ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Я возвращалась на праздник в тумане. На середине пути по залу я поняла, что осталось лишь несколько гостей, и они тихо говорили. Который час? Как долго я стояла одна в том коридоре, прокручивая в голове поцелуй Эзры?

Голова кружилась, я ощущала себя хрупкой. Я была планетой, которая потеряла орбиту и могла вот-вот улететь в космос. Все, что я говорила себе неделями о дружбе и похоти, было неправильным. Все, что я игнорировала месяцами, било меня по лицу с воплем: «Идиотка!».

Что мне вчера говорила Син? «Ты почти убедила себя… но в глубине души ты знаешь».

Блин, она была права. Я выпрямилась, поискала ее взглядом. Возле стола. Брайана не было видно. Хорошо.

Я пошла к ней, и она улыбнулась.

— Тори, — сказала она. — Где ты была? Ты угадала насчет Брайана. Он очень милый!

Я взяла себя в руки, чтобы не вывалить на нее свои переживания, сбив ее милое счастье.

— Где он?

— Вернется через пару минут, — она подпрыгивала на носочках. — Я не заметила его, потому что Кельвин… такой сильный, знаешь? Но Брайан крутой. Клянусь, он не хуже Кельвина в гениальности. Он очень умный.

— Да? — я не уловила волны «гения» от неловкого краснеющего ученика.

Ее глаза расширились.

— Он поразительный. Правда. Тебе нужно послушать его теорию о фантомном осмосе. Я так много узнала.

— Да? — я пригляделась к ней. — Ты пьяна? Алкоголь не навредит твоему зелью против перевертыша?

— Нет. Брайан сказал, что все хорошо. Он дал мне последнюю дозу час назад, — она стала сосредоточеннее. — Где ты была?

— Я… мне нужно поговорить с тобой об этом.

Отчаяние пробилось в моем голосе, и она выпрямилась.

— Ты в порядке?

— Да, но…

Тобиас прошел в дверь, заметил нас и поспешил к нам. Официант шел за ним с подносом с графином и несколькими бокалами на длинных ножках.

— Леди, — сказал он, поправляя очки на носу. — Вы видели Аарона?

— Нет, — ответила я.

Директор был недоволен.

— Когда увидите его, сообщите, что Лэнгли ушли. Они не могли ждать его еще дольше.

— О, как обидно, — пробормотала я под нос.

Глаза Тобиаса вспыхнули. Ой, получилось недостаточно тихо.

Я была на взводе, так что не смогла остановить следующие слова, сорвавшиеся с языка, пропитанные сарказмом:

— Вы удивлены, что ему не понравилось слушать ваш с Валери бред про его достижения, игру, что он не вступил в мелкую гильдию, и поведение, будто он не может сам принять решения?

Рот Син раскрылся в шоке. Ох… может, я перегнула.

Лицо Тобиаса осталось пустым. Он долго глядел на меня, а потом повернулся к официанту и взял два бокала с подноса.

— Леди, прошу, угоститесь амаретто.

Мы с Син приняли бокалы, и директор ушел с официантом. Я глубоко вдохнула, пытаясь не кривиться от своего болтливого рта.

— Это тот амаретто, про который ты мне рассказывала? — спросила Син, не став обсуждать мою вспышку при Тобиасе. Она понюхала бокал. — Я расстроилась, что не попробовала.

Я сделала глоток пряной ореховой сладости.

— Да, это тот самый.

Она сделала маленький глоток, ее взгляд стал рассеянным, а потом она проглотила.

— Ого. Ого. Такой сладкий, и мне нравится ореховый вкус.

— Горький миндаль, — сообщила я, используя шанс проявить свои знания о напитках. — Он ядовитый, если просто есть, но в амаретто только масло, оно не ядовитое. Вкусно, да?

— Хм, — она сделала еще глоток, подержала во рту, смакуя. — Отлично. Ты пробовала конфеты Брайана? У них такой же ореховый привкус. Они такие вкусные, что почти вызывают зависимость…

Она замолчала и посмотрела в пустоту.

— Син? — спросила я.

— Зависимость, — она повернулась ко мне с диким взглядом. — Как я не поняла? Дерево… Тори, помнишь дерево? На поляне? Где оборотни напали на нас впервые?

— Дерево… — я прищурилась, вспоминая. — Дикий миндаль?

— Да! — она сжала мою руку. — Горький миндаль. Это алхимический ингредиент! Его редко используют в зельях, потому что, когда он трансмутирует, он вызывает зависимость.

Я моргнула.

— Опасную зависимость, — добавила она. — Это может свести человека с ума.

Я поняла ее, слышала в голове, как трещала ветка, и обнаженный перевертыш рвал зубами кору.

— Он может заставит кого-то жевать ветку дерева, чтобы утолить жажду?

— Да! — она сделала два шага и развернулась. — И вишневые деревья у академии! Помнишь, они были повреждены, как дикий миндаль? Вишня из того же рода.

— Зависимые перевертыши повредили их, чтобы утолить жажду по миндалю! — я закивала. — Нападения на учеников происходили в том районе. Вишни точно манили туда перевертышей.

— И тот больной перевертыш… дрожащий, слабый, рассеянный, а еще быстро дышал, да? Отравление цианидом. Он точно ел горький миндаль. Тот, кто изменил оборотней, использовал горький миндаль! — она сбилась. — Но зачем? Я не вижу смысла в такой трансмутации.

Мы нахмурились. Я помнила голого оборотня в лесу, его стоны боли и отчаянные просьбы дать больше. Зачем добавлять ингредиент, вызывающий такой эффект?

— Зависимость, — прошептала я, отпрянула в осознании. — Син, а если алхимик добавил горький миндаль из-за этой зависимости?

— Алхимик хочет, чтобы от зелья была зависимость? Зачем?

— Для контроля. Мы думали, что оборотни-мутанты пришли жить в лесу, а если их тут создали? Некоторые со странными ранами и прочим. Это вряд ли намеренно.

Она издала звук понимания.

— Алхимик экспериментировал, чтобы улучшить трансмутацию, и он сделал оборотней зависимыми, чтобы управлять ими на время экспериментов.

— Но тогда, — медленно сказала я, — если перевертыши тут… то и алхимик, сделавший это с ними, где-то близко?

Син побелела.

— Ох. О, нет, — она выпрямилась. — Мне нужно кое-что спросить у Кельвина.

— А? Но, Син…

— Я сейчас вернусь! — она сделала три шага и развернулась. — Ищи наших. Я за Кельвином. Если я права — а могу ошибаться — но если я права… просто приведи их!

Она побежала к двери, платье хлопало вокруг ее ног. Я глядела ей вслед, а потом окинула комнату взглядом. Последние гости ушли, как и многие работники академии и члены гильдии — отправились домой, чтобы провести Рождество с семьями. Музыканты ушли. Два официанта остались у стола, ждали, чтобы начать уборку.

Аарон, Кай и Эзра отсутствовали. Я оставила амаретто на столе — после разговора о ядовитых свойствах горького миндаля и зависимости я не хотела его пить — и поспешила прочь из зала, миновала пустой коридор и поднялась на третий этаж.

Двойные двери комнаты Аарона были закрыты. Я постучала по дереву, выждала миг и вошла. Аарон не очень-то скрывался, так что возражать не будет.

В комнате было темно, но я ощущала, что там было просторно. За тенью большой кровати с четырьмя столбиками я повернула к дивану и креслам, откуда падало немного света из большого окна. Аарон сидел на встроенной в подоконник скамье и смотрел на меня.

— Тут ты прячешься? — сухо спросила я. — Разве твои родители не проверят твою комнату?

Он отклонился к окну. Он был без пиджака, без галстука, и пара верхних пуговиц рубашки была расстегнута.

— Они уже тут проверяли. Я спрятался в шкафу, как пятилетний.

В другой день он сказал бы это с ухмылкой, и глаза сияли бы от смеха. Этой ночью прозвучало горько и утомленно, слова были пропитаны гневом.

Юбка шуршала вокруг моих ног. Я села рядом с ним. Открытие Син подождет минуту.

Аарон глядел на темную комнату, беспокойный взгляд выдавал бурю эмоций.

— Я больше не мог терпеть, — тихо признался он. — Я знаю, что должен был оставаться до конца и говорить со всеми, кто хотел меня видеть, но я просто…

Он замолчал, и я нашла его руку и переплела пальцы с его.

— Это только я? — выпалил он. — Я злюсь без причины? Все родители постоянно давят на детей, чтобы они достигли большего?

Мои родители этого не делали, но моя семья не была идеальной.

— Думаю, да, но не так, как твои родители, — я замешкалась, не зная, стоит ли говорить больше. — Эти предложения работы и гильдии, которые они тебе навязывают… это выглядит как то, что должно тебе нравится.

— Кажется так, да? — он молчал минуту, стиснув зубы. — Ты пробыла тут достаточно долго, чтобы заметить, да?

— Что заметить?

— Что они похожи. Мелочные и высокомерные, — он посмотрел на меня с болью. — И каким мелочным и высокомерным я становлюсь рядом с ними.

Я сжала его руку.

— Ты не…

— Когда я тут, постоянно приходится одергивать себя. Я не приезжаю без Кая. Он сохраняет мой разум, — он провел свободной рукой по волосам. — Все те гильдии и работа — они одинаковые. Богатство, привилегии. Я буду окружен такими же людьми, как все тут. Кай мог бы пойти в такую гильдию и не изменится. Он всегда все делал по-своему. Но я? — он покачал головой. — Они превратят меня в худшую версию меня.

А Аарон хотел быть как можно лучше.

— Родители не понимают, — с болью добавил он. — Они не знают, почему я выбрал гильдию, о которой не слышал никто вне Ванкувера. Каждый год я отказываюсь от предложений, которые они устраивают для меня, и это разочаровывает их еще больше.

Он опустил плечи, и я кое-что поняла. Когда я его встретила, он сказал, что выбрал «Ворону и молот», чтобы позлить родителей, как подростковый бунт, который затянулся.

Но его выбор был не из-за родителей. Он выбирал сам. Гильдию, задания с наградами, и даже его свидания только с теми девушками, которых не одобрили бы его родители, были для того, чтобы понять, кем он был, и кем он хотел быть.

Он не гордился тем, что расстраивал родителей. Это его ранило. Он хотел, чтобы они им гордились, но они видели только то, что он потратил потенциал.

— Твои родители еще не поняли, — сказала я, сжимая его руку, — но они увидят, сколько всего ты достиг. Все, что ты сделал и сделаешь, ты заслужил своим умом, пылом и заботой.

Он слабо улыбнулся.

— Спасибо, Тори, но они вряд ли будут так на меня смотреть.

— Тогда они идиоты, — я хотела бы схватить Тобиаса и Валери и трясти, пока они не очнутся. — Ты лучше как человек и как маг, чем все выскочки тут. И ты можешь не стать «голосом для юных магов» в нашей гильдии, но ты каждый день спасаешь жизни.