Отца Иакова казнили – сожгли, как еретика, думал Грэм, выходя из подворотни. Страха, что его поймают, не было – он просто шел, шел к выходу из города. Больше никто не ждал его в этом мире. Осталась только собственная жизнь, которую надо прожить до конца и не важно, где и когда она оборвется. Слезы покатились по щекам, большими каплями падая на грязный плащ.

Впереди два закованных в легкие кольчужные доспехи воина, грубо расталкивали прохожих, всматриваясь в недовольные лица. Они хватали и срывали капюшон с головы каждого бродяги. Охотник шел прямо на них. Десяток  шагов отделял от неминуемой встречи.

Темная фигура слева, закутанная в такой же плащ, появившись ниоткуда, быстро перешла дорогу. Бродяга старался пересечь улицу перед самым патрулем, но не успел. Один из стражников вцепился ему в рукав и потянул к себе. Человек вырвался и побежал, расталкивая прохожих. Солдаты выхватили мечи и рванули за беглецом:

- Держи! Держи его! - завопили они, но никто не пытался остановить бродягу. Серая толпа только расступалась и старалась поскорее убраться с дороги, прилипая к стенам домов, как грязь, выплескиваемая из-под копыт лошади. С криком и лязгом солдаты скрылись за поворотом.

Грэм остановился. Огляделся по сторонам – разношерстная толпа шумно галдела, провожая взглядом погоню. Большинство сочувствовало беглецу.

«Нет! Это не конец! О Господи! Я найду это место. Он бы хотел этого. И никто больше не сможет мне помешать! – думал Грэм, ускоряя шаг. - Спасибо, Господь всемогущий, за указание пути рабу твоему».

Впереди шел новый патруль, сверкая начищенными шлемами. Панголин пересек улицу, нырнул в ближайшую подворотню, по направлению к городской стене. До нее не более пяти минут ходьбы. Пройти через ворота не удастся, и рассчитывать еще раз на божью помощь не стоит.

Город со своей грязью, стражниками, монахами и всяким сбродом с каждым шагом становился все более омерзительным. Панголин почти бежал от всего этого, расталкивая прохожих, не обращая внимания на крики и ругательства. И лучше бы сейчас не попадаться солдатам на его пути. «Стража! Стража!» - послышались крики за спиной.

Грэм только криво улыбнулся – внутри разгорался огонь!

Острые каменные зубья уже выглядывали из-под убогих построек бедноты, окружающих второй стеной обороны город, когда сзади зазвенели солдатские латы. Панголин вскарабкался на крышу крайней хибары и перебросил через стену сумку с вещами. Она лязгнула, зацепив край, грузно шмякнулась и покатилась по внешней насыпи. На ходу скинув ненавистный плащ, Грэм прыткой зеленой ящерицей перемахнул через стену, сверкнув малахитом в лучах заходящего солнца.

Звук житары – тяжелый жужжащий звон металла, лязг тысячи мечей, кружащихся в неистовой пляске, он завывает на пике и падает в пропасть, на мгновение замирает и начинает восхождение с новой силой. Большой, толстокожий барабан не спеша ухает, отбивая четкий ритм, а барабаны поменьше пытаются угнаться за житарой в ее несложных звуковых перекатах. Когда эта троица, выбиваясь из сил, восходит к самой вершине, и металлические вибрации срываются вниз, вступает горн, утробно воя, словно бык весной. Стремительно выдыхаясь, он старается ревом сокрушить, разорвать и вынести на себе победный человеческий крик!

- Вперееед!.. – протяжно завопил летящий по непроходимому лесу Грэм.

Деревья и кусты, как великаны растопырили костлявые ветки, стараясь хлестнуть, поймать в колючие объятия, остановить зеленую блестящую тень. Но панголин извивался, словно ящерица: прыгал, нагибался и проскальзывал в узкие щели.

- Я идууу!..

Под ногами – мягкая трава, свежий ветер – в лицо, а в голове – музыка, и на каждом разрешении мелодии вырывался победный крик, дающий новые силы и желание бежать, бежать! Не хотелось останавливаться ни на секунду. Кузнечным мехом шумела грудь, вдыхая прохладный лесной воздух, мысли замерли – им не было места в стремительной гонке, только растущая металлическая музыка рождалась внутри и рвалась наружу. Ревела. Гнала вперед. Только вперед!..

Бешеная скачка продолжалась до тех пор, пока изможденный Грэм не рухнул в сочную весеннюю траву. Раскинув руки в стороны, он утонул в ее прохладном воздушном покрывале. Сквозь редкую листву деревьев пробивались косые лучи солнца – день близился к концу. День, вновь перевернувший все верх дном. Утром была надежда, днем боль утраты, а сейчас неуемная энергия и желание довести начатое до конца.

Панголин хрипел, жадно глотая воздух. Яростная песнь закончилась, уступив место монотонному стуку сердца в висках и шипящему дыханию пересохшего горла.

Притихшие от внезапного появления человека невидимые певцы мало-помалу продолжили разноголосую перебранку. Сперва неуверенно устроив отрывистую перекличку, затем осмелев, зашумели, словно детвора в классе без учителя.

Хотелось просто лежать в ароматной траве и слушать лес. В полудремотном состоянии перед глазами появилась карта. Та самая карта.

От Подгора надо держать курс на восток, отклонившись на север на десять-пятнадцать градусов. Пещера находится где-то у подножия плато. Но до него лежали огромные заболоченные равнины, на которых бурно разрослись древние грибницы. Про них ходили самые разные слухи, и в своем большинстве недобрые.

Эти дальние земли рассказчики в изобилии населяли множеством всевозможных неведомых тварей. Грэм не особо верил таким сказкам, но ведь недаром Подгор был последним городом на востоке. С этой стороны Божьих Земель даже не выставлялось пограничных постов, так как они бы только привлекали к себе внимание болотных хищников. Никаких поселений людей дальше на восток не было и с той стороны ни разу не появлялись «дикие». Те немногие панголины и просто отчаянные искатели приключений, которые отваживались на походы в эти районы, если и возвращались живыми, то на повторные вылазки больше не решались. Они вносили небольшие путаные изменения в карты и на этом забрасывали исследования. Их героические приключения звучали только в кабаках да тавернах, где под металлические звуки кружек и житары они распевали о своих подвигах и победах.

В древней карте на месте грибниц рисовали только болота и леса до самых гор на востоке. Таинственный склеп с древней книгой был как раз на границе леса и гор. Новые карты более точно описывали местность, но они заканчивались на половине пути и по своему краю имели только огромные черные лужи грибниц.

Грэм поднялся. Солнце уже спряталось за деревьями: в лесу темнеет быстро – надо найти укрытие на ночь.

Невдалеке стоял высокий, раскидистый дуб – неплохое место для ночлега. Панголин без труда вскарабкался и открыл сумку – все самое необходимое на месте. Переложил в карман, на всякий случай, заживляющую мазь на основе слезы и бинт – лечебная повязка действует быстро и в течение нескольких часов полностью затягивает даже самые глубокие раны. Подвесил походный гамак, искусно связанный из тоненьких веревок и, сделав из листьев и травы подстилку, укрылся легкой накидкой. Только он закрыл глаза, как глубокий сон тут же схватил в охапку и потощал в тягучую пустоту забытья.

4

Опасные встречи.

Из проповеди Мироноса у ворот.

Молитесь дети мои, обращаясь ко мне:

Отче наш, Миронос, сущий на небесах! да святится имя Твое;

Да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

Хлеб наш насущный дай нам на сей день;

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;

И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь…

На рассвете, натужно скрепя несмазанными петлями, открылись восточные ворота Мирограда, и солнце осветило двенадцать всадников, медленно выехавших из города. Впереди на черном коне ехал Филипп. Следом - стройный волколак, одетый в кольчужные доспехи, за спиной крест-накрест два меча. За ним – панголин в сверкающей малахитом чешуйчатой броне: лук, короткий меч, кинжал. Дальше – двое закованных в тяжелые латы минотавра на конях-тяжеловозах, за спинами – двуручные топоры. Замыкали небольшой отряд семь воинов-арбалетчиков, одетых в легкие кожаные доспехи и серые плащи с черными крестами на белых ромбах – элитные войска Мироноса. Все вооружены короткими мечами, копьями и арбалетами, у каждого за спиной щит.