Вероятно, обычным кличем царского войска был «Царёв!». Но в Смуту обе стороны воевали за царя — только за своего. Возможно, в связи с этим в битве при Добрыничах русские всадники царя Бориса предпочли кричать «полевое слою» служилых немцев своего войска — «Hilf Gott!»[89]. Когда под Кромами служилые люди подняли мятеж против царя Федора Годунова (7 мая 1605 г.), они стали восклицать «Да здравствует царь Дмитрий!». Мечась по лагерю, заговорщики собирались с возгласами «Да хранит Бог Дмитрия!», а их противники: «Да хранит Бог нашего Федора Борисовича!», или же просто: «Федор!» и «Дмитрий!»[90]. Имя «своего» царя становилось ясаком, боевым кличем в гражданской войне.

Особым образом эта проблема была решена при обороне Троице-Сергиева монастыря (1608–1610). Готовясь к решающей вылазке на лагерь «тушинцев», защитники условились взять за ясак «Сергиево имя» — называть себя по принадлежности к святому покровителю монастыря (ноябрь 1608 г.)[91]. Вылазка оказалась успешной, и пароль для ночного боя превратился в религиозный символ борьбы со лжецарями, которых церковные власти приравнивали к антихристам. После знаменитой обороны Троицы даже простые путники, назвавшие себя «Сергиевыми», пропускались по дорогам разбойными шайками невозбранно[92]. А на второй день московской битвы с Ходкевичем (1612) клич «Сергиев!» стал сигналом для общей атаки войск Первого и Второго ополчений — и дворянских сотен, и казачьих станиц — бывших «тушинцев», некогда осаждавших Троицу[93]. Случай этот стал широко известен на Руси по печатным книгам 1640-х гг., и ясак вновь зазвучал в походах царского войска 1650-1670-х гг.[94]

С признанием власти Лжедмитрия II в Верхнем Поволжье и в ряде других, более северных городов, гражданская война разразилась и здесь. Прежде, в 1604–1607 гг., участие посадских и крестьянских «миров» этой области в борьбе с самозванцами выражалось в систематическом сборе и посылке в армию «посошных людей», использовавшихся для инженерных работ, а также небольших отрядов местных стрельцов и «охочих людей». Эти-то «земские рати», совершенно не предназначенные для участия в боях, но сильные своей крестьянской спайкой, и начали первыми очищать родную землю от «воров».

Восстанию предшествовала долгая переписка посадских «миров» между собой, в которой они обменивались информацией, сообщали о своей позиции и советовались или убеждали в своей правоте соседей. Первой в конце ноября сбросила власть «тушинцев» Вологда, а следом сильная галичская рать (даточные, дети боярские и двинские стрельцы) освободила Кострому и двинулась на Ярославль[95]. Сапега оперативно отреагировал на столь болезненные для Лжедмитрия потери и послал на север полковника Лисовского с казаками, а также польские роты. Благодаря измене детей боярских галичская рать была рассеяна на подходе к Ярославлю[96], после чего Лисовский вернул Кострому, а в начале января 1609 г. — и Галич. Одновременно «земская рать» жителей Устюжны Железнопольской и Белоозера (до 1 тыс. человек) выдвинулась против другого польского отряда. Не послушав московского воеводу, А. П. Ртищева, устюжане вступили в полевой бой с конницей противника при деревне Батнеевке (5 января 1609 г.) и были «посечены, как трава» — спастись удалось немногим[97].

Поражения только заставили «черных людей» удвоить усилия по борьбе с общим врагом. Вологжане, ратные люди с Вычегды, Выми, Сысолы, Вятки, Камы, из Поморья, галичские и костромские «остальцы» преградили дальнейшие пути на север засеками и заставами, укрепили стены Вологды. Устюженцы всего за месяц соорудили острог вокруг своего неукрепленного города, наковали пушек и ядер, а Скопин-Шуйский прислал им из Новгорода порох и 100 ратников. Это позволило им отбить жестокие приступы «тушинцев» полковника Казаковского, атаковавших город 3 и 8 февраля. В конце концов последним пришлось уйти — как и Лисовскому, отозванному Сапегой под Владимир.

9 февраля в Вологду прибыли каргопольская и белозерская рати с присланными от Скопина-Шуйского воеводами. Объединенные рати, следуя буквально по пятам за Лисовским, вновь отбили Кострому, 3 марта взяли Романов, а 8 апреля — богатый Ярославль. Лисовский вернулся в апреле, весь май безуспешно осаждал Ярославль[98], затем бросился на Кострому, сея везде страшные опустошения, но был отбит отовсюду[99]. Присоединение земских ратей к войску М. В. Скопина-Шуйского победоносно завершило первое национально-освободительное восстание Смутного времени.

Традиционной военной обязанностью населения посадов и обширных уездов Поморья и Верхнего Поволжья являлась так называемая «посошная служба»[100]: поставка вспомогательных сил для военных перевозок, осадных и иных инженерных работ. «Посошная рать», будучи довольно многочисленной, к началу XVII в. уже не предназначалась для участия в боях и обычно не имела оружия. Такими нашли посошных из-под Тихвина и из заонежских погостов шведы (в марте 1609 г.): на их взгляд, они были более пригодны «действовать плугом, чем носить пику, и в большинстве безоружны»[101].

Другой древней традицией была ратная служба «даточных людей» этих же уездов; впрочем, если в конце XV в. московские великие князья регулярно прибегали к их сбору, то через столетие подобная повинность почти прекратилась. Лишь с началом восстания против власти Лжедмитрия II (ноябрь-декабрь 1608 г.) характер «посошных» ратей городов Русского Севера и Верхнего Поволжья вновь обрел черты вооруженного ополчения. Земцы выступали теперь «со всем ратным оружием», и, судя по требуемым припасам (по 50 пудов «зелья пищального» и свинцу из одного Устюга), были поголовно обеспечены ручными пищалями и даже имели пушки. Теперь норму набора определял не государев указ, а городской совет из воеводы и выборных представителей посадских и крестьянских «миров», причем она менялась от «рати» к «рати». Так, самый активный Устюг выслал четыре посошных рати с ноября 1608 по январь 1609 г., с нормами сбора то в 5, то в 10 человек с «сошки» (всего в уезде около 180 сошек)[102], пятую в апреле «в 500 человек», а вместо шестой (в мае 1609 г.) — «приговорили всем миром» взять, «для поспешенья», из таможни 300 рублей, на которые «прибирати охочих вольных казаков, и денег им давати на оружье по рублю человек». Для подмоги им собирали подводы, корма, «наемные деньги», которые посылались ежемесячно. Каждая рать, или «сила», состояла из сотен под началом голов, выбранных из «лутчих людей» — кроме посадских, это были подьячие, дети боярские и даже «вдовый поп». Сотни, в свою очередь, делились на десятки во главе с «десятскими». Всего ополчения выставили около 20 уездов, от нескольких сот (Пермь Великая) до нескольких тысяч человек в каждом, не считая «охочих людей», наемных отрядов «лутчих людей», сибирских казаков и «черемисы»[103].

Героическая борьба северных ополчений стала новой вехой в истории русского военного дела: впервые против профессиональных конных бойцов — польских шляхтичей, тушинских казаков и детей боярских — повели борьбу простые «мужики» из совершенно мирных областей государства. В открытом поле у них не было шансов победить, и основными тактическими приемами стала оборона в городах, полевых укреплениях, на заставах и на засеках, которые сооружались даже вокруг осажденных ополчением мест.