И они все вместе стороной от дороги стали пробираться в Киев, положив меж собой, что надо возможно скорее предупредить о беде людей киевских, а Предславу, Горисвета и Илариона уговорить скрыться до поры до времени, самим же торопиться к Ярославу в Новгород.

Когда они уже миновали Коростень, послышался конский топот. Это была погоня от Болеслава. Один из конных, в котором Усмошвец узнал Путяту, отделился вперёд.

   — Богатыри, — крикнул он, — даже и бежать-то вы не горазды. Целыми сутками мы выехали позже вас, а всё же настигли...

   — Волчья сыть, травяной мешок, — гаркнул Семён, с силой пустив в Путяту палицей.

   — Братцы, не сдаваться! — крикнул в то же время Григорий.

   — Стой! — раздался голос Путяты, но, получив удар палицей по голове, опрокинулся на коне и грохнулся оземь. Не успел Путята упасть, как Усмошвец с Семёном бросились на его спутников, а Николай со стремительной быстротой объехал вокруг них и стал рубить сзади. Началась злая сеча. Григорий случайно отделился от Усмошвеца и Семёна. Один из всадников, подняв меч, устремился на него, но Григорий, спохватившись вовремя, отбросил своим мечом удар и с необычайной для такого старца силой и ловкостью нанёс ответный удар сбоку по голове своему противнику, который и пал с коня. Затем он бросился на помощь Усмошвецу, Семёну и Николаю, сложившим уже четырёх всадников.

Сеча была кончена. Григорий, Николай и Усмошвец вышли из неё без вреда. Но у Семёна была проткнута нога копьём Его ссадили с лошади, и Григорий стал промывать и перевязывать рану.

XIV

Через четыре дня после этой схватки поздним вечером Григорий, Семён, Усмошвец и Николай приехали в Киев. Справившись, где Предслава, и узнав, что в Берестове, они отправились туда и остановились у гусляра Андрея.

Ни Предслава, ни Горисвет, ни Иларион, однако, не согласились уйти из Киева.

   — Пусть налетит туча на Киев-град, коли на то воля Божия, — говорила Предслава. — Буду делить горе с киевлянами, среди которых я росла и живу. Буду утешать обиженных, помогать, поддерживать падающих духом. Место моё в Киеве.

Иларион отвечал:

   — Я обещал великому князю праведному Владимиру, верным слугою которого я был всю жизнь, не отступать от Предславы до кончины моей, и не мне, старику, не держать слова своего.

   — Я, — сказал Горисвет, — слуга Божий, и не мне бояться смерти или мучений. Здесь моя пещера, в которой я молюсь Богу. Если на то воля Господня, в этой пещере и отдам свою душу Всемогущему Творцу.

Григорий отправился на родину, уговорив Усмошвеца, Семёна и Николая ехать с ним, чтобы присоединиться к Ярославу и идти с ним на Святополка.

Киевляне, узнав о гибели Ярославовой рати, были охвачены горем и скорбью. Не было семьи, в которой не горевали бы. Из одной семьи пошёл в поход отец, из другой сыновья, а из некоторых отец с сыновьями вместе. Вскоре в Киев прибыл Якша с Святополковыми людьми.

Якша разъезжал по городу со своими и старался расположить людей к Святополку.

   — Разве не одарил вас щедро Святополк, — говорил он, — когда после смерти Владимира вступил на великокняжеский стол? И потом он не обижал вас. К чему вы слушались слуг Ярослава? И чего плачете? Ужто у Святополка сердце не доброе? Вы говорите, что он убил своих братьев Бориса и Глеба. Не он убивал их, а его люди, не всегда делавшие то, что он хотел, да и дело это княжеское, семейное, а вас он не трогал. Повторяю: убито немного, а взятым в полон он зла не сделает. Конечно, если кто не захочет слушаться его, того он накажет: на то он великий князь, но почему же идти против него? Не бойтесь и Болеслава. Не как вор идёт он в Киев, а как тесть великого князя, помогший ему вернуть великокняжеский стол, отнятый младшим братом.

Когда так говорил Якша, обращаясь к толпе, собравшейся вокруг него, не раз слышались возражения:

   — Владимир не хотел оставлять великокняжеского стола Святополку, ибо сильно пристрастен он к питию, из-за которого всё забывает, и поддался жене своей и латинским попам.

   — И всё это неправда, — отвечал Якша. — Оклеветали доброго и хлебосольного князя и перед его отцом, и перед людьми! Я ли не знаю великого князя? Сердце доброе, и ум свой есть, что ж ему поддаваться жене и латинским попам!

Говорили также Якше, что Святополк, сев в Киеве на великокняжеский стол, обижал людей, позволял своевольничать ляхам и латинским попам.

Якша отвечал на это:

   — Вижу, что вороги великого князя восстановляют вас против него, но у великого князя теперь сила большая, и покаются эти вороги в грехах своих, да будет поздно! Знаю, откуда идёт всё это, знаю. Сам я не ваш, что ли, не киевлянин разве?

Одним из первых шагов Якши в Киеве было свидание с Анастасом. Он убеждал Анастаса выйти торжественно навстречу Святополку и Болеславу и передал письмо от патера Фридриха. Фридрих посылал Анастасу привет от папы римского и писал, что Святополк с Болеславом идут на Киев с большой силой, что теперь княжение Святополка в Киеве будет прочно. «И в этом счастье, — писал он. — Несмотря на возникающие несогласия между латинянами и греками, папа уверен, что всё закончится миром и что для этого мира необходимо, чтобы Русь и Польша слились, и потому благословил поход Болеслава».

13 августа Болеслав со Святополком с дружинами и воями подошли к Киеву. Многие хотели обороняться, заперли городские ворота и взошли на валы. Болеслав и Святополк осадили город, но киевляне скоро увидели свою беспомощность и на следующий день сдали город. Анастас торжественно встретил Болеслава и Святополка у Золотых Ворот, по которым Болеслав ударил изо всей силы своим мечом. Меч звякнул и выщербился. Этим ударом Болеслав хотел показать, что покорил Русь мечом.

   — К чему ты ударил? — спросил его Святополк.

   — От радости, — отвечал он, — от радости, что возвращаю тебе великокняжеский стол[5].

Проехав прямо на великокняжеский двор, Болеслав и Святополк поручили Якше и Калине разместить в разных частях города воев. Наиболее надёжным и верным из них было поручено следить за жителями. Вместе с тем Якше было приказано собрать сейчас же киевлян к великокняжескому двору.

Когда люди собрались, Святополк сказал им, что очень жалеет о павших в битве киевлянах и что он воевал со своим братом, а не с киевлянами, которых очень любит.

   — И в доказательство тому, что я люблю вас, я не наказал никого из воинов Ярослава, — говорил Святополк, — хотя имею право на это. Моя рука не коснулась даже тех, которые упорно бились против меня и моего тестя. Тесть мой, сражавшийся со мной и за меня, имел право взять в плен и отправить в Польшу ваших отцов, сыновей и братьев, но я упросил его отпустить всех, и они идут за нами. Я знаю, что вас восстанавливали против меня, но теперь вы имеете случай убедиться, что я расположен к вам. На завтрашний же день я велел приготовить пир. Для бедных и для богатых одинаково будут открыты ворота княжеского двора.

Однако многим из бывших в рати Ярослава не суждено было вернуться в Киев. Святополк уверял, что он никого не наказал и что он упросил Болеслава не отправлять в Польшу в плен дружинников и воев Ярослава, а на деле одних он казнил, других замучил пытками, третьи были отправлены Болеславом в Польшу. Было немало и убитых, так что в Киев могло вернуться менее половины из воев Ярослава и очень немногие из его дружинников.

Вечером в одной из комнат великокняжеского терема, ставшей хороминой Болеслава, сошлись к нему Святополк, Якша и патер Фридрих. Они совещались, что делать. Якша говорил, что главная польза для Святополка — Предслава, Горисвет и Иларион, что перед прибытием Болеслава и Святополка в Киев успели прискакать из-под Берестья Григорий-гусляр, Усмошвец, Семён и Николай, что они смущали людей и вели переговоры. Далее Якша высказал предположение, что, может быть, Ярослав скрывается под Киевом.

вернуться

5

Этот выщербленный меч поляки называют щербцом и считают его народной святыней.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: