Поймав очередной мрачный взгляд Энджел, Мика сдула чёлку со лба и закатила глаза.
— …ну ты поняла. Что в нас другого? Почему Элис, но не ты и не я?
Энджел закатила глаза, отошла от окна и прямо повернулась к видящей лицом, широко расставив ноги.
— Откуда мне знать, черт подери? — спросила она, не скрывая своего раздражения. — Серьёзно. Почему ты продолжаешь спрашивать меня об этом? Ты должна понимать, что мне известно не больше твоего. С чего бы мне обладать какими-то особенными сведениями об этом извращённом месте и не делиться ими? И ближе к делу, откуда бы мне знать об этом месте что-то, что не известно тебе?
Видящая подняла свои маленькие ладошки в некотором подобии примирительного жеста.
— Эй, — отозвалась она смягчившимся голосом. — Прости. Я не пытаюсь тебя разозлить. Я болтаю, когда нервничаю… особенно когда чувствую, что ничего не могу поделать. Это злит меня. И заставляет нервничать. И я хочу знать, что они сделали с Джемом и остальными… накачивают ли они их тем же дерьмом, что и нас.
Энджел заставила свои плечи расслабиться, кивая.
Они обе сходили с ума от бездействия.
Ей тоже нравилась Мика, но она искренне беспокоилась, что они что-нибудь с ней сделают, если станет слишком явным, что Мика — видящая. Пока что рост и относительно нормальный цвет глаз Мики вводил их в заблуждение.
Энджел знала, что они каким-то образом прослушивают их разговоры.
Они не делали это постоянно, но в достаточной мере. Если во время своих «нацистских проверок» они подслушают, как одна из них или они обе говорят об экстрасенсорном дерьме, то однажды Энджел может проснуться и обнаружить, что Мика пропала.
— Я знаю, — Мика снова выдохнула, тепло посмотрев на неё. — Я знаю. Прости. Нервная энергия, говорю же. Я болтаю, когда я не в себе. Это помогает мне держаться спокойнее.
— Ты не кажешься спокойной, — резко ответила Энджел.
— Это потому что ты не видела, какой я бы стала, если бы замолчала, — пошутила Мика. — Поверь мне, это ещё спокойная версия.
Энджел фыркнула, слегка усмехнувшись.
К этому времени она прекрасно осознавала механизмы, помогавшие им обеим держаться. Все это время взаперти, без возможности сделать что-либо или даже свободно поговорить, делало Энджел агрессивной, а Мику — болтливой. А это не лучшее сочетание.
К счастью, им удавалось в достаточной мере осознавать свои склонности, чтобы не ссориться по-настоящему.
При этой мысли Энджел выдавила из себя вздох, глядя в длинное узкое окно с видом на кратер главного вулкана, напоминавший чашу. Она видела, как похожие на монахов фигуры бродили туда-сюда по газону, поросшему травой и пальмами, их одеяния шафранового цвета ярко выделялись на фоне темной зелени, даже в тени деревьев.
Из-за одеяний легко было различить отдельных людей, вопреки высоте, отделявшей их от низа кратера, хотя Энджел редко видела в них что-то полезное.
Многие носили на ногах сандалии, а в руках — портфели для книг.
Не самая полезная информация.
— Ага, — отозвалась она, взглянув на маленькую видящую. — Я понимаю. Прости.
Глядя через толстый пласт стекла, она прикусила губу, думая. Ещё через несколько секунд она снова повернулась лицом к Мике.
— Как думаешь, сколько мы уже провели здесь? — спросила она. — На данный момент, имею в виду?
Мика нахмурилась. Она привыкла к этому вопросу, в основном потому, что Энджел задавала его минимум раз в день — ещё один её заскок с тех пор, как их тут заперли. Однако Мика была лапушкой и обычно старалась исправно дать ей настоящий ответ.
Она сделала это и сейчас, задумчиво склонив голову, хоть и скорее всего, ей не нужно было много думать об этом, учитывая, что Энджел недавно спрашивала у неё то же самое. Через несколько секунд, во время которых радужки Мики расфокусировались, она взглянула на Энджел.
— Несколько недель, — сказала она неохотно. — Семнадцать дней. При условии, что мы проспали не больше двенадцати часов перед тем, как очнуться здесь.
Энджел кивнула, заново скрещивая руки на груди.
Семнадцать дней.
Подсчёт казался верным.
Ощущалось все так, будто прошло намного больше времени, но Энджел ожидала такого ментального искажения. В любом случае, теперь она вспомнила, что в прошлый раз Мика сказала ей, что прошло шестнадцать дней.
— Как думаешь, где твой босс? — спросила Мика. — Почему он не здесь, почему не спасает наши задницы? Или ты думаешь, он не может нас найти?
Энджел приложила усилия, чтобы не закатить глаза.
— Само собой, они не могут нас найти, — произнесла она отрывисто. — Они бы не бросили нас здесь вот так запросто. Я подозреваю, что эти Nachtsonne… или почитатели ящериц, или нацистские зомби-засранцы, или как тебе угодно их называть… устроили этот кратер таким образом, чтобы укрыться от обзора беспилотников. Мы уже знаем о ловушках и всем остальном, что имеется у них в долине. Мы также знаем, что Блэк и Мири не могут использовать своих экстрасенсов, чтобы найти нас.
Взглянув на видящую, Энджел мрачно добавила:
— Я так понимаю, что главная проблема в экстрасенсорике. Очевидно, это не даёт Блэку отследить нас. Это может влиять на Мири точно таким же образом. И не знаю, заметила ли ты, но никто здесь не использует рации. Они также могут не работать.
Мика нахмурилась, её взгляд сделался задумчиво отрешённым.
— Верно, — произнесла она отстранённым тоном. — Точно. Это логично.
Энджел поймала себя на том, что смотрит на Элис и подавляет беспокойство.
С тех пор, как они очутились здесь, их каждый день водили в драконий храм с огненной ямой. Каждый день они стояли в той пещере с высокими потолками, пока эти зомбированные Nachtsonne напевали, уставившись в светящуюся дыру в полу.
Мика, Энджел и Элис стояли вместе с ними на женской стороне толпы, их запястья оставались скованными, за спинами караулили охранники. Они просто стояли там часами и потели, пока все остальные безропотно таращились в ту яму. Некоторые люди вокруг светящейся дыры бормотали молитвы. Некоторые напевали.
Многие просто стояли там молча.
Элис просто стояла молча.
Как и японские туристы в те несколько раз, когда Энджел и Мика мельком замечали их лица в толпе среди остальных.
Первые несколько дней с Элис все было хорошо.
К концу первой недели Энджел заметила, что после возвращения от ямы она становится довольно чудной. Элис теряла ход мысли на середине предложения или не слышала их, когда они к ней обращались. Энджел замечала, что она таращится в каменные стены, в пол, даже в дырку туалета, совершенно не моргая.
Со временем она моргала все меньше.
Затем Элис начала впадать в настоящий транс, не слыша их, даже когда они кричали и трясли её за плечи.
Такие периоды становились все длиннее и длиннее.
Теперь Элис приходила в себя всего на несколько часов в день, если повезёт.
Она также начинала ходить как Nachtsonne.
Все они ходили так, будто скользили по камню и траве, их глаза сосредоточились на чем-то далёком, находившемся за тем, с кем они говорили, за деревьями, булыжниками, стенами пещеры, крутыми вулканическими утёсами. Они ходили так даже в униформе и с оружием. Такое чувство, будто они постоянно слышали где-то вдалеке мелодию прекрасной музыки и шли в её направлении.
Энджел гадала, что именно они слышали.
Все они, похоже, получали свои приказы, не переговариваясь меж собой, отчего она задавалась вопросами, что и как их направляло.
Внутри драконьей пещеры все немцы, то есть сами Nachtsonne, делались такими же отрешёнными и отключившимися, как Элис и остальные стоявшие вокруг светящейся ямы. Однако вне храма они казались менее восприимчивыми к этим симптомам, похожим на транс. Они определённо выглядели так, будто им промыли мозги, но все же могли функционировать.
Это заставляло Энджел задаваться вопросом, станет ли Элис такой же. То есть, адаптируется ли она достаточно, чтобы стать одним из их солдат.