Положение становилось серьезным. Дважды звонил полицмейстер Риги и спрашивал, долго ли все это будет продолжаться, — сам вице-губернатор Лифляндии требовал, чтобы скандал на вокзале был прекращен немедленно. В здание вокзала никого не впускали, и перед ним толпились сотни людей. Газетные репортеры, до которых уже дошла весть о беспомощности полицейских, пытались подобраться поближе к месту происшествия. Регуса больше всего пугала мысль о том, что вооруженные боевики попытаются освободить своего товарища. Еще свежо было воспоминание о том, как революционеры напали на рижскую тайную полицию.

Надо немедленно приступать к решительным действиям.

Лихеева вдруг осенила идея. Взяв Регуса под руку, он привел его в вокзальный буфет и заказал коньяку. Выпил, крякнул и лишь после этого стал излагать свой план:

— Послушайте, Иван Эмерикович, а ведь через дверь нам не пробиться!

— Через окно тоже не выйдет! — сказал Регус.

— У меня другое предложение… Недавно я читал, что в Северной Америке разгоняют демонстрации пожарными рукавами. Запускают такую струю, что люди с ног валятся. А не попробовать ли и нам в этом духе?

Регус одобрительно кивнул головой:

— Отчего бы нет? Действуй, Александр Александрович, действуй! Окатим его как следует, револьвер из рук выбьем, застудим, утопим! Такую баню ему зададим!… — Он захлебывался от злорадства.

Прошел целый час. Рижские пожарники обычно и на пожар-то не торопились, а сейчас и подавно. Но вот послышался тревожный звон колокола и громыхание повозки. Взмыленные кони мчали две пожарные упряжки с громадными паровыми машинами, позади которых стлался дымный хвост. Сверкали каски и золотые погоны пожарников. На рессорной двуколке подъехал брандмайор и тотчас отдал своим людям необходимые распоряжения. Раскатали рукава, заработали паровые насосы, первая пробная струя быстро рассеяла собравшуюся толпу. Затем командовать взялся сам Регус…

Парабеллум уже не надеялся вырваться на свободу — слишком много сбежалось полицейских. Он продолжал сопротивляться лишь потому, что никогда в жизни сам не сдавался, не сделает этого и сегодня. Но вот за выбитым окном он заметил движение — что-то тащили наверх. Броневой щит! Однако над ним появилось не дуло оружия, а острый медный наконечник.

Парабеллум не успел выстрелить. Мощная струя воды ударила ему прямо в грудь, пригвоздила к стене. Он упал, подлез к окну, чтобы схватить, вытолкнуть, свернуть, перегрызть проклятый рукав.

Но в этот момент через дверь в пленника направили еще одну струю.

Вода била в лицо, заливала нос и уши. От ледяного потока коченели руки, ноги, внутренности, мозг. Спасения не было. Струи воды атаковали со всех сторон, и некуда было от них деться…

Парабеллуму вдруг показалось, будто он на корабле. Надо заставить капитана изменить курс, но нет сил. Вокруг завывает, ревет, беснуется бурлящее море. Он хочет взять штурвал сам, голова ударяется обо что-то твердое, все стихает…

Когда Регус приказал остановить паровые насосы, боевик лежал без сознания. Оставалось лишь связать его и отвезти в тайную полицию.

Когда вошел Мауриньш, Робис был не в силах скрыть своего разочарования — он ждал Парабеллума или Атамана. Заметив встревоженное выражение лица Робиса, представитель Федеративного комитета озабоченно спросил:

— Что случилось?

— Предательство! — мрачно ответил Робис, снова сел на кровать и умолк, будто это слово забрало все его силы.

Мауриньш присел к столу и закурил, стараясь казаться спокойным.

— Стало быть, сорвалось? — спросил он.

— Почти, — сказал Робис; он старался взять себя в руки. — Экспроприацию произвели, деньги добыты… Но…

— О деньгах потом, — перебил его Мауриньш. — Что с людьми? Все живы?

— Еще не знаю. Послал Лизу собрать сведения. Сейчас она побежала к Дине.

— Ну и как? Что-нибудь уже известно?…

— Брачка скрывается у товарищей. Очевидно, удалось спастись и Липу Тулиану. Брачка видел его довольно далеко от банка…

— А Атаман? Парабеллум?

— О них пока еще ничего не известно. Мешок с деньгами был у Парабеллума.

В дверь постучали.

— Лиза! — Робис бросился отпирать.

Едва он повернул ключ, как снаружи дверь толкнули с такой силой, что Робис с трудом удержался на ногах.

На пороге стоял Атаман. Костюм его был измят, растрепавшиеся волосы прикрывало клетчатое кепи, позаимствованное у Шампиона взамен потерянной в пылу боя шляпы.

— Где Дина?

Робис закрыл дверь, задвинул засов и лишь тогда ответил:

— Лиза пошла разузнать…

— Я тебя спрашиваю, что с Диной?! — крикнул Атаман.

— Я уже сказал…

— Ты не сказал ничего! — Атаман схватил его за пиджак. — Быть может, Дина уже арестована, так же как и Парабеллум! Чему тут удивляться, ведь Лип Тулиан — предатель! Он выдаст нас всех!…

— Не ори у дверей, как баба! — И Робис, оторвав от себя руки Атамана, втолкнул его в комнату. — Думаешь, я не волнуюсь за Дину?

— Ты?! Ты же сам втянул ее в эту затею! — Он взглянул на побледневшее лицо Робиса и невольно утих. — Не сердись, Робис, нервы сдали.

Поздоровавшись с Мауриньшем, Атаман постепенно успокоился и рассказал все по порядку.

Притворившись раненым, он свалился с забора. Потом вбежал в подъезд какого-то дома и пробрался на чердак. Там он просидел часа четыре. А затем отправился к Шампиону выяснить, что тому известно о предательстве. После окружения банка Шампион уже не сомневался в виновности Липа Тулиана. Журналист сообщил Атаману о своих наблюдениях. Кроме того, он показал свою корреспонденцию, где во всех подробностях описывался арест Парабеллума и его героическое сопротивление.

— А мешок? — спросил Робис.

— Не нашли. Наверное, успел спрятать. — Атаман помолчал, хмуря брови. — Ты знаешь, где найти Липа Тулиана?

— Для чего?

— Я его убью!… Сегодня же убью!

Робис опустил руку на его плечо:

— Погоди, Атаман, успокойся!

— Чего тут ждать? С таким негодяем один разговор — пулю в лоб.

Мауриньш подсел к Атаману с другой стороны:

— Тише, тише, не кипятись! Жар хорош в сердце, а рассудок должен быть холодным. Если к нам проник предатель — будем беспощадны! Но не забывайте, товарищ Атаман, об одном: насилие мы применяем лишь как крайнее средство!

— Что же ты предлагаешь? По-дружески поболтать с этим гадом-провокатором?

— Нет, но наша революционная совесть требует сперва разобраться в любом деле, а уж потом переходить к решительным мерам. Мы ведь не какие-нибудь анархисты!

— Ну, разбирайтесь, разбирайтесь, только поскорее, пока Лип Тулиан нас всех не засадил! — яростно бросил Атаман.

Робис, не отводивший взгляда от стенных часов, становился все мрачнее. Лиза не шла. Он старался подавить в себе тревогу за Дину, но это не удавалось. Где Дина? Что с ней?

— Перестань, Атаман! — сказал он, стараясь не думать о Дине. — Кто же, как не ты, с пеной у рта орал, что Лип Тулиан незаменим, что без него обойтись невозможно? А теперь заладил, что Лип Тулиан предатель! Где доказательства?

— Какие тебе нужны доказательства?! — вспылил Атаман. — Кто же, по-твоему, предатель? Ты? Дина? Парабеллум? Брачка? Может быть, я?

Желая предотвратить назревавшую ссору, Мауриньш спросил:

— А что вам вообще известно об этом Липе Тулиане?

Робис стал перечислять: с год он участвовал в кружке «Мстители», неделю назад арестован в Верманском парке и освобожден Атаманом.

— Это немало, — сказал Мауриньш, — но и не слишком много. Сдается мне, что сомнения обоснованные.

— Ну вот, разве я не говорил?! — воскликнул Атаман. — Поручите мне — я его в два счета ликвидирую!

— Об этом пока толковать нечего. Завтра утром я встречусь с Липом Тулианом у Киш-озера, — сказал Робис.

— Зачем? — поинтересовался Мауриньш.