тобой. Полковник, солидный, старше меня.

— На твой возраст я никогда не обращал внимания. Моложе тебя — сколько бегало по коридорам Генштаба.

— Откройся, чем же я привлекла тебя?

— Вниманием и терпением.

— А я полагала и красотой, — отшутилась Катя.

— Красивость наша, Катя, одного достоинства. По-настоящему красивы мы только вдвоем, как две стороны золотой медали.

— Без тебя, Саша, я не представляю свою жизнь. О! Извини, Саша, от счастья забыла тебе сказать: звонила Серафима Николаевна.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Василевский.

— Опасно закашлял Юра. В училище курсанты одеты кое-как, в казарме было холодно, сейчас еще свежо. Одеяла солдатские, тепла под ними не соберешь.

Александр Михайлович тут же встал, сделал несколько шагов по столовой.

— Раз уж Серафима разговаривала с тобой, значит, Юра заболел серьезно. Надо переводить его на службу в Москву. Ты не против, если какое-то время он поживет у нас?

— Он мне будет столь же близок, как и наш Игорек.

— Спасибо, Катя.

Под разными предлогами Ватутин оттягивал перевод Колосова в Москву. Причины высказывал разные: новый начальник штаба фронта без Колосова не потянет работу; оттяните время откомандирования Колосова хотя бы на месяц; пусть поможет спланировать оборону фронта на новом рубеже.

Верховный, услышав от Василевского, что Ватутин все еще не откомандировал Колосова в Москву, позвонил тому:

— Вы же твердо знаете, что распоряжение начальника Генерального штаба в определенные моменты равнозначны моим.

— Но Щаденко подсунул мне такого начальника штаба, что сносной помощи от него не дождешься.

— Кого бы вы хотели?

— Ну, хотя бы Корженевича.

— Почему «хотя бы»? Потом будете просить другого? — Поднял взгляд на Василевского. — Ваше мнение о генерале Корженевиче.

— Как начальник штаба армии проявил себя хорошо. И у Лопатина, и у Жадова.

— Может быть, его взять в Генштаб, а Колосова оставить у Ватутина?

— У меня было намерение назначить Колосова на оперативное управление, но на эту должность назначили Штеменко. На рядовую Корженевич может не согласиться, попадет в Генштаб по принуждению, работать будет без необходимого напряжения. Потом, с армейских масштабов сразу на стратегические… Может долго входить в курс дела. Нарастающие события могут опередить вхождение его в курс дел.

— Если Штеменко занял освободившуюся должность, может быть, Колосова в Генштаб не переводить?

— Колосов необходим мне. Вы знаете, товарищ Сталин, мне фактически приходится тянуть две должности: начальника Генштаба и часто представителя Ставки на фронтах. Одних документов приходится прочитывать по сотне в день. Колосов в их оценке очень дельно помогал мне. Я уже переговорил с ним. Он согласился стать моим бескорыстным помощником.

— Если он вам нужен… — А в трубку: — Товарищ Ватутин, Колосов завтра же должен быть у Василевского. Корженевича возьмите начальником штаба фронта, а на место Колосова сегодня-завтра подберем. Найдете у себя — пожалуйста.

На «виллисе» Колосов домчался до Москвы за день. Поздним вечером вошел в кабинет Василевского. Александр Михайлович вышел из-за стола, признательно пожал Колосову руку.

— Не в обиде на меня, что забрал вас с генерал-лейтенантской должности?

— Работать в Генштабе, да еще с вами, намного интереснее. А звания генерал-майор и генерал-лейтенант, по сути, не столь уж различны.

— «Генерал-лейтенанта» получите, как только погоним вермахт к Днепру. Верховный знает вас и не откажет мне в просьбе. Так что сразу задело.

— Спасибо, Александр Михайлович.

Василевский снял трубку, набрал номер.

— Алексей Иннокентьевич, войдите ко мне.

Антонов вошел через минуту. Увидев Колосова, сделал короткий наклон головы.

— Знаю, что знакомы, и все же решил представить вам Григория Семеновича.

Антонов подал руку Колосову, пожал с легкой крепостью.

— Григорий Семенович согласился лично помогать мне, а значит, и вам, Алексей Иннокентьевич. От вашей согласованности во многом зависит качество документов, что будет выдавать Генштаб. Надеюсь…

— С моей стороны, Александр Михайлович…

— А за Колосова ручаюсь я. Так что можете приступать к работе без приглядки и притирки.

— Время бежит. Хотя Верховный еще не определил, как будем начинать кампанию, все же приступим к ее планированию. Начнем с варианта, предложенного Георгием Константиновичем, — с преднамеренной обороны, перерастающей в контрнаступление. Предусмотрим два его варианта. Первый — контрнаступление после срыва генерального наступления немцев и контрнаступления в помощь фронтам, испытывающим опасное давление вражеских армий. В обоих случаях предусмотрите перерастание контрнаступления в общее наступление.