Светка налила себе кофе и села напротив меня, заглядывая в глаза.

— Я тебе уже говорила ночью, Нют. Повторю снова. Он мужик. Мужики собственники. Если бы мой Костик увидел такую картину с моим участием, он бы порвал этого Дениса, не замечая ни моих криков, ни прикосновений. А этот твой Стас мало того, что остановился по первому требованию, он ещё и продолжать не стал. Говоришь больной на голову? А ведь даже пальцем тебя не тронул. Накричал, понятное дело, но ведь сама виновата. А если бы он не понял? Если бы не приехал? Я, честно говоря, сама бы тебе выволочку устроила за такое.

— Дело не в этом, — поморщилась я. — Он РЕВНИВЫЙ, Свет.

Подруга открыла рот, чтобы возразить, но тут же в её глазах сверкнуло понимание вложенного мною смысла. Вздохнула и пригубила свой кофе, отведя взгляд в сторону.

— Тебе надо объяснить ему своё видение жизни с ним. Чтобы он понимал почему ты неприемлешь это чувство.

— Да, — кивнула я. — Но не сейчас. Сейчас я просто не могу с собой справится.

И мы так и просидели до той поры, пока подруга не засобиралась на работу. Стас всё же уехал на службу, но я была уверена, что он вернётся вечером. Думаю, к тому моменту я уже буду готова к разговору. Готова к тому, чтобы дать окончательный отпор.

Ближе к полудню я тоже поехала на работу. В отличии от Светки и Стаса, я подала заявление на увольнение. Давно хотела это сделать, а тут и повод серьёзный. Слишком много людей знают где меня искать.

На съёмной квартире собрала свои вещи. Нашла несколько новых вариантов, связалась с арендодателями и договорилась о встрече. До самого вечера проездила, осматривая возможные варианты, но так и не нашла ничего, что могло бы устроить. Везде казалось пусто и тоскливо.

Когда вернулась к Светкиному дому, увидела его. Машина стояла прямо у подъезда, а сам Стас облокотился о капот, будто не замечая мороза. Вышла и подошла к нему. Крепкие пальцы тут же потянулись к капюшону, но замерли на полпути.

— Можно?

«Не тронь!» — всплыло в голове моим холодным голосом.

Качнула головой, и сама натянула проклятую тряпку. Пусть будет, раз уж ему так спокойнее. Стас вздохнул и сунул руки в карманы. Его взгляд был прикован к моему лицу. Никто из нас не решался заговорить первым, потому что оба понимали, что разговор будет не простым.

32

Сердце надрывно стучит в груди, причиняя неимоверную боль. Не ту, с которой стоит обратиться к врачу. Ту, от которой душа бьётся в агонии, пылая, как грешник в адском котле.

До боли стискиваю руль. Вижу, как загорается свет в нужном окне. Вижу, как выглядывает её подруга, но не она сама. Значит не спят уже. Набираю знакомый номер и сжимаю зубы, когда один за другим гудки остаются неотвеченными.

Что я буду делать, когда подойдёт время работы? Что я буду делать там, зная, что моя кукла будет меня избегать? Сдохну от тоски. Нет. Буду сидеть под окном, пока не поговорит со мной.

Я знаю, я придурок. Наверное, именно поэтому никак не могу понять, почему она ушла вчера, не объяснив причины. Из-за того, что я не поверил, что был первым? Да плевать я на этот факт хотел. Разве это важно?

Бросил взгляд на часы.

Уехать? Остаться?

Ну останусь… Дальше что? Сидеть, как Хатико в ожидании чуда?

С силой ударил по рулю и в сотый раз за эту ночь завёл машину. Нужно отвлечься. Подумать хорошо о том, что именно сделал не так.

***

Пальцы холодные. Неподвижные холодные пальцы. Такое было в последний раз лет пять назад, когда я Саню потерял.

Прикрыл глаза.

Депрессия вещь весьма странная. Вроде холодная чёрная дыра в груди, накал эмоций бурлит в венах, а разум спокоен. Едва вслушиваюсь в то, о чём переговариваются мужики. В голове пусто. Только отчуждённый образ куклы перед глазами и звонкий холодный голос «Не тронь!». Усмехнулся. И ведь не смог же. Так и не смог остановить. Казалось, трону и она растворится, как видение на зло мне.

— Я с таким вообще впервые столкнулся. Катька в истерике бьётся, жалко мальца же, как с одним ушком-то? Решили из роддома забрать. Родная мамаша сразу отказную написала.

Интересно, что она сейчас делает? Переживает ли, как я? О чём думает? Был бы я рядом, я бы просто стиснул её в своих руках и заставил забыть обо всём…

Чёрт. Почему так тошно-то?

— Да, эта хрень такая, — вздыхает Волк. — У моей племяшки тоже была. Правда не так серьёзно, но испугались мы всё равно знатно. Девственную плеву хирург вскрывал.

— Это тоже атрезия, что ли? — удивляется Сора.

— Ага, атрезия гимена.

А я вздрагиваю, услышав эти слова. В медицинской карте куклы было написано именно так. Обернулся и посмотрел на Волка.

— Повтори, — прошу глухо. — Атрезия гимена? Что это за хрень?

Сердце стучит, как бешеное. Потому что уже осознал, но ещё не понял того, что произошло.

— Дем, ты чё? — дёргает меня за плечо Ярыч.

Волк вскинул бровь и пояснил.

— Девственная плева не имеет отверстий. Соответственно кровь скапливается там. Обычно эта хрень диагностируется с первыми месячными. Хирург в итоге плеву удаляет.

Твою мать…

33

Смотрит на меня своими огромными глазами, не понимая, как трудно мне выдавить из себя хоть слово. Не ведая, как тяжко держать сжатыми пальцы, которыми жажду прикасаться к ней. Не замечая, как тяжело мне даётся каждый вдох в саднящую грудь.

— Идём? — срывается с её губ, и я не сразу понимаю, что это вопрос.

— Куда?

Улыбается едва-едва. Невесело. С отчуждённостью.

— Найдём для разговора место потише и потеплее.

Она обходит машину и садится на пассажирское сиденье, как делала раньше, когда мы куда-нибудь ездили. Такое простое действие, уже почти вызвавшее привычку. И тем страшнее утратить эти моменты. Ломка будет адской.

Я сел за руль, завёлся и тронулся, уже зная куда мы поедем. Из подходящих мест на моей памяти был только ресторан с залом, где есть высокие перегородки. Вроде и с людьми, а вроде и наедине. Главное — в руках себя держать.

Доехали быстро и молча. Кукла вышла из машины и терпеливо ждала, а я почему-то не хотел внутрь. Один её взгляд говорил о многом. Сейчас будет битва. Я не хочу её отпускать, а она не хочет со мной оставаться. И я даже понимаю её теперь. С таким придурком встречаться — это нужно терпение иметь.

Внутри было тепло и, как я понял, немноголюдно. Я бы сказал тихо. Нас проводили к столику, взяли заказ. Чашка кофе и чашка чая. Она не поднимает взгляда от столешницы, а я не могу оторвать взгляд от неё.

— Тебе нужно было сразу сказать про атрезию, — выдавливаю из себя, вертя в пальцах зажигалку. — Я бы понял.

Вскидывает на меня потрясённый взгляд.

— Откуда ты знаешь?

— Помнишь карточку твою в руках держал? Я прочёл, но не понял. Сегодня всё встало на свои места.

— Это всё равно ничего не меняет, — снова опустила взгляд.

Официант принёс напитки и ушел, а кукла всё сидела, не глядя мне в глаза, заставляя делать над собой усилия, чтобы не позвать её… чтобы не вынудить смотреть на меня.

— Почему? — спрашиваю через короткие мгновения. — Я слишком плох? Безумен? Скажи, Ань.

— Скажу, — сжала горячую чашку узкими ладонями и утопила в ней свой взгляд. — Мой отец всегда очень любил маму. Как ты выразился, говоря о Лизе, души не чаял, на руках носил. И всё было прекрасно до определённого времени, пока папа не стал проявлять ревность. Слабую, ничем не подогретую. Обычные шутливые вопросы о каких-то знакомых мужчинах или коротких задержках… однажды это всё перемахнуло за границу шутки. Тогда этот козёл впервые ударил маму по лицу. Она не из робкого десятка, потому и сдачу дала и вещи собрала, да только меня увести никто не дал. Тогда начался шантаж, — кукла поднимает взор полный боли. — Постоянные побои и упрёки во всём, что касалось посторонних мужчин. Не так смотрели, не так говорили, не так делали. Они… а наказывал он за это маму. Я не приемлю ревность, где есть насилие, Стас. Вчера ты приложил руку к Денису, а завтра ударишь меня.