Перед походом Мамай объявил на совете мурз:

   — Иду по следам Батыя истребить Русь. Казним рабов строптивых, обратим в пепел их города и сёла и церкви христианские. Разбогатеем русским золотом.

Не довольствуясь тем, что имел сильную рать, Мамай ещё заключил союз с Ягеллой, условившись напасть на Русь одновременно с ним. Не побрезговал он даже союзом с Олегом Рязанским.

Казалось, он соединил всё, чтобы покорить Русь.

Он в этом был уверен и в конце лета 1380 года двинулся со своими полчищами к пределам Руси.

Олег не солгал, сказав Корееву, что известил Димитрия о нашествии Мамая и Ягелло: он действительно это сделал, коварно продолжая играть роль друга.

Горячо молился в этот день великий князь во храме Богоматери.

По лицу его катились слёзы, когда он шептал:

   — Не за себя молю, Заступница, а за сынов земли Русской... Если нужна моя жизнь, да возьмёт её Господь и спасёт Русскую землю!..

Молясь, он плакал, как женщина, но когда настала пора действовать, он явил себя сильным мужем.

Немедленно во все города полетели гонцы с приказом:

   — Сбираться к Москве, спасать землю Русскую!

Поднялась Русь, как один человек.

Рвение выказалось необычайное. В несколько дней вооружались и поднимались целые города.

Отовсюду, со всех концов Руси, стремились к Москве тысячи ратников, готовых умереть за веру и свободу.

И простой смерд, и знатный боярин — все взялись за оружие, чтобы встать в ряды бойцов.

Как лавина, катящаяся с горы, вырастала могучая рать.

Шум оружия не умолкал на улицах Москвы.

Юноши и мужи готовились к бою, старцы и женщины молились. Храмы были переполнены... Горячие моленья не умолкали.

Нищих не было в это время в Москве: на них щедрою рукою сыпались благотворения.

Подавая милостыню, говорили:

   — Помолись за спасенье Руси.

Димитрий Иоаннович устраивал полки, а устроив их, поспешил в Троицкую обитель — помолиться со святым Сергием.

Преподобный, истинный сын Русской земли, ободрил князя:

   — Иди против татар не колеблясь... Бог поможет тебе... Многие падут честно, но сломится сила татарская... Ты вернёшься здрав и невредим и с победою.

Целый день пробыл Димитрий Иоаннович в монастыре, укрепляясь беседой с преподобным.

Прощаясь с великим князем, святой игумен благословил его, окропил святою водою бывших с ним военачальников и дал ему в помощь двух иноков: Александра Пересвета, бывшего в миру брянским боярином и храбрым воином, и Ослябю.

На их схимы он велел нашить изображение креста и сказал, напутствуя:

   — Вот оружие нетленное, пусть служит он вам вместо шлемов!

Вскоре после поездки великого князя в Троицкую лавру было назначено выступление.

Медленным, но неудержимым потоком потекли войска к городским воротам Москвы.

Духовенство сопровождало их с иконами и хоругвями, окропляло святою водой.

День был ясный.

Солнце сверкало на оружии ратников, золотило ризы духовенства, озаряло толпы плачущих женщин и детей.

В это время великий князь молился в храме Михаила Архангела над прахом погребённых там его предков.

Когда он вышел, ему подвели боевого коня.

Он обнял жену рукою, уже одетою в кольчужную рукавицу, вскочил на коня и промолвил:

   — Бог наш заступник!

И поскакал к воинству.

Словно невиданная, сверкающая река заструилась, разлилась на много вёрст среди полей.

Звенит оружие, ржут кони.. Висит в воздухе плач остающихся... Но всё меньше и меньше их... Редеют толпы...

Вот уж воинство одиноко стремится вдаль от родных святынь...

Молчаливы воины. Их лица серьёзны, и спокойным огнём горят очи...

В Коломне с Димитрием Иоанновичем соединилась полки полоцкие и брянские, предводимые сыновьями умершего Ольгерда, перешедшими на службу Москве.

Под Коломной великий князь сделал смотр воинству.

В стройном порядке отправились необозримая русская рать.

Тихо шелестели десятки знамён, осеняя стальные шеломы и шишаки.

Гордо реяло чёрное великокняжеское знамя с золотым изображением Спасителя.

В рядах оказалось более ста пятидесяти тысяч воинов.

Князь с умилением смотрел на этих ратников, поднявшихся на защиту родины, и печалью сжималось его сердце, при мысли, скольким из них не придётся больше увидеть своих оставленных отцов, матерей, жён и детей.

Он медленно проезжал вдоль рядов, когда вдали показались два запылённых всадника.

Они подскакали к великому князю. Один из них поспешно спрыгнул с коня и приблизился к Димитрию Иоанновичу.

   — Великий княже! — сказал он с низким поклоном. — Я боярский сын Андрей Кореев... Был в Рязани и убег оттуда... Привёз скорбную весть — князь рязанский Олег изменил тебе... Он заодно с Мамаем и Ягайлом…

Лицо великого князя омрачилось.

   — Хоть и грустна весть, но спасибо тебе... Был некогда на Руси Святополк Окаянный, таким же хочет, видно, быть и князь Олег.

Он тронул коня.

   — Великий княже! — воскликнул Кореев. — Окажи милость, дозволь мне с холопом в войско стать.

   — Становись, друже, — с ласковой улыбкой ответил князь.

Андрей Алексеевич и Андрон тотчас очутились в рядах воинов.

Русское войско подошло к Дону, за которым стояли татары.

Возник вопрос: переходить реку или нет.

Голоса в великокняжеском совете разделились. Между тем надобно было спешить, чтобы не дать Мамаю соединиться с Ягайлом.

В разгар спора прибыл в стан Димитриев запылённый, усталый инок и вручил великому князю письмо.

Оно было от преподобного Сергия. В нём святой игумен убеждал Димитрия Иоанновича не медлить и идти вперёд.

   — Час суда Божьего наступает, — сказал великий князь и отдал приказание перейти реку.

7 сентября 1380 года воды Дона кишели людьми.

Вброд, вспенивая воду, переправлялась конница. По наскоро устроенным мостам тяжело шагала пехота. На том берегу, у речки Непрядвы, стали готовиться к битве.

Наступила ночь на 8 сентября, сырая и холодная. Андрей Алексеевич, кутаясь в широкий кожух, грелся у костра и думал:

«Увижу ли я завтра после боя те звёзды, что теперь мерцают? Или примет меня мать сыра-земля? Сбудется по воле Божьей, а не по моей. А драться буду лихо».

На противоположной стороне костра сидел Андрон, тихо мурлыча песню.

   — Бердыш я наточил, а сабля востра ли? — проговорил Кореев и, вынув саблю, попробовал лезвие.

   — Туповато. Как думаешь, надо поточить, Андрон?

   — Малость надо. Это я тебе живой рукой.

И, раздобыв мягкий камень, холоп принялся за работу.

   — Может, завтра кого-нибудь из нас и не будет, — промолвил Андрей Алексеевич.

   — А не стоит об этом думать. Помирать когда-нибудь надоть. Завтра али через десять годов... А за веру да за родную землю как не постоять! И, ей-ей, я не думаю, убьют меня али нет. Что Бог даст — и шабаш.

И речь, и выражение лица Андрона были совершенно спокойными.

Кореев помахал саблей и вложил её в ножны.

   — А что, боярин, не пора ли спать? — спросил Андрон.

   — А и то доброе дело. Давай соснём.

И оба, повернувшись ногами к костру, поплотней завернулись, поудобнее устроили головы на сёдлах, заменявших подушки, и чуть не одновременно заснули.

Подобно им поступили и все другие воины Димитриевой рати, разбросанной на пространстве нескольких вёрст. У всех была одна мысль:

«За родную землю постоять — постою. А жив ли, мёртв ли буду — на то Божья воля».

Чуть блеснул свет — загудели рожки.

Проснулись, оправились московские ратники и начали стягиваться к знамёнам.

Наступил грозный день 8 сентября 1380 года.

Остатки войска перешли Дон и присоединились.

Близился час битвы.

Димитрий Иоаннович построил войско в боевой порядок и определил, какой части войска быть в засаде, под начальством внука Калиты князя Владимира Андреевича, Димитрия Михайловича Волынского и некоторых других.