Она открыла пакет и достала оттуда короткое белое платье с пышной юбкой, украшенной рисунком ивовой веточки. Это было одно из тех платьев, в котором ноги и руки были открыты, а ты надевала к нему парочку новых сандалий или милых летних туфель. Летнее платье, несколько таких уже висели в моем шкафу. В этом году я вряд ли их надену.
- Ну, что ты думаешь?
Я коснулась ткани, погладила мягкую эластичную ткань.
- Оно замечательное, - сказала я, посмотрев на маму, ее волосы, аккуратно уложенные в прическу, сережки в ее ушах, туфли на невысоком каблучке. Я пристально смотрела на нее, пытаясь взглядом показать ей, что во мне появилось кое-что новое. Не синяки, их я научилась прятать, не позор, который я скрывала еще лучше, а что-то другое. Что-то, что не давало мне спать по ночам и ранило в самое сердце, что-то, что она могла бы разглядеть за милю от меня.
И мама смотрела на меня в ответ, счастливо улыбаясь, затем потрепала меня по щеке и встала.
- Ну и хорошо, - ответила она, глядя на меня сверху вниз с той же улыбкой. – Я очень рада, что тебе понравилось. Мне просто вдруг захотелось, чтобы ты надела что-нибудь яркое и веселое.
- Понимаю, - отозвалась я, - спасибо.
Когда она вышла, я заперла дверь и, сняв джинсы и кофту, надела платье. Оно было прекрасным, и прошлым летом оно смотрелось бы на мне отлично. Но теперь мои ноги и руки были бледными, худыми и усеянными то там, то здесь цветными отметинами, царапинами или отпечатками, старыми и новыми. Я могла притвориться, что не вижу их, но другие не смогли бы не заметить.
Стоя перед зеркалом, я начала медленно кружиться, наблюдая, как приподнимается и опускается юбка над моими коленками. Хотела бы я быть девушкой, которая может надеть такое платье! Но вместо этого из зеркала на меня смотрела другая девушка, которую я с трудом узнавала. Незнакомка, которая когда-то упала с пирамиды на матче и все еще продолжала падать, проваливаясь в какой-то странный сон. И вот теперь она, в прекрасном платье, как принцесса из старой сказки, ждала того, кто придет, чтобы спасти ее.
***
Тем же вечером мы с родителями, Стюарт и Боу пошли устанавливать палатку, которую папа взял в аренду специально для праздника. Арендатор всегда предлагал прислать и установщика, но папа уверял его, что сделает все сам. После того, как в прошлом году мама ударилась в слезы, а Стюарту досталось по голове одним из колышков, папа решил приобщить к этому благородному занятию нескольких студентов из братства, наказанных за какие-то неподобающие поступки.
Сейчас все мы просто стояли вокруг, держа в руках колышки и крепления, и ждали отца, который давал указания своим подчиненным.
- Хорошо, Бакли, ты – туда! – один из парней кивнул и побежал куда-то в сторону, таща угол палатки за собой. – А ты, Чарли, возьми этот конец и встань напротив него.
- Джек, может, включить свет? – позвала мама.
- Нет, нет, - раздраженно отозвался папа, хотя уже стало довольно-таки темно, и мы с трудом могли разглядеть мелкие детали. – Кейтлин, встань возле Чарли. И, Маргарет, ты отойди на пять шагов от Кейтлин.
- Хорошо, - весело отозвалась мама, похлопав меня по руке и отмеряя шаги. – Я жду вечеринки с таким нетерпением! А ты?
- Конечно, - ответила я. В этом было что-то милое – вот так стоять в темноте со своей семьей и устанавливать палатку, готовясь к большому празднику. Это как когда мы с Кэсс играли в мяч до ночи, и под конец я уже ничего не могла разобрать, лишь слыша ее голос где-то справа, а затем слева.
- Стюарт! – крикнул папа.
- Ага, - со смешком отозвался Стюарт, стоя прямо позади него. Папа подпрыгнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки и провел рукой по волосам. – Встань на фут дальше от того места, где ты сейчас.
- На фут. Есть, сэр!
Боу хихикнула где-то в сумерках.
- Хорошо, - сказал папа, делая вид, что это к нему не относится. – А теперь нам нужно установить центральную опору. После этого все будет ясно, как день.
- Звучит неплохо, - откликнулась мама.
- Ай! Черт! – вскрикнул кто-то.
- Бакли! – возмутился отец. – О чем я тебе говорил?
- Простите, сэр, - донесся из темноты другой извиняющийся голос. – Это был я. Врезался во что-то.
- Я же говорил тебе, - фыркнул Бакли.
- Заткнись, придурок, - последовал ответ. – Он просто большой ребенок, господа.
- Так, ну хватит! – сердито воскликнул папа. – Мы палатку ставим, а не шутки шутим.
И мы сконцентрировались (или попытались) на палатке, но тут Стюарт задумчиво произнес:
- Это все напоминает мне один старый фильм, который я недавно смотрел. Еще кто-нибудь его видел?
- Я видел, - ответил ему Бакли.
- Правда? Потому что я говорю про тот момент с лодкой. Это было…
- Да, точно! – Бакли прокашлялся, а затем признал, - Я шучу, на самом деле. Я не смотрел.
- Палатка! – гневно напомнил им папа, - Если она завтра рухнет, винить кого-то, кроме нас самих, будет нельзя!
На этот раз ему удалось призвать нас к порядку, и вскоре палатка была установлена.
- Все хорошо, - сказала мама, хлопнув в ладоши. – Она выглядит чудесно, разве нет?
Боу кивнула, соглашаясь.
- Вот видите, что может сделать команда? – гордо произнес Стюарт, и мы все засмеялись. Впрочем, папа не смеялся – он сосредоточенно поправлял очки на носу.
На улице было темно и тепло, я взглянула на небо, думая о всех вечерах, которые мы провели с Кэсс на заднем дворе, ловя мяч или фрисби. Вздохнув, я поплелась в дом, и из окон была видна лишь палатка – большая, белая и пустая. Наверное, стоит сказать прошлому «До свидания», но я не могла.
Посмотрев на часы, я поняла, что пора идти – Роджерсон уже ждал меня.
Глава 12
В три пополудни, в день вечеринки по случаю Дня дураков, Рина неожиданно появилась на пороге нашего дома. Мама впустила ее, беспрестанно жалуясь на отказ службы доставки привезти на дом упаковку чайных свечей. Я была у себя, пыталась выбрать, какие фото я собиралась представить на выставке в Центре искусств на нашем последнем занятии. Максимальное число работ – четыре, и я сидела в окружении лиц, улыбающихся «Скажите-сыр» улыбками, и пристально разглядывала их, словно пытаясь получить подсказку от них – «Выбери меня!».
- Привет, незнакомая мне девушка!
Я обернулась. Рина стояла в дверях, опираясь на косяк и скрестив руки на груди. На ней было короткое розовое платье и босоножки на высоких каблуках, ее кожа (спасибо домашнему солярию ее матери) уже выглядела так, словно подруга провела целое лето на побережье. Светлые волосы были распущены по плечам, на голове вместо ободка были нацеплены очки. Она выглядела такой энергичной и полной жизни, что почти светилась изнутри.
- Привет, - я кивнула и села на кровать, поджав под себя ноги. – Как дела?
- Я пришла, - Рина тряхнула головой, и очки упали ей на глаза, - чтобы похитить тебя.
- Похитить?
- Точно, - она снова подняла очки и прищурилась, глядя на меня. Сегодня подруга выбрала помаду цвета сладкой ваты, и ее губы были идеально розовыми и безупречно блестящими. – Кейтлин, мы уже очень давно не выбирались куда-нибудь вдвоем.
- Рина, - начала я, - я просто…
- Помолчи, - она подняла руку, - ты меня не остановишь, даже не пытайся. Я не собираюсь больше мириться с этим.
- Ты не, - начала было я, но тут заметила лежавшую в стороне фотографию Дейва, жующего буррито.
- Я не – что? – она проследила за моим взглядом, и ее глаза расширились, - Ого, Кейтлин! Это потрясающе! Особенно вот эта, - Рина показала на свой собственный снимок, где она показывала язык, - очень живая.
- Спасибо, - я со смешком наблюдала, как подруга улыбается себе на фотографии. – Надеюсь, так и есть.
Рина продолжала перебирать фотографии, хихикая и комментируя каждую мою работу, пока не добралась до снимка Роджерсона, стоящего перед домом Дейва и Коринны. Она замолчала и внимательно изучила снимок, не произнося ни слова. Затем взглянула на меня.