— Рад, что вы живы и здоровы, — отдышавшись и сняв пиджак, сказал попугай. — Надеюсь, вы не подумали, что я бросил вас на произвол судьбы?

— О нет! — возразил я. — Сэр никогда не оставит в беде другого сэра. Мне ли этого не знать.

— Я не сомневался в вас, сэр! — произнес Роберт напыщенно и стал ловко выжимать пиджак. — Я увидел, что вас кинули в застенок, и принял решение лететь за помощью. Потому что из этого подземника еще никому не удалось выбраться, никому! Сломя голову я помчался на морской перекресток, и мне повезло: сразу же подвернулась военно-торговая шхуна цвета маренго, и она сейчас идет к Рикошету на всех парусах. Ее капитан оказался сообразительным и решительным человеком, настоящим джентльменом, сэр. Приятно, знаете, встретить ночью на перекрестке настоящего джентльмена. Если вы возьмете три румба к ветру, то мы пойдем встречным курсом. Шхуна уже недалеко.

— Есть три румба к ветру, сэр! — ответил я и стал перекладывать штурвал одной рукой, держась другой за нактоуз для пущего форса.

Крен был такой, что вода с подветренной стороны стала заливать люки, и Самсонайт слегка поехал в сторону камбуза, но линь, которым я привязал его к рымболтам, натянулся и вернул исчадие обратно.

Роберта бил озноб. Он вцепился когтями в мое плечо и вертел головой направо и налево, а паруса, слишком забравшие ветер, гудели над нами, словно высоковольтные линии электропередач.

Меня тоже слегка бросило в дрожь, но не от холода, а от восторга. Да-да, высокий пиратский восторг овладел мною, и, когда барк завершил маневр и пошел точно на норд-норд-ост, мне уже было море по колено, а океан — приблизительно по пояс. Ветер свистел в снастях, и казалось, что задули одновременно Зефир, и Борей, и еще парочка ветров, и я снова был на плаву.

Расставив ноги и крепко вцепившись обеими руками в шпаги штурвала, я всей грудью вдыхал океан, и чем дальше мы уходили от Рикошета, тем круче становилась волна, крен увеличивался, а вода доходила до поручней и лееров.

— Кстати, — крикнул Роберт мне в ухо, — надо бы дать сигнал, а то можем разминуться в такой круговерти!

— Дадим, — кивнул я и оглянулся на остров.

И тут в глазах у меня потемнело оттого, что Свеча Дьявола, как в старые недобрые времена, полыхала вовсю. Над, ней стояло высокое зарево. Роберт тоже оглянулся и присвистнул от удивления.

— Вот так да, сэр! — сказал он не слишком весело и пробубнил: — А когда уже нет надежды на спасение, остров ставит вам свечку…

— Прекратите панику! — разозлился я. — Всегда есть надежда на спасение, всегда! Просто компьютер получил сигнал о появлении шхуны и воспользовался, по всей видимости, аварийным сигналом подачи топлива. Я подозревал, что он существует, понятно? Либо же кто-то из подземно-подводной обслуги скважины проверил причину потухания Свечи и устранил ее. То есть просто открыл вентиль.

— Ничего не понимаю, — вздохнул Роберт и надел пиджак, который уже немножко проветрился. — Какой компьютер? Какой сигнал? Внесите же ясность, сэр!

Мне пришлось в двух словах рассказать ему все, что касалось Свечи. Пока я рассказывал, он не проронил ни слова: сидел на моем плече безмолвно и не шевелясь, слушая внимательно, и лишь раз оглянулся на Самсонайта. Дослушав до конца, он надолго задумался, барабаня когтями по моему плечу. А потом склонился над компасом и неожиданно гаркнул:

— Отклонение две четверти румба!

— Есть отклонение две четверти румба, сэр! — гаркнул я в ответ и мигом устранил отклонение. — Сэр Роберт, теперь давайте глядеть в оба, а то, неровен час, действительно разминемся. А что за шхуна идет нам навстречу? Названия не запомнили?

— У меня память, сэр! — насупился попугай. — Моей зрительной памяти завидует даже сэр Авант. Шхуна называется «Вера — Надежда — Любовь». Очень красивая и быстроходная шхуна.

— Нет! — воскликнул я, огорошенный. — Не может быть! Неужели бывают такие совпадения?

Попугай озадаченно на меня покосился и застегнул пиджак.

— Сэр Роберт, — проникновенно сказал я и положил руку на его влажное твидовое плечо, — а капитан этой замечательной шхуны такой огромный, усатый и бровастый весельчак? Верно ведь?

— Совершенно верно. Вы знаете дона Галетто, сэр Бормалин?

— Знаю ли я старину Галету! — вскричал я. — Да ведь это мой старый друг и соратник по пиратскому подполью. Мы с ним съели не один пуд соли и выпили не одну кружку шоколада, сэр! О, это настоящий джентльмен, вы совершенно правы. Это настоящий джентльмен и настоящий мужчина!

И я пуще прежнего вцепился в шпаги штурвала.

Роберт стал рассказывать о встрече с Гарри возле Кивибанки: каким подавленным был его брат, тайком сопровождавший Голубую галеру, и как он, Роберт, ободрил его и немножко проводил. Он рассказывал, как мерно гребли каторжане под барабанную дробь, как независимо держался Авант и как хрипло вопил Тим Хар, подгоняемый бичом Клифта, главного на галере. И как потом Роберт — возвращался поперек океана, то и дело теряя ориентир.

Через два часа мы встретились со шхуной «Вера — Надежда — Любовь». Я спустил тузик и скоро был в объятиях старины Галеты. Он мало изменился за это время, только стал еще зычнее и веселее да для пущей солидности слегка изменил свое имя. Дон Галетто, владелец и одновременно шкипер военно-торговой шхуны, идущей с грузом кофе в Коктебель.

Мы крепко обнялись и потом сидели у него в каюте, пили горячий шоколад с орехами и разговаривали о жизни. Галете и теперь можно было довериться. Я вкратце рассказал ему нашу историю, и он предложил помощь. Все-таки старый друг — это на всю жизнь.

К утру мы разработали план, по которому шхуна с кофе на борту и Самсонайтом в трюме идет в Коктебель, разгружается там, берет попутный груз и держит курс на Бисквит, где мы и встречаемся. Все это время он не спускает глаз с Самсонайта и тайно доставляет его в Бисквит, целого и невредимого. А там поглядим, как быть дальше.

— Не волнуйся, — пророкотал Галета насчет исчадия, — если что, я найду на него управу. И не таких скручивал, сам знаешь. А из Коктебеля дам телеграмму твоим родителям и учителям, что ты задерживаешься на недельку. В общем, занимайся своими делами спокойно, не суетись.

Мы перевезли спящего Самсонайта на шхуну и хорошенько закрепили его в трюме. Светало.

— Вашу лапу, сэр Роберт, — прогудел Галета, попыхивая гигантской трубкой и благоухая душистым табаком из Гонконга.

— Вашу руку, дон, — серьезно ответил попугай.

— До встречи, ребята! — сказал Галета. — Семь футов под килем!

Барк тихо уплывал от «Веры — Надежды — Любви» черной водой океана. Когда я оглянулся, то в неверном свете раннего утра увидел лишь часть названия этой замечательной шхуны, уходившей на север, — «… Надежда…».

Дул попутный ветер, и барк мчался курсом зюйд-ост-ост, догоняя Голубую галеру. С крюйс-марса уже была видна темная точка, мелькавшая вдали. Мы делали около одиннадцати узлов, оставляя за кормой пенный треугольный след.

К полудню Веселый Роджер на флагштоке снесло в сторону — это ветер от фордевинда перешел к полному бакштагу, но барк довольно легко шел прежним курсом. Он все больше нравился мне — очень уж был послушен и скор. Нещадно палило солнце, и когда я снова полез по вантам с подзорной трубой, поднялся до салинга и стал оттуда высматривать галеру, то ничего больше не разглядел. Потому что над водой дрожало бесцветное слепящее марево, подло закрывавшее горизонт. Это солнце выпаривало океанскую воду.

В капитанской каюте я нашел целую кипу компасных карт, так называемых портулан, предназначенных главным образом для торгового плавания. От нормальных карт они отличаются тем, что вместо меридианов и параллелей у них лучи, которые показывают истинное положение сторон света по магнитной стрелке. Нашлась и карта Карамелии с обозначениями бухт, маяков и глубин, так что теперь можно было подойти к берегу, не боясь нарваться на рифы.