Дальнейшие события показали, что Фафнир не просто «принял образ» змея, но в полном смысле слова превратился в чудовищное животное, и даже кровь его приобрела волшебные свойства. Каким образом провинциальный германский юноша стал драконом, Снорри не разъясняет
(хотя применительно к брату оборотня этот вопрос не слишком актуален). Впрочем, автор «Младшей Эдды» упоминает, что Фафнир, прежде чем стать драконом, надел на голову шлем, принадлежавший его отцу, — «а это был шлем страшилище, все живое пугалось, его завидев». Возможно, шлем этот обладал какими-то дополнительными свойствами, способствующими превращению юношей в драконов. Так или иначе, Фафнир стал драконом, жил в логовище и стерег свое золото. Но обиженный Регин решил отбить у брата свою долю сокровищ. Он уговорил знаменитого героя Сигурда помочь ему, и они прибыли на Гнитахейд-поле. Там Сигурд выкопал яму на тропе, по которой Фафнир обычно ползал на водопой, и засел в нее. «И когда Фафнир полз к воде и оказался над той ямой, Сигурд пронзил его мечом, и Фафниру пришла смерть». После этого герой, по просьбе Регина, стал жарить на огне сердце дракона и, когда кровавая пена попала ему на палец, сунул палец в рот. «И только лишь попала ему на язык кровь из сердца, он уразумел птичью речь и понял, о чем говорили синицы, сидевшие на дереве».
«Старшая Эдда» описывает смерть дракона значительно подробнее. Сообщаются здесь и некоторые детали облика и быта Фафнира, ускользнувшие от внимания Снорри. Так, в «Старшей Эдде» говорится о том, что дракон источал яд, причем не во время битвы и не в попытке ужалить своего врага, а просто ползая по земле или же «когда лежал на наследстве отцовском». Сообщается также, что Фафнир громко шипел, что он был храбр и ненавидел людей. Вопреки последнему утверждению злополучный дракон, уже будучи смертельно ранен, долго и дружелюбно беседовал со своим убийцей, дал ему несколько вполне дельных предсказаний и совет отказаться от проклятого золота, приносящего беду всем своим владельцам, а также удовлетворил его любопытство о некоторых подробностях жизни богов.
По поводу того, где именно обитал злосчастный Фафнир, существуют разные точки зрения. Исландский аббат Николай, совершивший в середине двенадцатого века путешествие в Рим и Палестину и проезжавший через Германию, полагал, что это были окрестности Мегинзоборга (современный город Майнц).
Известны драконы и в Восточной Европе. Живший в пятнадцатом веке историк Ян Длугош в труде «Анналы, или Хроники славного королевства Польши» сообщает о польских драконах: «Вавель — скалистая гора, которую омывает стремительным течением река Висла и на которой расположена замечательная базилика славнейшего мученика, блаженного Станислава, а также первая и выдающаяся польская крепость и столица — Краков. На этой горе также вплоть до сего дня видно множество пещер, в которых, согласно бытующему в народе письменному и устному преданию, жил дракон, чудовище удивительной величины, и причинял местным жителям большой вред».
У румын, сербов, болгар и других северобалканских народов драконы, имевшие образ летающих змей, издавна ведали атмосферными явлениями. Румынский балаур может иметь тело змеи и голову и хвост крокодила. Иногда он бывает наполовину змеей, наполовину человеком, имеет голову коня и покрыт чешуей. Он живет в лесах, озерах и болотах, но порой поднимается в небо и приносит облако с дождем или градом, а иногда, паря над деревьями, бьет по ним хвостом, и из хвоста его течет дождь. Происхождение балаура весьма своеобразно: это змея, у которой вследствие каких-либо необычных обстоятельств отваливается хвост и вырастают лапы. Такое может произойти, например, если на змею в течение семи, девяти или пятнадцати лет не упал взгляд человека. Если же новоиспеченного дракона никто не видит еще семь лет (или если ему, например, доведется высосать черную корову), он испытывает следующую стадию «одраконивания» и превращается в змея. Собственно, змей, как и балаур, — это рептилия, которая летает в облаках и влияет на погоду. Но при этом змей каким-то не вполне понятным образом может походить на человека, владеть человеческой речью, иметь антропоморфную жену и детей и испытывать особое влечение к красивым женщинам. Если балаур живет в озерах и болотах, то змей предпочитает море. Облака, пьющие воду из морей, могут засосать змея и унести его с собой. Но бывает и наоборот: змей сам выпивает воду и рассеивает ее в воздухе, после чего она превращается в облака и дождем проливается на землю.
Родственная балауру форма, обитающая в Карпатах, зовется шаркань. Это — крылатая змея, достигающая двенадцати метров в длину и имеющая до двенадцати голов. Интересно, что количество голов шаркани зависит от возраста: каждый год у нее прирастает по одной. Насколько известно авторам настоящей книги, это весьма редкий способ развития мифозоя, чрезвычайно удобный для зоологов, поскольку позволяет очень точно определить возраст пойманного животного. Происходит шаркань, как и ее балканский сородич, от обычной змеи (в данном случае — полоза), которую семь лет никто не видел. Если на уже сформировавшуюся шаркань упадет взгляд человека, она перестает расти. Обитает она в лесах и пещерах, но, летая в небе, может приносить грозовые тучи и даже вызывать затмения, поедая солнце. Не вполне понятно, что происходит со светилом в утробе шаркани и как устроена ее пищеварительная система, поскольку солнце в конце концов вновь появляется на небе. В Карпатах не без оснований считают, что знаменитое затмение 1914 года, совпавшее с началом Первой мировой войны, было вызвано этим чудовищем. Несмотря на такое, казалось бы, несомненное могущество шаркани, она слепа и летает по небу в сопровождении специального демона — витренника, который управляет ею с помощью уздечки. Возможно, уздечкой снабжена каждая голова, но не исключено, что одна из голов выполняет функцию ведущей. Во всяком случае, управляемая витренником шаркань не несет ответственности за вызванные ею природные катаклизмы. Известно, что злокозненные витренники на лесных полянах сами изготавливают град из морской воды, которую доставляют в Карпаты в тучах. Они замораживают воду, раскалывают лед на мелкие куски и уже потом развозят по небу с помощью послушных шарканей. Впрочем, идеализировать шарканей тоже не следует — это достаточно опасное животное, поедающее людей и скот.
За последнее столетие карпатские шаркани мутировали, и среди них появились огнедышащие особи, которые вызывают не столько град, сколько засуху. Авторы настоящей книги в порядке гипотезы рискуют предположить, что это могло быть вызвано скрещиванием шаркани с европейским огнедышащим драконом. Версия эта тем более вероятна, что, по мнению известного отечественного драконоведа С. Логинова, европейские драконы прилетают для спаривания именно в Карпаты. Но к теории Логинова мы еще вернемся, а пока что рассмотрим некоторые свидетельства местных жителей об огнедышащей шаркани, приведенные в статье этнографа Е. Левкиевской «Откуда на Карпатах град берется».
«Змея с двенадцатью головами, пасть огромная, страшная. Когда она ползет, трава сгорает под ней. Говорят, что такая змея живет много лет. Посредине одна большая голова, а две поменьше — по бокам. Головы блестят, как серебряные».
«Жэрэтвы такие есть, что имеют двенадцать голов, шесть, а то и четыре может иметь. Каждый год одна голова нарастает. Та змея, у которой выросло уже двенадцать голов, переходит море и летит. Все сжигает, может и хату спалить, человека на ходу сжигает по-страшному. Рассказывают, видели, что летела такая змея: стало темно, как вечером. Два дерева упало, все горело, когда она летела. Живут такие змеи в великих пещерах».
Едва ли не всем славянским народам известны многоголовые крылатые змеи, в которых превращались обычные змеи, прожив достаточно долго вдали от людских глаз (или иногда — от колокольного звона). В некоторых районах Польши крылатыми семиглавыми змеями становились даже лягушки, которые в течение семи лет не слышали колокола. Такие драконы считались опаснее тех, что происходили от змей, потому что у змеи при обращении ее в дракона вырастали ноги, а хвост превращался в стрелу; что же касается лягушки, уже имеющей ноги, у нее все силы организма уходили в хвосты, которых вырастало целых два, и оба — острые, как стрелы. Вообще способы формирования драконов у славянских народов отличались крайним разнообразием, кое-где в них превращались даже мирные карпы, дожившие до сорока (в Сербии) или до ста (в Болгарии) лет.