Что мне больше всего нравилось в Роджерсоне – так это то, что с ним все было иначе. Он словно показал мне вещи, которых Кэсс никогда не видела. Впрочем, то, что он ударил меня, тоже стало одной из таких вещей. Знаю, сестра не стала бы с этим мириться, не оставалась бы с тем, кто причинил ей боль, ни на секунду. Но я – не Кэсс. Я даже близко на нее не похожа. Я слабее. И я сохраню это в тайне.

- Возьми-ка, - отец вложил мне в руку пакет со льдом. – Это поможет снять покраснение.

- Должно быть, ты ударилась очень сильно, - встревожено сказала мама.

- Да, - я прижала пакет к щеке, чувствуя во рту металлический привкус.

Отец пошел в коридор и снял куртку с вешалки.

- Пойду, посыплю дорожку солью, - сказал он нам, - кажется, у нас осталось еще немного с прошлого года?

- Да-да, - отвечала она, следуя за ним. – Мешок стоит в чулане. И, Джек, пожалуйста, убедись, что ты посыпал всю дорожку. Не хотелось бы, чтобы еще кто-то вот так же пострадал! – она вернулась на кухню. – Кейтлин. Я налью тебе ванну, чтобы ты могла расслабиться, а потом принесу ужин в твою комнату, так что можешь поесть в постели и сразу лечь спать, хорошо?

- Мама, ты не должна…

- Тсс. Иди, раздевайся, я позову тебя, когда все будет готово.

Мама опустила руку мне на плечо, наклонилась и осторожно поцеловала меня в макушку. От нее пахло ванилью и духами «Joy» , и я почувствовала, что сейчас расплачусь.

- Ты испугала меня, Кейтлин, - тихо сказала она, перебирая мои волосы. – Не знаю, что бы я делала, если бы с тобой что-то произошло.

Я могу рассказать ей, говорила я себе. Я должна рассказать все прямо сейчас и прекратить все это. Я должна рассказать, что он бьет меня. Что я ненавижу чирлидинг, что я скучаю по Кэсс, и я бы очень хотела все исправить, но я не могу! Не могу. Не могу…

- Не переживай, - вместо всего этого ответила я своей маме, которая так заботилась обо мне. – Со мной все хорошо.

Затем я направилась в комнату и из окна наблюдала, как внизу отец разбрасывает соль на подъездной дорожке, особенно тщательно посыпая землю возле почтового ящика.

***

Я уже почти засыпала, когда мама постучала в дверь и вошла, поставив поднос с курицей и брокколи на столик. Она осторожно погладила меня по щеке и направилась к выходу, остановившись в проходе.

- Спокойной ночи, милая, - прошептала она. – Увидимся в Стране грёз!

Я была слишком уставшей, чтобы отвечать ей. Этой ночью я не встретила её в Стране грёз, но я видела Кэсс.

Сон был длинным и запутанным. Я, Элиза Дрейк, Коринна и миссис Гэрвер, моя учительница в начальной школе, были в торговом центре, искали что-нибудь алюминиевое и как раз направлялись к магазину пиротехники. Я проходила мимо пустой витрины, когда вдруг увидела за стеклом Кэсс. Она стояла по другую сторону стеклянных дверей, всего в нескольких шагах от меня.

- Кэсс? – я подошла на шаг ближе, и мисси Гэрвер начала кричать, что мы опаздываем, и мне нужно поторопиться. Кэсс улыбалась мне, качая головой. На ней был красный свитер, который всегда мне очень нравился, но шел сестре гораздо больше, чем мне.

- Удачи, - произнесла она, прижимая одну руку к стеклу. Это звучало так, словно она могла видеть будущее – мое, свое или чье-то еще.

- Подожди, Кэсс!

- Иди, - сказала сестра, и миссис Гэрвер подскочила ко мне, схватила меня за руку и потащила за собой. – Иди вперед, Кейтлин, просто иди.

- Кэсс!

Я пыталась вырваться из хватки учительницы, но она увела меня уже довольно далеко, и я могла только оборачиваться, пытаясь еще хоть раз увидеть Кэсс и видя лишь пустые стеклянные витрины.

Я резко села в кровати и взглянула на часы. 10:30. Внизу слышалось бормотание телевизора – папа смотрел новости. Подойдя к окну, я увидела Боу на их со Стюартом кухне, она сидела у окна, читая книгу. Я вернулась в кровать, закрыла глаза и представила Кэсс в красном свитере, стоящую за стеклянной витриной и желающую мне удачи. Повинуясь какому-то неизвестному импульсу, я снова вскочила, достала дневник из-под матраса и открыла его на чистой странице.

«20 декабря.

Дорогая Кэсс.

Не знаю, прочитаешь ли ты это когда-нибудь. Может быть, я и не захочу показать тебе этого. Но со мной кое-что случилось, и ты – единственная, с кем я могу поделиться. Сегодня во сне я видела тебя, но это длилось совсем недолго – я снова потеряла тебя. А еще мне кажется, что я теряю себя.

Мой парень, Роджерсон, ударил меня сегодня вечером. И это был не первый раз. Знаю, тебе не верится, что я позволила этому случиться. Я тоже не верю в это. Но признать это гораздо тяжелее, чем ты можешь подумать. Я люблю его. Да, это звучит так жалко и глупо, но я могу простить его! Хотя сегодня я в этом уже не так уверена. Он причинил мне боль, Кэсс, и мне больно до сих пор…»

- Кейтлин?

Я вздрогнула и открыла глаза. Учитель английского, мистер Ленсинг, стоял возле меня с потрепанным сборником стихов Т.С. Элиота в руках. В классе была необычайная тишина, и все смотрели на меня.

- Да?

- Ты слышала вопрос? – он покачал книгой, поправляя очки на носу. – Я спросил о символизме образов русалок в «Любовной лирике Альфреда Пруфрока».

- О, - я опустила взгляд на собственный экземпляр книги, который все еще был закрыт, и поспешно начала искать нужную страницу. – Я… Ммм… Я думаю…

- Страница сто восемьдесят четыре, - прошептал мне сзади президент класса Ричард Спеллмен. – Вверху страницы.

- Да, - я начала ускоренно листать книгу. Сто пятьдесят, сто шестьдесят два, сто семьдесят четыре. Ну где же это? – Хм, русалки. Ну…

Через несколько парт от меня кто-то хмыкнул. Еще кто-то кашлянул. Мистер Ленсинг снова поправил очки.

- Кто-нибудь может нам помочь? – устало спросил он. – Ричард?

- Русалки представляют собой нечто, недоступное искателю, - сказал Ричард, и кто-то снова хмыкнул. – Когда автор говорит, что русалки не станут петь для него, он говорит о своей отделенности от мира. Он под водой, а эти русалки приняли его, как равного себе. Но он все же человек, и он понимает это в последней строфе.

Я, наконец, добралась до нужной страницы и быстро пробежала глазами текст: «Покуда голос человека не разбудил нас.... И мы пошли ко дну».

- Очень хорошо, - мистер Ленсинг закрыл книгу, и тут прозвенел звонок. – К следующему уроку прочтите и будьте готовы обсудить «Пустошь». И не забудьте, что тест через неделю!

Все шумели, закрывали свои книги, расстегивали и застегивали сумки, выходили из класса. Я положила тетрадь в сумку и встала, взглянув в окно, на парковку под серым февральским небом.

- Кейтлин? – мистер Ленсинг за своим столом внимательно смотрел на меня.

- Да?

- Проснись, - сказал он. – Хорошо?

- Да, конечно. Спасибо.

Я вышла из класса и зашла в женский туалет, наполненный сигаретным дымом и запахом лака для волос. Несколько девочек толпились перед зеркалом, нанося помаду и сплетничая, а я прошла в кабинку и закрыла за собой дверь.

- Знаешь, что? – поинтересовалась одна из девушек, - Я еще не могу думать о выпускном.

Раздался пшик спрея для волос, и другом голос сказал.

- А я вот слышала, что Бекка Плейзер уже купила себе платье. В Нью-Йорке, представляете? Оно стоило примерно пятьсот долларов.

- Ой, я тебя умоляю, - фыркнула первая девушка. – Какая разница, что ты тратишь миллионы на свое платье, если тебе не с кем пойти в нем на свидание.

Я села на унитаз и осторожно закатала правый рукав. Посередине предплечья были видны синевато-черные края синяка.

- Ну, - сказала третья девушка, - это неважно. Главное, что после выпускного будет пляжная вечеринка. Как же круто!