– Я буду внимательно наблюдать и напишу правду.

Виктор подумал о родителях, о профессоре Левине и о новом еврее Барухе. Вспомнился вчерашний телефонный разговор с полковником, а потом вдруг вспомнилась работа Эриха Фромма «Иметь и быть», где великий учёный утверждал, что человек, нередко испытывая боязнь перед правдой, предпочитает обманываться. Подхваченная пилюля иллюзии придаёт человеку смысл и надежду.

– Всё заметить, как и всё ощутить, невозможно… – сказал Виктор. – Мы, израильтяне, ужасные неврастеники: легко впадая в отчаянье, обливаясь слезами и оглушая себя воплями, мы подолгу суетимся и мечемся из стороны в сторону, а потом вдруг тихо смиряемся, чтобы, так же внезапно выпрямившись, упрямо, со всего размаха вновь броситься на поиски Земли Обетованной…Как видишь, двух тысячелетнее скитание евреев ещё не закончилось.…Тебе приходилось бывать на похоронах?

– Два года назад я хоронила бабушку… А что?

– В таком случае ты знаешь, что, оставив позади себя ворота кладбища, вдруг появляется ощущение, будто лишился чувств; ни тоски, ни горя не осталось, совсем ничего…У меня такое ощущение сейчас.

– Прекрати! – сказала Рита. – Мы едем не на кладбище…

– Нет. Ещё нет…

– Прекрати! – повторила Рита.

– Прости!

– Думаешь, сказать правду у меня не получится?

– Думаю, что наоборот… Солгать о лжи гораздо труднее…

– Ты действительно так думаешь?

– Нет, конечно, но очень хочется, чтобы ты солгать не сумела…

Бледно-фиолетовая полоса между небом и песчаными холмами упорно сохраняла неподвижность; казалось, она задалась целью напомнить миру, что со дня его сотворения, ничто в нём не менялось и уже не изменится.

Виктор достал из кармана губную гармошку. Он играл что-то одновременно и грустное, и торжественное, а потом, вернув гармошку в карман, сказал:

– После победы, мы вернёмся в Беер-Шеву и наградим себя замечательным завтраком.

– Мы победим? – спросила Рита.

– Должны… В крошечном кафе бывший оперный певец подаст нам отличный кофе и шоколадные тортиками.

– А супы? – спросила Рита. – Я думаю, что мне ужасно захочется скушать полную тарелку горячего супа.

– Тарелка с супом – это будет непременно!

– А деньги?

– И это будет… На станции по переливанию крови мне должны вернуть кое-какую сумму…

– Ты сдаёшь кровь?

– Во мне её в излишке, так что за тарелку супа можешь не волноваться.

Справа от дороги показалась зелёная табличка с надписью «Кфар– Даром – 3 км.»

– Сегодня мы это сделаем!.. – торопливо прошептал Виктор. – У меня хорошее предчувствие…

– У тебя такой тон, словно не говоришь, а заклинаешь.

– Так оно и есть… А у тебя бывают предчувствия?

– Бывают, только они всегда почему-то смутные… – Рита посмотрела, как поднимается солнце.

– Я думаю о нашей победе, – сказал Виктор. – А ты? О чём думаешь ты?

– О тебе, – не отрывая взгляд от оранжевого круга, ответила Рита, – о тебе, о себе и о том, что ты будешь делать в моей жизни потом.

– А теперь? Что я делаю в твоей жизни теперь?

Рита взглянула на Виктора краем глаза и улыбнулась.

– Какое розовое утро! – сказала она.

– Это из-за солнца, – Виктор тоже улыбнулся.

На склонах дальних холмов показались ряды построек.

– Кфар-Даром! – сказал Виктор.

– Солнце – оно всегда? – спросила Рита.

– Зимой – редко. Не всё бывает всегда…

– А твои глаза?

– Круглый год.

– А твои плечи?

Виктор не ответил. Вглядываясь в постройки на склонах холмов, он ощутил странное возбуждение.

– Мне страшно! – вдруг сказала Рита.

– Это пройдёт.

– Ты так думаешь?

– Должно пройти…

– Я постараюсь написать хороший репортаж.

– Конечно, если только… – Виктор замолчал.

– Если что?

– Если только сумеешь объяснить, на чём мир держится…

Рита вдруг оживилась. Попросила:

– Пожалуйста, повтори, что ты сказал!

Виктор повторил:

– Репортаж удастся, если сумеешь объяснить своим читателям, на чём держится мир…

Сбросив с руля руки, Рита захлопала в ладоши.

– Господи, Виктор, какой же ты умница!

– Держи руль! – вскрикнул Виктор. – Ты убьёшь нас…

– Ни за что! «На чём держится мир?» – отличный заголовок…

– Опоздала… – сказал Виктор. – Под таким заголовком написана книга. Целая книга …

– Кем? – разочарованно спросила Рита.

– Хорошим писателем, – ответил Виктор, Ицхаком Мерасом.

– Ну, и на чём же?

– Что?

– На чём держится мир у хорошего писателя?

– По его мнению – на любви…

– Ну, да, – одобрила Рита, – раз так, то он и вправду хороший писатель… А у тебя?

– Что у меня?

– На чём держится мир, по-твоему?

– По-моему, на страданиях.

– Не на любви? – удивилась Рита.

– Любовь – сродни страданиям.

– Замечательная мысль…Возможно, с неё начну первое предложение своего репортажа…

– Почему бы нет? Только прежде тебе придётся уяснить самой себе, на чём держится мир.

– Вот как? – повернув руль, Рита съехала на обочину дороги. Машина встала. Не убирая ногу с педали тормоза, Рита наклонилась к Виктору и, сомкнув на его шее руки, прошептала:

– Уже уяснила! Уже…

Виктор закрыл глаза.

– Не закрывай! – попросила Рита.

Открыв глаза, Виктор взял руку девушки и прижался к ней губами.

– Что? – спросила Рита.

Виктор поднял голову.

– Что? – повторила Рита.

Виктор напомнил: «…и на голубых жилках твоей руки я прочту наше будущее, которого вчера ещё не было».

– Прочитал? – не убирая руку, проговорила Рита.

– Прочту! – ответил Виктор.

– Сейчас ты поэт или философ?

– Сейчас – поэт!

– Ну, да, точно как Ибн-Гвироль!

Виктор возразил:

– Ибн-Гвироль на бензоколонках не трудился…

Рита освободила педаль тормоза и выжала сцепление. Теперь дорога, обогнув холмы, спускалась вниз и вышла к равнине.

Виктор подумал о дяде: «Старик, увидев меня на крыше синагоги, страшно удивится. А может, нисколько не удивится? Скорее всего, что не удивится…Возможно, он даже догадается помахать мне рукой…»

– Сейчас покажутся ворота, – сказал Виктор.

– Те самые? – спросила Рита. У неё были усталые глаза и усталый голос.

– Те самые, – Виктор вспомнил о polic и о сидящей на постели Анне, а потом отругал себя, вдруг подумав, что, выезжая с бензозаправочной станции, не попрощался с котом Барсиком.

– Я волнуюсь, – сказала Рита. – Кажется, я очень сильно волнуюсь.

– Думаю, что твои читатели тоже… – отозвался Виктор.

– Я расскажу о людях Кфар-Даром правду.

– Дай-то Бог! – Виктор вспомнил о бородатом поселенце, который убежал из Кфар-Даром с женой и детьми ночью. – Рассказать правду – самое трудное… Люди – они разные, и у каждого правда своя… Одни ищут её смело, истово, другие – подчиняются данности времени или повергают себя в пучину грёз, иллюзий и мифов…

– Зачем в пучину?

– Не знаешь?

– Об этом знают только философы… – отмахнулась Рита.

– Не философы, а психологи, – возразил Виктор.

– Что же ведомо психологам?

Виктор коснулся кармана, в котором лежала губная гармошка.

– О защитных реакциях слышала? – спросил Виктор.

Рита тихо вздохнула.

– Мой профессор Левин говорит, что наша действительность требует того, чтобы мы убрали из современного словаря некоторые отжившие, потерявшие свой первородный смысл слова Кто, если не учителя, писатели и журналисты, обязаны учесть это… Ты учитываешь?

Рита не поняла. Спросила:

– Какие убрать слова?

– Такие, например, как «справедливость», «честь», «совесть»…

– Что-то в этих словах не так?

– Старые они… Отмирают…

– Ты так считаешь? – Виктор покраснел.

– Ладно, – сказал он, – эти три слова пока оставим в покое…

– Слава Богу, – облегчённо вздохнула Рита.

Виктор задумчиво посмотрел перед собой.

Потом Рита сказала: