— Да? — бросила она на ходу.

— У тебя плохо работает правая рука. Особенно когда ты хочешь выполнить прямой в голову. Слишком широкий замах... - Я кивком указал на лавку: — Присаживайся. Я тебе кое-что расскажу про драку.

Принес из бара пару рюмок водки и легкую закуску. Когда выпили, я сходил за новой порцией.

К тому моменту, когда на столе выстроилось шесть рюмок, я понял, что надо подводить черту— иначе это плохо кончится. Глянул на часы — половина третьего. Чувствовал я себя прекрасно, потому что сердцевина ночи — моя родная стихия, но Бэмби то и дело позевывала, прижимая ладошку ко рту.

— Пошли отсюда, — я поднялся из-за стола, — провожу тебя до дома.

Она прищурилась, вопросительно глянула на меня.

— Ты не о том подумала. Провожать даму до дома — моя служебная обязанность.

Она подняла на меня влажно поблескивавшие глаза, и я инстинктивно напрягся: это не был взгляд любительницы дольче вита, в нем чувствовалась тревога, усталость и даже боль.

— Давай улизнем по-тихому... — Я взял ее под локоть и повлек к выходу.

Тайком не получилось. Едва мы с трудом пробрались сквозь толпу к выходу, нас ослепил мощный луч софита.

— Господа, как печально! — прорезался в динамиках у сцены голос Кисы. — Наша очаровательная чемпионка покидает вечеринку в обществе молодого, симпатичного джентльмена. — Он сделал выразительную паузу и добавил: — Надо признать, они так мило смотрятся вместе.

Подхватив спутницу, я устремился прочь из подвала.

Ночь поджидала нас и встретила прохладным ветерком, слабо шевелившим листья старой липы, подсвеченной мощным уличным фонарем. На паркинге мы были не одни. В белом японском микроавтобусе с зашторенными окнами одна за другой исчезали девочки, принимавшие участие в драках на сладком ринге. Командовал процедурой крепкого сложения молодой человек с мощной бычьей холкой и лысым черепом— тот самый, что флиртовал с Фанни.

— Так они из одной команды? — удивленно пробормотала Бэмби, прижимаясь ко мне.

— Ага. Точнее — из одного отряда. Lepidoptera.

— Что? — отшатнулась Бэмби.

— Чешуекрылые. Бабочки, иными словами. Что касается этих — они явно бабочки ночные...

— Ты хочешь сказать... Они проститутки?

— Нет, это группа целомудренных монашек, возвращающихся в свою обитель после ночной молитвы. Везет же им — развозят на приличном транспорте. Кстати о транспорте. Мне надо бы тебя проводить до дома. Но метро давно закрыто. Мы пойдем пешком?

В ответ она молча покрутила на пальце ключи, и застрявший в густой кроне липы свет фонаря пятном отпечатался на ее лице — оно сделалось незнакомым и загадочным.

Призового "жука" уже выкатили из подвала, — должно быть, позади здания имелось нечто вроде пологого пандуса.

— Зачем ты ввязалась в драку? — спросил я, когда мы уселись в машину и она вставила ключ в замок зажигания.

— Не знаю, — отозвалась она. — Просто я такая. Немного сумасшедшая. Сначала что-нибудь выкину, а потом начинаю думать. И переживать. И раскаиваться.

Она включила зажигание и, вслушиваясь в мерное гудение движка, улыбнулась своему отражению в зеркальце над ветровым стеклом:

— А впрочем, что касается этой маленькой машинки, то она не столько приз, сколько подарок.

Ее рука легла на рычаг переключения передач.

— Тебя удивляет это?

— Сказать по правде, да. Я впервые сталкиваюсь с ситуацией, когда за подарок приходится драться.

— Я не вполне уверена, но, когда увидела эту машинку, сразу подумала об одном своем... — Она сделала паузу, подыскивая слово, но, видно, не нашла и произнесла обычное: — Об одном своем приятеле.

— В какой связи?

— Он на днях обещал мне подарить именно такую машинку. Такого же цвета.'

— И говорил о том, что за подарок придется заплатить купанием в брусничном желе?

В глазах Бэмби блеснул лукавый огонек, и она тихо рассмеялась:

— Нет... Просто он частенько произносит одну фразу: за все в этой жизни приходится драться.

— Ну это вряд ли откровение.

Она включила передачу, и машина тронулась.

Фонарь на мгновение окатил лобовое стекло скользким светом и тут же потух за спиной, будто срезанный под корень углом дома, у которого мы свернули в тесный и темный, плотно заставленный припаркованными машинами переулок.

Но я кое-что успел заметить — там, сзади.

— За нами кто-то увязался.

Бэмби удивленно покосилась на меня:

— Ты видишь затылком?

— Ну почему затылком... Я птица ночная.

— Ты странный, — бросила она, прибавляя газу. — И кто же за нами увязался?

Кто — не знаю, но автомобиль разглядел. Это был маленький черный "ренглер". Он тронулся с паркинга сразу вслед за нами. Возможно, я и не обратил бы на него внимания, если бы он не крался за нами тихой сапой, с потушенными фарами, почти растворясь в ночи.

— Да брось ты! — отмахнулась она.

Вела она машину типично по-женски — напряженно подавшись вперед и всматриваясь в бегущую перед фарами дорогу. Впрочем, в том, как она уверенно выкручивала руль, пока мы плутали в темных переулках, чувствовался неплохой водительский навык, потому я немного расслабился.

Да, размяк и слишком поздно среагировал, когда метрах в ста впереди вдруг возникли вспышки пунктирно нарезанного света.

Мы медленно, на самой малой скорости, обогнули огороженную металлической сеткой яму, вырытую посреди проезжей части — здесь шел ремонт подземных коммуникаций, — и покатили вперед: деваться было некуда, развернуться в тесноте переулка невозможно, так что пути к отступлению оказались отрезанными.

— Что? — вздрогнула она, когда я тронул ее за локоть.

— Автоинспекция. Жезл светящийся видишь?

Она сбросила скорость, остановилась. В свете фар возник человек в милицейской форме и, помахивая жезлом, направился в нашу сторону. Это был крепко сбитый, коренастый малый. В его исполненной уверенности поступи и пластике движений я безошибочно угадал человека из породы ночных охотников. От встречи с ним ничего хорошего ждать не приходилось, тем более что мы с Бэмби выпили.

— А, черт, — сдавленно пробормотала она, — у меня же нет документов на машину. И права я оставила дома.

— Ну иди сдавайся, делать нечего, — вздохнул я. — Объясни ему, что да как. Ничего, у меня есть с собой немного денег. Откупимся...

Я чуть приоткрыл дверцу, впуская в салон свежий воздух и обрывки покаянных слов Бэмби.

Она каялась истово и очень убедительно, то и дело простирая руку вправо и вверх, обозначая жестом местоположение модного заведения, от щедрот которого ей нежданно привалила эта машина. А мент лишь ритмично покачивал головой, сцепив руки за спиной. Он терпеливо слушал, то и дело поглядывая в мою сторону.

Что-то было не так...

Откуда исходит угроза, я стал догадываться, едва заметил черный передок джипа, высунувшийся из приземистой подворотни.

Другого автомобиля поблизости не было.

Человек, сидевший на водительском месте, расслабленно прилег на рулевое колесо. Казалось, он спал.

Выходило, что подловивший нас ночной патруль либо прогуливается по городу пешком, либо разъезжает вовсе не на милицейском автомобиле — в плавных обводах и мощном, таранного типа, хромированном бампере угадывались мускулистые контуры "лендкрузера". Что-то явно не так: автоинспекция пешком не ходит, а джипов в ее автопарке, насколько мне известно, нет. Тем более что водитель джипа почему-то спит.

И было еще что-то настораживающее в облике ночного охотника. Я внутренне собрался.

Слушая объяснения Бэмби, он стоял, заведя руки за спину, — но даже не эта слишком расслабленная поза заставила меня напрячься, а нечто другое: он был в перчатках.

С какой стати в душную летнюю ночь милиционер — если он, конечно, не страдает каким-то кожным заболеванием — расхаживает в кожаных перчатках?