Об отсутствии у вышеназванных социал-демократов сколько-нибудь основательных знаний в этой области свидетельствует, например, следующий факт. 17 марта 1906 г. Карл Каутский выступал на рабочем собрании в Лейпциге по случаю годовщины мартовской революции 1848 г. Характеризуя Маркса в период его учебы в университете, Каутский сказал: «Большого труда стоило его отцу заставить его сдать экзамен на доктора прав. Сдав последний в 1841 г., Маркс подумывал о карьере приват-доцента»[10]. В одной первой фразе здесь три ошибки: во-первых, отец Маркса умер 10 мая 1838 г. и потому не мог заставлять своего сына сдавать экзамен в 1841 году; во-вторых, Маркс так и не сдавал никакого экзамена, так как Иенский университет провозгласил его доктором без предварительного экзамена; в-третьих, Маркс получил степень не доктора прав, а доктора философии.
Если подобные чисто фактические ошибки допускались виднейшими теоретиками II Интернационала даже в 1906 году, т.е. после издания работы Меринга «Из литературного наследства» К. Маркса и Ф. Энгельса, то можно представить себе уровень соответствующих публикаций (биографические статьи в энциклопедических словарях и т.п.) в 70 – 80-е годы[11]. Не случайно Ф. Энгельс в своей второй биографической статье о Марксе, напечатанной в «Handwörterbuch der Staatswissenschaft», вынужден был заметить, что «большинство появившихся в печати биографий Маркса кишат ошибками»[12].
Ф. Меринг писал в 1907 г.: «Путь, которым шел Маркс от „Коммунистического манифеста“ к „Капиталу“, для нас совершенно ясен, между тем как первая большая полоса его жизни, именно период, когда он из преданного ученика Гегеля[13] стал автором „Коммунистического манифеста“, слишком долго была покрыта мраком, да и теперь еще не легко поддается обзору»[14]. Напряженный десятилетний труд Маркса и Энгельса, итогом которого и явился «Манифест Коммунистической партии», был скрыт от взоров людей 70 – 80-х годов. Этот исторический документ оказывался как бы выпущенным из пистолета – создавалось впечатление, будто он представляет собой продукт произвольных спекуляций очередных исправителей мира.
Таким образом от большинства из представителей первого поколения учеников Маркса и Энгельса в Германии оказалась скрытой методологическая сторона марксизма, его философское содержание.
Опасность этого положения заключалась, конечно, не в академической неполноте сведений, а в неполноте усвоения коренных принципов научного мировоззрения, основы которых были заложены именно в период, непосредственно предшествовавший созданию «Манифеста Коммунистической партии». Не имея за плечами той школы действительной философской борьбы, которую Маркс и Энгельс прошли в процессе создания научного мировоззрения и даже не зная истории этой борьбы, Бернштейн, Каутский и другие лидеры немецкой социал-демократии не уяснили существо марксового метода, не поняли, что Маркс и Энгельс осуществили революцию в философии и создали качественно новый, высший тип философии – диалектический материализм; от них вообще остался скрытым тот факт, что составными частями марксизма являются не только экономическое и политическое, но и философское учение.
Неполное, одностороннее восприятие ими марксизма как только политического и экономического учения приходило во все большее несоответствие с логикой классовой борьбы, с потребностью во всесторонней разработке марксизма и в том числе – материалистической диалектики. Особенно резкий характер приобрело это несоответствие на рубеже XIX – XX вв., когда началась новая, монополистическая стадия в развитии капитализма, а с ней и новый исторический этап в развитии марксизма, поставивший успехи политической борьбы марксистских партий в тесную зависимость от дальнейшего развития диалектико-материалистического метода.
Оказавшись безоружными перед лицом новых задач, выдвинутых логикой классовой борьбы, лидеры немецкой социал-демократии начали капитулировать перед буржуазной идеологией и прежде всего – перед идеалистической философией. В результате этой капитуляции «диалектический материализм был объявлен личным делом Маркса и Энгельса, частным делом каждого социал-демократа»[15].
Таким образом, в качестве одной из самых важных проблем перед марксистами всех стран встала на рубеже XIX – XX вв. задача доказать наличие органической связи между диалектическим и историческим материализмом, с одной стороны, и политическим и экономическим учением марксизма – с другой, иначе говоря, доказать, что как марксистская политическая экономия является единственно научной теорией экономического развития капитализма, а учение Маркса и Энгельса о коммунизме – единственно научной теорией будущего общества, так диалектический и исторический материализм представляет собой единственно научное понимание наиболее общих законов природы, общества и мышления.
Это была комплексная задача, решение которой предполагало освещение и творческую разработку большого круга проблем. В частности, требовалось проанализировать отношение диалектического и исторического материализма к основным предшествующим и современным философским и социологическим концепциям, выяснить генезис марксистской философии.
Таким образом, идеологическая функция первоначальных исследований процесса формирования марксистской философии заключалась прежде всего в том, чтобы на конкретных исторических фактах доказать глубокое генетическое единство диалектического и исторического материализма с другими составными частями марксистского учения и наглядно раскрыть действительное отношение марксистской философии к предшествующим философским концепциям, главным образом к философии Гегеля и Фейербаха, и к мелкобуржуазным «истинно социалистическим» и анархистским социальным теориям.
2. Исходный пункт научного исследования проблемы
Маркс и Энгельс были очень скупы на рассказы о собственном творческом пути. Тем не менее, имеющиеся в их произведениях высказывания позволяют с большой точностью фиксировать некоторые важные вехи, характеризующие первоначальный этап формирования взглядов Маркса.
Хронологически первым (январь 1859 г.) и вместе с тем наиболее цельным среди такого рода высказываний, принадлежащих самому Марксу, является изложение его пути к исследованию экономических проблем, содержащееся в известном предисловии к «К критике политической экономии». Характерны мотивы, побудившие Маркса сделать этот краткий очерк своего теоретического развития за двадцать лет (с конца 30-х по конец 50-х годов): «Эти заметки о ходе моих занятий в области политической экономии, – заключал Маркс, – должны лишь показать, что мои взгляды, как бы о них ни судили и как бы мало они ни согласовались с эгоистическими предрассудками господствующих классов, составляют результат добросовестных и долголетних исследований»[16]. Таким образом, характеристика формирования взглядов Маркса с самого начала выступает как форма борьбы за адекватное овладение развитой марксистской теорией.
Важное значение для нас имеет указание на наличие органической связи развития его теоретических воззрений с политической деятельностью: именно сотрудничество в «Рейнской газете» явилось для него первым толчком к изучению экономических проблем и привело его в конечном счете к необходимости пересмотреть прежние, идеалистические воззрения. Кроме того, очевидно, что во время сотрудничества в «Рейнской газете» Маркс еще не был коммунистом, а коренной поворот в сторону научного мировоззрения начался именно в ходе критического разбора Марксом гегелевской философии права (1843 г.); подтверждение этому можно найти также в послесловии Маркса ко второму изданию первого тома «Капитала»: «Мистифицирующую сторону гегелевской диалектики я подверг критике почти 30 лет тому назад»[17], – писал Маркс в январе 1873 года.
10
К. Каутский. «Карл Маркс. Биографический очерк». Спб., 1906, стр. 4.
11
Например, известный энциклопедический словарь «Larousse», в качестве даты рождения Маркса приводил 1814 г., т.е. дату рождения... жены Маркса.
12
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. II, стр. 260.
13
Здесь Меринг неточен: «преданным учеником Гегеля» Маркс никогда не был.
14
Ф. Меринг. Цит. соч., стр. 4.
15
«История философии», М., 1961, т. V, стр. 507.
16
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 9.
17
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 21.