— Людей у вас на Руси нет — вот в чём ваша беда! — говорил Чобуган, грустно опуская голову и всматриваясь исподлобья в Калиту. — Без людей ничего, княже, вам не поделать. Только одного умного я знал — это Петра-митрополита. Вот уж точно: и голова на плечах, и сердце чистое. Он может соорудить царство.

   — Владыка — святой человек, — сказал Калита.

   — А всех вас остальных так к крови и тянет. Сам царь намедни говорил, что видеть вашего рода не может...

Калита только собрался возразить, как вдруг лицо его утратило обычную умильность и вытянулось вопросительно.

   — Ну да, царь это говорил, да и не раз ещё!.. — смотрел ему прямо в глаза, уже не исподлобья, Чобуган. — Только ты не смущайся этим, княже, твоё от тебя не уйдёт.

   — Видишь ли, княже, — продолжил Чобуган, ставя на коврик между собою и Калитой жбан с вином и чарку, — надо тебе всё знать, прежде чем являться на поклон: не в чести вы теперь у нас с братом твоим Юрием Даниловичем. Ты-то ещё ничего: царь знает, что ты с владыкой хорош, а владыке он верит, но уж в Юрия-го вера у него почти на волоске висит. Ты слыхал, что у нас здесь пытали Кавгадыя?

   — Э?.. — побледнел Калита.

   — Пытали, как же, по наговору Димитрия Михайловича. С пытки-то Кавгадый только то и показал, что Юрий и ты — оба дарили его всячески, оба на покойника Михаила Ярославича наговаривали ему и просили его довести ваши наговоры до царя.

Кавгадый умер — стар был, пытки не вынес, царь Узбек и говорит мне: «Проклятый род эти потомки Александра. Ногая, покойника дядю, с толку сбивали, сынки меня мутят, кроме лишней крови, ничего от них не дождёшься, — надо великое княжество попросту тверским отдать. Михаил был хороший человек, Димитрий тоже парень не глупый и честный». Тут один старик и говорит, — хитрый такой старик, Ундуром зовут: «Нет, государь, нельзя». — «Отчего нельзя?»— говорит хан. «А оттого, — говорит старик, — что больно честные они люди. Либо они против нас встанут, чуть что случится, либо сами в этих омутах утонут».

   — Ну, а царь-то что? — нетерпеливо спрашивал Иван Данилович.

   — Об Ахмилке стал говорить да о Шевкале, басурманине горячем. Один хвалится всю Русь перестроить, а другой хвалится её в Бахметову веру перевести.

   — Этой напасти ещё недоставало.

   — Ты с нами, княже, сойдись-ка! — сказал Чобуган уже многозначительно.

   — Ох, грехи наши тяжкие! — вздохнул Иван Данилович, вставая с места. — Только от Шевкала ты меня уволь: не хочется мне другим Михаилом Черниговским стать — я Бахмету не поклонюсь.

   — Будь по-твоему, — отозвался Чобуган с заметным уважением. — Моё дело было сказать.

   — А вот за сказ крепкое тебе спасибо, земляк!

Калита отвернул полу, вытащил десять золотых монет и подал хозяину.

   — Спасибо за совет!

   — Спасибо за помин! — поклонился тот, и монеты исчезли.

Была уже ночь, когда Иван Данилович воротился в свой шатёр, раздумывая, как воспользоваться важными новостями, сообщёнными ему приятелем.

   — Куда это он гнёт? — спрашивал князь своих бояр. — Это они по ошибке думают, что Русь переделывать можно — пускай попробуют.

   — Господине княже, — говорили Калите бояре, — Орда — дело переменчивое; нет у Орды ни порядка, ни обычаев. Говоришь, княже, что всякому злу виновник — царский советник Ахмыл; хочет Русь он перестроить. Царской воле противиться нам не след; дадим большие поминки Ахмылу, с ним на Русь отправимся — пускай попробует. Не может быть, чтобы татарин смог бы Русью управиться. Пусть попробует. Христианской крови из-за этого, разумеется, много прольётся, гневен будет на тебя брат твой великий князь всея Руси Юрий Данилович, а мы, московские бояре, будем чисты. Уж ты, княже, Иван Данилович, на нас положись.

И через несколько месяцев воротился из Орды Иван Данилович и «с ним приехал посол, силён зело, именем Ахмыл, и много зла учинил низовским городам, и Ярославль взял и сжёг, и много полону бесчисленно взял». Полон этот купил Ицек, посмеиваясь над Ахмылом.

Почти в одно время с Иваном Даниловичем побывал в Орде тверской великий князь Дмитрий Михайлович Грозные Очи. Он отправился в Орду без позволения великого князя всея Руси Юрия Даниловича для того, чтобы разъяснить вольному царю дело своего отца, правоту тверичей пред москвичами. Как мы уже сказали, вследствие этих разъяснений погиб Кавгадый, и Дмитрий Грозные Очи получил от хана Узбека ярлык на великое княжество Владимирское; стало быть, Орда признал его законным наследником и правой рукой Юрия Даниловича, великого князя всея Руси.

Но Дмитрий ещё рассказал в Орде, что Юрий взял с Твери две тысячи рублей серебра и в Орду их не представил. Эти две тысячи рублей были доставлены в Орду самим Дмитрием Михайловичем, потому что брат его Александр Михайлович отбил их на реке Урдоме и после схватки заставил Юрия бежать во Псков, а из Пскова Юрия вызвали новгородцы, оттуда его потребовали в Орду по доносу Дмитрия Грозные Очи. Он туда и отправился. Наступала минута борьбы не на жизнь, а на смерть — кто кого пересилит: Тверь ли Москву или Москва Тверь?

Ладьи, снаряженные для путешествия великого князя тверского в Орду, нагружались всяким добром. Возле них стояла вооружённая стража, а вокруг толпились бурлаки-бечевники и купцы всех приволжских княжеств, в том числе и новгородцы. Новгородцы возили Волгой мимо Твери хлеб. Новгородцы с тверичами плохо ладили.

   — Чего глаза-то пялите, гущаеды? — говорил Дементий, косясь на новгородских купцов. — Вот вам будет, как вашего Юрия Московского разжалует царь ордынский.

   — На всё воля Божья, — отвечал знакомый нам новгородец Фёдор Колесница, высокий, плечистый купец, большой горлодёр на вече и большой поборник усиления Москвы. — Все мы, господин Дементий, под Богом ходим — была бы правда на земле!

   — Это твоё слово верное, — согласились новгородцы.

   — Кабы все под Богом ходили, — продолжал Дементий, так не то что в Орде убили бы князя благоверного, а и от самой Орды следа бы не было.

   — Это верное твоё слово, — продолжал Фёдор. — Вот Орда к нам в Новгород и не заглядывает даже, хранит нас от неё Святая София — а за что? — Он лукаво поглядел на тверичей. — За то, что дела ведём по чести новгородской и грамоте Ярославовой.

   — Уж ваша новгородская честь! — вспылил Дементий. — Сидите себе в стороне, как лягушки на болоте, да князей на Руси смущаете!

   — Это мы князей смущаем? — спросил Колесница, пожимая плечами. — Кабы князья русские жили по правде да не совались бы не в свои дела, друг под друга подкопов бы не делали, — было бы на Руси хорошо.

   — Нет, ты мне скажи... — вынырнул из толпы маленький тверич с реденькой бородкой и злым лицом, в залатанном полушубке. — Отчего вы с Москвой дружите, отчего не хотите наших князей?

   — Московские по правде живут, — отвечал Фёдор Колесница. — Вот Юрий Данилович — золотой для нас человек; от шведов нас оборонил, с Псковом нас не ссорил.

   — Нет, ты скажи, скажи!.. — горячился маленький тверич. — Они ведь все злодеи. Константина Романовича, великого князя рязанского, в Москве зарезали; нашего Михаила Ярославича, праведного человека, в Орде зарезали...

   — А ты вот что скажи, — перебил его Фёдор. — Ехали мы из Нижнего: под Нижним шалят, за Нижним шалят; доехали до Ярославля, все шалят, а как проехали Ярославль, так от Ярославля до Москвы московская рука и стала видна. Мы мечи поснимали и луки поразвязали; а вот как к Твери стали подъезжать — тот же разбой!

   — По правде говорить, братцы, — заговорил другой новгородец, — за что московцев хаять? В их области такая тишина и такой порядок! Сидят люди смирные, храмы Божии строят, пустяками не занимаются, вольного царя слушают, — от этого все сыты и хорошо живут!

   — Зато у нас честный народ, — сказал Дементий, — по Божьему живёт, лести не знает.

   — Что у нас за народ! — сказал один из воинов. — Куда против московских! Обхождения никакого не знает, недаром про нас и поговорка пошла по всей Руси...