Он стал отступать. Твердил, что спешит. Что у него еще кое-какие дела. Я знал, что это неправда. И поскольку думал обо всех его жертвах, предложил проводить его до трамвая.

— Что же дальше было с секретаршей? — спросил я по дороге.

— Забудьте об этом, — попросил он.

— Но мне любопытно. Слушайте, а вы уверены, что директор отреагировал именно так?

Он снова попросил меня забыть про анекдот и прибавил шаг.

Я пояснил ему, что, если директор выгнал секретаршу только за то, что та не слышала будильник, она вправе подать на него в суд.

Кстати, и будильник мог быть неисправен. В этом случае можно привлечь к суду и производителя. Правда, придется обратиться к эксперту.

Он закурил сигарету не тем концом и снова попросил меня забыть об анекдоте.

— Легко сказать. А если у меня не идет это из головы? — возразил я.

Мы уже почти бежали.

— Послушайте, а что за человек этот директор? — спросил я его на остановке трамвая. — Будь я на месте секретарши…

Когда подошел трамвай, он ринулся в вагон. Ему было явно все равно, куда ехать.

— А директор, случайно, не надевал в театр коричневый костюм? — успел я крикнуть ему, прежде чем закрылись двери.

С тех пор он меня избегает.

Увидев меня, он поступает так, как раньше поступал я. Быстро сворачивает на другую улицу или скрывается в ближайшем проходе. Я слышал, что он предупреждает людей, чтобы те не пытались рассказывать мне анекдоты. У меня, мол, нет ни малейшего чувства юмора.

Если подумать, то придется признать, что это истинная правда.

С тех пор как прогресс дал нам возможность дозваниваться тем, кого нет на месте, большую часть времени я трачу, слушая музыку. Стоит позвонить в банк, женский голос сообщит, что линия, к сожалению, занята. Сразу после этого начинается концерт. В программе отдела инвестиций Брамс в исполнении Берлинской филармонии. Когда я хочу проверить состояние нашего счета, мне предлагают фугу Баха. Если я заскучаю по свингу, звоню в отдел кредитных карт. Там весь год гастролирует Синатра. Страхового агента подменяет Артур Рубинштейн. Он превосходно играет Шопена. Наш врач отдает должное Бетховену. Он предлагает «Лунную сонату» или «Патетическую». Перед отъездом в отпуск он выражает свое удовлетворение тем, что заводит пациентам «Оду к радости». Коллега, которая его замещает, предпочитает Концерт для кларнета Моцарта. Массажист передавал «Свадебный марш» Мендельсона из «Сна в летнюю ночь». Но с тех пор как развелся, перешел на «Реквием». Стоматолог, держа в уме мосты, ставит мелодию из фильма «Мост через реку Квай». Он устраивает концерты и в приемной. Ожидая своей очереди, пациенты прослушивают Шопена.

Самый креативный — консультант по налогам: у него программы меняются. Любой клиент найдет что-то для себя, как обладатель абонемента. В прошлом месяце по одному номеру он транслировал «Хабанеру» Бизе, по другому — «Итальянское каприччио». Когда я позвонил ему, чтобы напомнить, что он до сих пор не подготовил нашу налоговую декларацию, он убаюкивал меня «Колыбельной» Брамса.

Кто не уважает музыкальные чувства клиентов, так это справочная служба АТС. По их номеру весь год жутко жужжит «Шмель» Римского-Корсакова.

Не все ладно в последнее время в химчистке. Вступает у них Гендель, а потом вдруг его сменяет Оффенбах. Сейчас линию занимает заигранный «Орфей», который шелестит, как из потустороннего мира.

Аптекарь передавал Армстронга. Но с некоторых пор по его номеру днем и ночью гремит энергичный «Марш Радецкого» Штрауса. Булочник (который хрипит цены на свою продукцию в сопровождении «Битлз») рассказал мне, что у аптекаря сбежала жена, забрав с собой трубача.

У кого отсутствует музыкальный вкус, так это у налоговой инспекции. Отдел уведомлений транслирует песню «Мани, мани». Инспектор по контролю считает, видимо, остроумным ставить песню «Если б я был богат». Вкус ветеринара тоже действует мне на нервы. Он принципиально пускает песню «Джингл беллз», которую налаял ну очень народный комик. И в автосервис невозможно дозвониться. Вместо этого можно послушать Майкла Джексона или Тину Тернер.

Бывают минуты, когда нелегко сосредоточиться на концерте. Вчера к нам зашел консьерж. Он обнаружил, что в подвале лопнули трубы. Поскольку его телефон был неисправен (в отделе ремонта целый день поют песню «Йестердей»), он попросил разрешения позвонить пожарникам от нас.

Но толку от этого не было.

Пожарные передавали фортепьянный концерт Грига.

Партию фортепьяно исполнял Горовиц.

Тут недавно позвонил мой старый знакомый Нивлт и огорошил меня тем, что устраивается на телевидение. Он якобы предложил им весьма любопытный проект.

Я поинтересовался какой.

— Помощи телезрителям, — объявил Нивлт и перешел к деталям.

Он разъяснил мне, что доисторические времена, когда комики пытались рассмешить нас в немых фильмах, давно миновали. Сегодня телевидение показывает сериалы со смехом, который записан заранее, так что зрителю не приходится пребывать в неведении, когда и над чем можно и нужно смеяться. Несмотря на это, телеразвлечения имеют один серьезный недостаток.

— Какой же? — спросил я.

— Мы получаем сигнал, когда надо смеяться, а в смысле грусти мы до сих пор предоставлены собственным непроизвольным чувствам, — заявил Нивлт.

Поскольку я не понял, что он имеет в виду, он уточнил, что в своем оригинальном проекте занимается телевизионным расстройством.

— Расстройством? — переспросил я недоуменно.

— Им, — подтвердил Нивлт.

И пояснил, что благодаря закадровому телесмеху мы знаем, когда смеяться, а по части расстройства телевизор оставляет нас во мраке неизвестности. Мы привыкли к телевизионному смеху, и неудивительно, что расстройство доставляет многим людям затруднение.

Нивлт, однако, установил, что не существует внятного объяснения, почему расстройство в отличие от смеха оставлено без надзора и почему в определенных местах зритель бывает дезориентирован лишь потому, что не слышит всхлипы или плач с экрана.

— Надо понимать, что ты имеешь в виду закадровый плач? — испугался я.

— Вот именно, — подтвердил Нивлт.

На мое возражение, что это дешевый прием, последовал ответ, что я-де так и не прочувствовал проект. Подошел к нему однобоко. И нуждаюсь в детальном разъяснении.

Расстройство будет иметь целую шкалу форм. Над этим он и работает. Порой будет достаточно вздоха, иногда понадобится всхлип. Расстройство будет таким, как того требует обстановка. Лишь в сугубо печальных и откровенно трагических сценах с экрана донесется плач.

Весь проект, само собой, консультируют специалисты, главным образом психологи, а также психиатры, умеющие различать нормальное расстройство и меланхолию, депрессию и психоз. Параллельно он проводит кастинг плакальщиц, которые раньше участвовали в похоронах. А также подбирает в статисты адекватных, то есть чувствительных, пенсионеров на массовый плач.

Выложив мне, сколько всего еще предстоит сделать, он извинился и положил трубку.

Недавно он позвонил снова, и я поинтересовался, как продвигается его проект.

Он был такой злой, что вообще не желал про это говорить.

— Они, эти бесчувственные примитивы, смеялись над моим проектом до слез и завернули его, — проворчал он в конце концов.

Я хотел поднять ему немножко настроение и порадовать тем, что на многие телепередачи и так без слез не взглянешь, но он дал отбой, прежде чем я успел заговорить.

Кому не хочется иметь хороших соседей. Нам в этом отношении повезло по-настоящему. Мсье Леблан — интеллигентный мужчина, и супруга его — дама очень приятная. Познакомились мы полгода назад. В шесть часов утра нас разбудил стук в дверь. За дверью стояли соседи. Мсье Леблан не стал тратить время на формальности.