В борьбе с этими концепциями развивался и креп в марксистской историографии научный подход к исследованию генезиса марксизма.

Заметной вехой на этом пути была работа, проведенная советскими учеными в связи с 50-летием со дня смерти Маркса, и получившая отражение в многочисленных газетных и журнальных статьях, сборниках и монографиях.

Важнейшим результатом борьбы против отступлений от ленинизма была победа ленинского понимания существа марксистской философии. «Маркс преодолел основные недостатки старого материализма, – говорилось в тезисах Института Маркса – Энгельса – Ленина, – ...; он обогатил материализм диалектикой – величайшим приобретением немецкой классической философии. Но Маркс не просто перенял у Гегеля диалектику, а коренным образом переработал ее»[75]. Таким образом стала ясной несостоятельность как механистически-идеалистической так и вульгарно-идеалистической концепций процесса формирования взглядов Маркса.

Выступая против «теории фазисов», М.Б. Митин писал: «В ней совершенно не отражено то специфическое и характерное, что было присуще Марксу и Энгельсу на всем протяжении их развития с самых ранних литературных выступлений... Верно, что в первый период своего развития Маркс был гегельянцем. Но он принадлежал к самому крайнему крылу левых гегельянцев. Неверно, что Маркс и Энгельс в этот период их развития являются безусловными... гегельянцами. Верно, что, начиная с 1842 – 1843 гг., Маркс под влиянием философии Фейербаха становится материалистом... Неверно, что Маркс и Энгельс в этот период своего развития стоят на точке зрения „конкретно-абстрактного человека“ Фейербаха»[76].

С критикой вульгарно-материалистической концепции выступили А. Васильева, В. Светлов, Е. Ситковский[77] и др. В. Светлов убедительно показал в своей работе, что утверждать, будто Маркс и Энгельс с первых же шагов были законченными материалистами-диалектиками и вождями пролетариата, значит упрощенно понимать процесс становления марксизма, по существу, отрицать это становление. Сосредоточив основное внимание на выяснении влияния Фейербаха на Маркса в различные моменты формирования его взглядов, он подчеркнул, что «если отождествление марксизма с абстрактным, метафизическим материализмом Фейербаха ведет к отказу от диалектического и исторического материализма, то к такому же отказу от диамата и истмата ведет и другой уклон, пытающийся поставить знак равенства между марксизмом раннего периода, марксизмом становящимся и марксизмом оформившимся»[78].

В процессе борьбы против ошибочных концепций формирования взглядов Маркса советские историки обратились за «советом к Ленину» и нашли в его работах четкие и точные решения основных методологических проблем, по которым в то время шла борьба. Учет ленинского решения этих проблем можно обнаружить в ряде работ первой половины 30-х гг., однако первое систематическое изложение их дано Е.П. Ситковским. В статье «Маркс и Энгельс – творцы диалектического материализма» он воспроизвел основные моменты той характеристики духовного развития Маркса, которую В.И. Ленин дал в статье «Карл Маркс», и в строгом соответствии с этой характеристикой очертил основные этапы философского развития Маркса и Энгельса[79].

К середине 30-х гг. стали прочным достоянием марксистской исторической науки важнейшие положения о том, что при исследовании философского развития молодого Маркса необходимо учитывать как тесную связь его с философией Гегеля и Фейербаха, так и существенное отличие его от этих мыслителей, что в теоретическом развитии Маркса необходимо видеть несколько этапов, которые качественно отличаются друг от друга и вместе с тем являются звеньями единой цепи развития, что, прослеживая внутреннюю логику развития взглядов Маркса, необходимо раскрывать реальную основу этого развития – изменение социально-политических условий общественной жизни.

Отсюда, разумеется, вовсе не следует, будто тем самым была закончена основная работа по изучению формирования философских взглядов Маркса. Напротив, приведенные выше методологические положения можно рассматривать лишь как уроки, которые были извлечены марксистами из опыта предшествующего изучения проблемы и на основе которых нужно было строить дальнейшую работу. Задача заключалась в том, чтобы с точки зрения этих положений заново осмыслить ставшее теперь почти полностью известным философское наследство молодого Маркса, мобилизовать весь необходимый материал для исчерпывающей научной интерпретации этого наследства и развернуть борьбу против спекуляций буржуазных идеологов вокруг молодого Маркса.

Современные буржуазные теоретики столь много и претенциозно рассуждают о молодом Марксе, что может показаться, будто им принадлежит монополия на исследование этого предмета. Опыт, однако, показывает, что подобные претензии обычно служат прикрытием довольно скудного содержания. Тем буржуазным историкам, которые кичатся ныне мнимой объективностью своей науки по отношению к молодому Марксу, мы, опираясь на исторические факты, заявляем: «Ваша наука сделала все для того, чтобы замолчать ранние работы Маркса, и изучать их она стала лишь после того, как марксисты разрушили эту стену молчания».

Длительное время, вплоть до 20-х гг., большинство буржуазных историков вообще не видело в ранних произведениях Маркса специального предмета исследования и ограничивалось довольно беглой, в общем эмпирической и весьма поверхностной характеристикой первоначального этапа деятельности основоположника научного коммунизма. Впрочем, и при таком подходе дело не обошлось без фальсификаций существа этого этапа. Начало этому положил Г. Адлер. В своей книге по истории рабочего движения в Германии он ограничивается следующей репликой по адресу статей Маркса и Энгельса из «Немецко-французского ежегодника»: «Мы должны отказаться от подробного рассмотрения развиваемых в них теорий, так как, согласно задаче настоящей работы, здесь могут рассматриваться только такие теории, которые оказали непосредственное влияние на социально-политическое движение. А это условие как раз и не относится к настоящему случаю»[80]. Получается, что статьи, в которых Маркс и Энгельс непосредственно апеллировали к массам, к пролетариату, не оказали «непосредственного влияния на социально-политическое движение». Первое же «а», сказанное буржуазным историком о ранних произведениях Маркса и Энгельса, было грубой фальсификацией.

Столь же поверхностным было отношение буржуазных теоретиков к процессу формирования взглядов Маркса и в конце XIX в. Прочность предрассудка приобрело кочевавшее из книги в книгу противопоставление «Манифеста Коммунистической партии» как чисто спекулятивного продукта революционной мысли «Капиталу» как строго научному и потому-де умеренному в своих требованиях произведению. На этом основании «Манифест Коммунистической партии» относился к числу ранних произведений Маркса, и молодой Маркс тем самым противопоставлялся зрелому как односторонний революционер – многостороннему ученому.

Эта примитивная концепция была подвергнута марксистами сокрушающей критике еще в начале XX в. Со всей мощью аргументации и присущей ему полемической страстностью обрушился Меринг на эту выдумку профессоров и подающих богатые надежды приват-доцентов, пытавшихся «сублимировать» произведения Маркса, отделяя все, что принадлежало «кусающемуся демагогу», чтобы спасти все, что принадлежало «человеку науки». «Если когда-либо существовал цельный человек, – писал Меринг, – то это был Карл Маркс»[81]. Ту же мысль отстаивал и Плеханов: «Мы потому цитируем „Манифест“ предпочтительно перед другими сочинениями Маркса – Энгельса, – писал он, – что он относится к той ранней эпохе их деятельности, когда они, по уверению некоторых из их „критиков“, были особенно „односторонни“ в понимании взаимного отношения между „факторами“ общественного развития. Мы ясно видим, что и в эту эпоху они отличались не „односторонностью“, а только стремлением к монизму, отвращением к тому эклектизму, который так явственно сказывается в замечаниях г.г. „критиков“»[82]. Этот удар марксистов по буржуазным идеологам пришелся настолько в точку, что противопоставления Маркса-революционера Марксу-ученому постепенно оказались оттесненными на задний план псевдолиберальной аргументации. Однако точка зрения, что ранние произведения Маркса не заслуживают специального научного исследования, продолжала еще существовать длительное время.