И вот подскакал какой-то стройный гвардейский адъютант, с легкими рябинами на лице; левою сдержал коня, правою приподнял фуражку и, наклонясь к самому лицу Главнокомандующего, доложил о чем-то тихо и стал наряду с другими. На лице Кутузова мелькнуло легкое сомнение. Но, после минутной задумчивости, он просиял, оборотился к своим, снял фуражку, перекрестился и сказал громко: «Мне донесли, что король Неаполитанский взят в плен!» — прибавил: «Надобно подождать подтверждения». Вот подъезжают два казака и между ними кто-то на маленьком крестьянском коньке (которых французы называли коньяк); этот кто-то малорослый, тучный, конечно, не сановитый король Неаполитанский! Это генерал Бонами. В порыве отчаянной храбрости, впереди 30-го линейного полка, он вскочил на большой редут и взят в плен, покрытый ранами. Солдаты, изумленные такою храбростью, почтили его, ошибкою, названием Мюрата. И вот он, в страшном растрепе, подъезжает, пошатываясь то на ту, то на другую сторону от ран или какой другой причины. «Доктора!» — закричал Кутузов и, сказав несколько слов с пленным, велел его перевязать. Под мундиром французского храбреца нашли две фуфайки, а под ними — все тело, исцарапанное штыками. Раны были легки, но многочисленны: их насчитывали более 20-ти.

Кутузов остается все на том же месте. К нему, как к центру, стекаются все нити, все радиусы. Подле него стоят длинные пушки, готовые заговорить. Далее и ниже выставлены еще пушки, которые иногда палят и распугивают толпы французов в Бородине. Красные космы пламени вырываются оттуда из-за дыма. Бородино горит! Люди, с высоты кажущиеся маленькими, шевелятся между распадающихся домов и лопающихся гранат. И так два вождя стояли на двух возвышениях. Оба по положению своему были выше всего, что совершалось под ними! Две воли сильные, две мысли могучие встречались между собою, останавливались, мерили одна другую и потом схватывались и вступали в борьбу небывалую. Движение 300 000 воинов, гром 1600 орудий — бой, какого не видала земля русская после побоища Задонского, — были только более или менее близкими развитиями встречи и борьбы этих двух властительных мыслей.

Но пора докончить общее обозрение. Вы видели Наполеона. Он один, с ним только Бертье; немного поодаль за ним, на площадке, взрытой ядрами и гранатами русскими, стоят офицеры его главного штаба.

Несколько правее от этого достопамятного места вы видите дивизию молодой гвардии под начальством генерала Роге. Она в движении, она идет поддержать дивизию генерала Фрияна, который и сам, помните, в главах ваших замкнулся в каре с королем и другим генералом. Там, еще далее, у двух холмов, ограничивающих даль, синеют длинные линии, целый лес железа и стали! Это императорская гвардия! — последний резерв французский! Отсюда вы легко можете увидеть изгибы (новой) Смоленской дороги, по которой пришла французская армия и по которой теперь тянутся артиллерийские резервы, парки, толпы отсталых, и все это пылит воздух, как будто идет другая армия.

Еще далее, почти на краю горизонта, за двумя округленными холмами, рисуются колокольни Колоцкого монастыря, где Наполеон учредил подвижной госпиталь со всеми снадобьями для больных и раненых. Перенесите теперь то, что мы видели и записали, перенесите с бумаги на холст, размалюйте ваши смелые очерки широкою кистью — и вы будете иметь ряд картин, соответственных ряду моментов Бородинской битвы.

Мы отметили на плане деревни по категориям, по разрядам, так сказать, по семействам. К первому разряду принадлежат деревни, облегающие наше правое и французское левое крыло; ко второму — сгруппированные около французского правого и нашего левого крыла, а к третьему, по ту и другую сторону Колочи, приуроченные к нашему и неприятельскому центру. Семеновское — место роковое и славное! — должно отличаться в семействе деревень и селений, прилегающих к левому крылу.

Выясняя для себя более и более картину битвы Бородинской, обставьте замеченные деревни и поименованные при них урочища — берега Колочи, Войни, Стонца, Огника; оврагов: Горецкого, Семеновского, Шевардинского и проч. — Обставьте их войсками, руководствуясь прекрасным описанием и планом Д. П. Бутурлина, и вы будете уже иметь две трети из целого, валового понятия о битве Бородинской. Узнав, где стояли и кто где стоял, вам останется только узнать, что делали.

Итак, остальная часть состоять будет в объяснении переходов (так сказать, переливов одного протяжного звука) в обрисовке фаз, видов, эпох самого сражения. Узнав места, лица и действия, вы узнаете все.

Попытаемся ж сказать по одному слову о каждом из этих переходов и пронять их общею нитью хотя беглого, летучего рассказа.

Эти переходы, при всей своей неуловимости в их частных подробностях, подходят также, в своем общем объеме, под три категории. Бои, троекратно возобновлявшиеся за реданты Семеновские, атака Бородина и взятие большого люнета, составляют эти три категории. Война Тучкова 1-го, командира отдельного корпуса, есть четвертое действие кровавого драматического представления на поле Бородинском.

Потеря редантов и высот, которые защищал храбрый Тучков; вторичное взятие люнета; выезд Уварова против левого крыла французов и частные распоряжения Кутузова и Наполеона составляют второй ряд явлений, сопровождавшихся, как и прежние, непрерывным громом артиллерии и блестящими, часто разрушительными, выездами обеих армий кавалерии. О действиях бородинской артиллерии можно сказать одно и одним словом: во все продолжение битвы я слышал беспрерывный батальный огонь из пушек. Батальный или беглый ружейный огонь исчезал в пушечном в этой баталии пушек. Пройдем нить происшествий. В продолжение ночи с 25-го на 26-е французские саперы рылись кротами в нашей русской земле: делали эполементы; топоры стучали в глуши ночной: строили мосты на Колочи.

Армия французская состояла из 11 корпусов. Из них 8 сгустились вдоль нашего левого крыла. Это была огромная, плотная масса, которую новый Эпаминонд хотел обрушить на левое наше крыло. Ею-то, как могучим тараном, готовился он бить нас по крылу, слегка защищенному.

Наши генералы с их корпусами стояли так, или почти так: Баговут и граф Остерман от Московской дороги (смотря на Смоленск) направо над изгибистою Колочею, Дохтуров возле Остермана — от большой дороги до большой батареи, второй за Горецким курганом, называвшейся его именем или именем его корпусаnote 6 , Раевский после Дохтурова: правым плечом у люнета, а левым у Семеновского. Бороздин и граф Воронцов (оба с гренадерами) назначались к защите редантов Семеновских: войска их правым плечом трогали Семеновское, левым упирались в лес. На крайней оконечности левого крыла ратовал и богатырствовал Тучков 1-й. Но ему, этому грозно выказавшемуся Тучкову, надлежало бы исчезнуть, пропасть, затаиться, не стоять на страже, но сторожить. По примеру прародителей наших, славян, Тучкову с его 3-м корпусом надлежало залечь где-нибудь в лесу в кустах, в траве, притаить дух и стеречь… Таково было намерение Кутузова! Он хотел употребить военную хитрость, сделать засаду. Он распорядился, чтоб Тучков 1-й с 3-м корпусом и граф Марков с 7000 ополчения засели, скрылись за курганом близ Утицы и ударили бы неожиданно во фланг и в тыл, когда неприятель станет обходить нас по старой Смоленской дороге. Так было сказано, но не так сделано. Генерал Бенигсен, не вполне уведомленный о намерении Главнокомандующего, выставил войско наружу и тем нарушил тайну засады. Кутузов хотел, может быть, и смог бы обмануть Наполеона; но зоркий глаз Наполеона видел также далеко: он угадал перемещение Тучкова по бивачным огням, угадал и взял свои меры: Понятовскому предписано не обходить Тучкова, а сражаться с ним!

Гвардия составляла резерв — за Дохтуровым и Раевским. За каждым корпусом пехоты стоял корпус кавалерии. Сам Кутузов, с своим штабом, находился при войсках Дохтурова у большой дороги — на видном месте. Начальник всей артиллерии — граф Кутайсов. При Главнокомандующем находился знаменитый генерал Бенигсен. Барклай и Багратион командовали обеими западными армиями, 1-ю и 2-ю, а Милорадович правым крылом. Кутузов был военачальником всех войск.