Юлия. Ах, воровать яблоки; это делают все мальчишки!

Жан. Это вы только так говорите теперь, но вы все-таки меня презираете! Ну, всё равно. Однажды я пришел в райский сад вместе со своею матерью полоть гряды лука. Как раз около садовой стены, в тени жасминов, стоял турецкий павильон, окруженный каприфолиями. Я не знал, для какой цели он предназначался, но такого красивого здания я не видал никогда в моей жизни. Люди входили в него и выходили — и вот, в один прекрасный день дверь его оказалась отворенной. Я прокрался внутрь и увидал стены, увешанные портретами королей и императоров, а на окнах висели красные гардины с бахромой — ну, вы знаете, о чём я говорю. Я — он берет ветку сирени и подносит ее к носу Фрёкен Юлии — я никогда не был в замке, не видал никогда ничего, кроме церкви — но там было гораздо красивее; и где бы ни витали мои мысли, они постоянно возвращались назад — туда. И вот мало-помалу охватило меня стремление увидать хоть раз всё это великолепие — entin — я прокрался внутрь, смотрел и удивлялся. Вдруг кто-то вошел! Конечно для господ в данном случае был бы только один выход, я же нашел другой, да у меня и не было выбора!

Юлия, которая в продолжение этого разговора взяла ветку сирени, бросает ее на стол.

Жан. Я выскочил и бросился через изгородь из малины, перекатился через гряду клубники и очутился на террасе, усаженной розами. Тут я заметил светлое платье и пару белых чулок — это были вы. Я лег под кучу сорной травы, — под нее — можете себе представить, между репейником, который меня колол и сырой землей, которая воняла. Я смотрел на вас, как вы ходили между розами, и думал: если правда, что разбойник может войти в царствие Божие и остаться с ангелами, то почему же мальчишка писаря, здесь на земле, не может войти в графский парк и поиграть с его дочерью?

Юлия элегично. Полагаете ли вы, что все бедные дети думали бы в данном случае то же самое?

Жан сначала медленным, потом убежденным тоном. Все ли бедные — ну, да — разумеется! Разумеется!

Юлия. Должно быть ужасное несчастье быть бедным!

Жан с глубокой горечью, преувеличенно. Ах, Фрёкен Юлия! Собака может лежать на графском диване, лошадь может дождаться того, что дамская ручка похлопает ее по морде, но мальчишка — меняет тон. Да, да, конечно, может найтись такой, у которого окажется достаточно энергии, чтобы выплыть на поверхность, но часто ли это встречается? А покамест, знаете ли, что я сделал? — Я прыгнул, одетый, в ручей; меня оттуда вытащили и выдрали. В следующее воскресенье, когда отец и все домашние должны были ехать к бабушке, я сумел устроить так, что меня оставили дома. И вот я вымылся теплой водой с мылом, надел мое лучшее платье и пошел в церковь, где надеялся увидать вас. Я увидал вас и пошел домой, решив умереть. Но я хотел умереть красиво и приятно, без страданий. Тогда я вспомнил, что очень опасно спать под кустами сирени. У нас был один большой куст, весь в цвету. Я оборвал с него все цветы и улегся с ними спать в ящик с овсом. Заметили ли вы, как гладок и мягок на ощупь овес? Совсем как человеческая кожа!.. Потом я захлопнул крышку, начал дремать и, наконец, заснул крепким сном и проснулся действительно очень больным, но, как видите, я все-таки не умер. Чего я хотел — и сам не знаю. Достигнуть вас — не было никакой возможности, но вы были для меня доказательством того, как безнадежно было мое стремление выбиться из того круга, в котором я родился.

Юлия. Знаете ли, что вы очаровательно рассказываете. Вы были в школе?

Жан. Недолго; но я прочел много романов и часто ходил в театр. Кроме того я слышал, как говорят образованные люди и от них многому научился.

Юлия. Так вы стоите и слушаете, что мы говорим.

Жан. О, конечно! Я много слышал, сидя на козлах экипажа или за веслами в лодке. Однажды я слышал как Фрёкен Юлия и её подруга…

Юлия. Вот как? — Что же вы слышали?

Жан. Этого я не могу сказать; но я был несколько поражен и не мог понять, откуда вы могли слышать такие слова. Может быть, если взглянуть поглубже, между людьми и людьми уже вовсе не такая большая разница.

Юлия. Ах, стыдитесь! Мы никогда не живем так, как вы, когда мы помолвлены.

Жан пристально смотрит на нее. Верно ли это? Да, по-моему, Фрёкен, вам совсем не к чему представляться такой невинной…

Юлия. Тот, кому я отдала свою любовь, был негодяй.

Жан. Это вы всегда говорите — потом.

Юлия. Всегда?

Жан. Я думаю, что всегда, потому что это выражение я слышал много раз в моей жизни в подобных случаях.

Юлия. В каких случаях?

Жан. Как только что упомянутый! В последний раз…

Юлия встает. Довольно! Я больше не хочу слушать!

Жан. «Она» тоже не хотела слушать — это удивительно! Ну, теперь прошу позволения отправиться спать.

Юлия. Спать в Иванову ночь!

Жан. Да! Мне ничуть не интересно танцевать там с разным сбродом.

Юлия. Возьмите ключ от лодки и покатайте меня по озеру; я хочу видеть восход солнца!

Жан. Благоразумно ли это?

Юлия. Похоже на то, что вы боитесь за вашу репутацию!

Жан. А почему бы и не так? Я не хотел бы быть смешным, я не хотел бы быть выгнанным без хорошей рекомендации, на случай, если я захочу пристроиться. И кроме того, мне кажется, у меня известные обязанности по отношению к Кристине.

Юлия. Ну вот, опять Кристина…

Жан. Но так же и из-за вас. Послушайте моего совета, подите наверх и лягте в постель.

Юлия. Уж не должна ли я вас слушаться?

Жан. Только на этот раз; для вашей же пользы! Я прошу вас! Уж очень поздно, сон опьяняет и голова горит! Идите спать! К тому же — если я не ошибаюсь — сюда идут люди, вероятно за мной. А если нас тут застанут, то вы пропали!

Хор, сначала далеко, а потом всё ближе и ближе.

Юлия. Я знаю наших людей и люблю их, и они меня любят. Пусть они придут сюда, и мы посмотрим!

Жан. Нет, Фрёкен, они не любят вас. Они едят ваш хлеб, но они насмехаются над вами! Поверьте мне, послушайте только, что они поют! Или нет, лучше не слушайте!

Юлия прислушивается. Что же они поют?

Жан. Это — песня, в которой они насмехаются над вами и надо мной.

Юлия. Отвратительно! Пфуй! И так скрытно!

Жан. Эта сволочь всегда труслива! А в битве ничего больше не остается, как бежать!

Юлия. Бежать? Но куда? В сад невозможно. К Кристине мы тоже не можем!

Жан. Ну, так в мою комнату! В нужде нечего разбирать; а мне вы можете вполне довериться, — я ваш истинный, почтительный и искренний друг!

Юлия. Но, подумайте! Если и туда пойдут вас отыскивать?

Жан. Я запру дверь на задвижку; а если они вздумают ломаться, то я буду стрелять. Пойдемте! Становясь на колени. Пойдемте!

Юлия многозначительно. Вы даете мне обещание…

Жан. Клянусь вам!

Юлия поспешно идет налево.

Жан быстро следует за ней.

Крестьяне в праздничных платьях, с цветами на шляпах; во главе шествия — скрипач. На стол, справа, втаскивают бочку с пивом и бочонок с водкой и все пьют. Затем, все становятся в круг, поют и танцуют.

После этого, продолжая петь, все уходят.

Юлия входит слева одна, видит беспорядок в кухне; всплескивает руками; потом вынимает коробочку с пудрой и пудрит себе лицо.

Жан входит вслед за Юлией, возбужденно. Ну, вот видите! Вы сами слышали! Считаете ли вы возможным оставаться здесь?