Я рулил уже минут десять, как вдруг услыхал повелительный свисток. Всякая ошибка исключалась. В такой поздний час, на этих пустынных улицах да еще с этакой ласковой манерой – наверняка полицейский. Я замедлил ход. Полицейская машина, выехавшая с прилегающей улицы, преградила мне путь. Я остановился. Еще одна тачка, из числа тех, что по причине красного фонаря на крыше прозвали «борделем на колесах», подъехала сзади и встала слева от меня. Организовано было отлично, срежиссировано, как в балете. Под аккомпанемент громко хлопающих дверей блюстители закона вышли из машин. Одни – в форме, другие – в штатском. Один из них размахивал электрическим фонариком, луч которого падал иногда на посылавший ответный отблеск автомат, который держал его приятель. Дуло оружия ткнулось в стекло у руля. Я отвел его. Автомат просунул свою морду в окошечко; полицейский – тоже. Втянув в себя воздух, он ухмыльнулся:

– Это от вас так пахнет?

– Я отвозил даму, только что.

– Отвозил!

Он смачно засмеялся. Я закрыл глаза, ослепленный светом фонарика, направленного мне прямо в физиономию.

– Оно и видно,– сказал держатель прожектора.– Скажите-ка, у вас что, специально задний номер не освещен?

– Ах, так вы поэтому мне свистели? Я не знал.

– Идите посмотрите.

Я вышел. Пока двое полицейских сопровождали меня, третий занялся проверкой внутренности моей «дюга». Табличка с номерным знаком и в самом деле не могла тягаться с замком Шенонсо[6] и прочими зрелищами в духе «Звука и света». Несколько месяцев назад я уже натерпелся по тому же поводу. Мне казалось, что с тех пор все было отремонтировано, а выходит, не совсем. Я объяснил это тем двоим, но тут как раз подоспел еще один тип – в штатском.

– Ну как?

– Ни шиша,– сказал в ответ полицейский в форме.

– Наоборот, одни шиши,– проворчал вновь прибывший.– Ваши документы,– потребовал он.

Я ему их протянул. Тут заплясал еще один пучок света.

– А! Частный сыщик!

– Да. Мы, можно сказать, собратья.

– Если угодно.

Он вернул мне мои документы.

– В машине ничего подозрительного,– сказал кто-то, появляясь из тьмы, вероятно, тот, что проверял машину.

– Что происходит?– спросил я.

Инспектор зевнул.

– С полчаса назад из какой-то машины выпустили автоматную очередь и бросили гранату в арабское бистро, здесь поблизости.

– А! Арабский рэкет, сбор налогов, политические страсти и прочий бред?

– Да.

– Ну что ж, я тут ни при чем. Весьма сожалею.

– Вы сожалеете?

– Это так, к слову пришлось.

– Гм… Придется также улучшить ваше освещение, ясно?

– Завтра же.

Рука инспектора (и весь он, конечно, сам) сделала широкий жест, как бы даруя мне свободу и вместе с тем словно швыряя в помойку что-то не шибко чистое.

– Вытрите губную помаду, которой вы заляпаны, и поезжайте спать.

Им непременно требуется дать совет. Они не могут обойтись без этого. Это сильнее их. Они расселись по своим тачкам и рванули с места. Следы губной помады я оставил, а вот спать домой поехал. Что, кстати, я и собирался сделать, когда они меня остановили.

На сон грядущий я опять-таки предавался думам о Поле Демесси. Найти тина, который, не говоря ни слова, втихомолку бросает свою жену, бывает порою труднее, чем найти того, кто пал жертвой в стычке. Я по опыту это знаю. Между тем в случае с Демесси я с недавних пор инстинктивно стал подозревать что-то иное. Мне не давали покоя эти бабки. Где же он их все-таки раздобыл? Мне казалось, что, как только я сумею локализовать это скромное золотое дно, остальное прояснится само собой. В голову мне пришла одна мысль. Демесси был чернорабочим на «Ситроене», но он интересовался механикой и проявлял в этой отрасли кое-какие способности. Большие фирмы автомобилестроения вечно враждуют между собой, ревностно охраняя секреты своего производства. А что, если Демесси… Однако я тут же отбросил эту мысль. Если бы он подтибрил на «Ситроене» чертежи, ну, или что-то похожее, ему наверняка выложили бы больше двадцати косых. Правда, эту цифру – двадцать тысяч – мне назвала Ортанс. А у него могло быть и больше. Может, следовало копнуть и с этого бока тоже. Кстати, по поводу бока – сам я повернулся на другой и тут же заснул.

Если верить ему, то звали его Кахиль Шериф или что-то в этом роде. Подобно большинству своих соотечественников, одет он был как придется, возможно, это этническая особенность, своеобразный природный дар. Любая одежка неизменно выглядела на них неумело пригнанным мешком. С невозмутимым видом он праздно сидел за чашкой кофе в табачной лавочке на площади Фернан Форе. Он ждал меня, глядя прямо перед собой, созерцая, быть может, сквозь стекло входной двери статую Свободы, вознесшую над мостом Гренель свой угасший факел. А может, обдумывал какую-то махинацию. Похоже, он располагал кое-какими сведениями и собирался продать их. Сведения касались Демесси.

Свидетель этот упал, можно сказать, прямо с неба. Хвала Аллаху. Если бы не он, я, возможно, отказался бы от дальнейших поисков семейного дезертира. Вернувшись ночью домой после своих обескураживающих демаршей, я забыл, ложась спать, завести будильник. И в результате встал я где-то около полудня с гнусным привкусом поражения во рту, хотя не исключено, что виной тому был белый ром, поглощенный в больших количествах на «Колониальном балу», либо свинина с картошкой и кислой капустой специального приготовления, съеденная мной в «Брассри Альзасьен» и обильно сдобренная эльзасским вином. Впрочем, особого значения это не имело. Времени, чтобы очнуться с похмелья, у меня было предостаточно. Демесси мог не опасаться. Начало оказалось неудачным, а типа, который, не говоря ни слова, втихомолку бросает свою жену, отыскать порою бывает труднее, чем… На эту тему я уже рассуждал, причем точно в таких же выражениях. Нечего повторяться. Ладно. Я снова сел в машину и отвез ее к механику в надежде, что он найдет возможность осветить заднюю табличку с номерным знаком люминесцентной лампой или еще чем, по своему усмотрению, только бы ее было видно ночью, чтобы у меня не возникало больше неприятностей с полицейскими патрулями. Затем, перекусив, отправился к себе в контору. Элен с мученическим видом висела на телефоне. Увидев меня, она с облегчением вздохнула.

– Подождите секунду,– сказала она в трубку, а затем продолжала, обращаясь уже ко мне:– Боже мой, патрон, как вовремя вы пришли…– И она протянула мне трубку.– Может, вам больше повезет, чем мне. Я ни слова не понимаю из того, что плетет этот бродяга араб.

Ибо это действительно был бродяга араб. Ну, или что-то вроде этого. Кахиль Шериф, сослуживец Демесси на «Ситроене». Парень, который, похоже, был в курсе пресловутого дела о наследстве (ну и ну!) и в случае, если я согласен подбросить немного деньжат, готов… Мне с трудом удавалось разобрать кое-что из его нескончаемого потока слов, ибо изъяснялся он на немыслимом тарабарском наречии, хотя и с завидным терпением… Он назначил мне свидание в тот же день, часов на шесть, в табачной лавочке на площади Фернан Форе, на углу улицы Линуа, как раз напротив помещения «Военно-морского бала», прилепившегося, казалось, к одной из пристроек завода «Ситроен».

И вот теперь я стоял перед ним.

Я сразу его узнал, этого Кахиля Шерифа.

То был араб с тонким носом, тонкими губами, тоненькой ниточкой усиков, заостренным подбородком и острым, проницательным взглядом. У него все было острое и тонкое. Но особенно, пожалуй, слух. Это был тот самый парень, который накануне вошел в бистро на площади Балар вместе с Буска и остальной компанией и тотчас рванул к стойке, где стоял паинькой, не упустив, видно, ни словечка из нашей беседы. И должно быть, он слышал, что мое имя фигурирует в телефонном справочнике; уж не знаю, сколько времени ему пришлось потратить после той нашей первой тайной встречи, чтобы отыскать номер моего телефона, но он таки его нашел, а следовательно, и меня тоже.