Золотистая пряжка зазвенела - ремень выпростался из петель, а металлическая молния тихо вжикнула - Филипп стянул с себя джинсы, а потом и носки, накрывая вещами охотничий карабин.

- Замечательно, - одобрил Олег, картинно поигрывая мускулами, при искусственном освещении они выглядели особенно выгодно. - Теперь, - он подошел к Филиппу и сдернул с его волос бандану, - я предложу тебе сыграть во взрослую игру. - Обеими руками он взъерошил волнистые волосы, нарочно придавая Филиппу сходство с известной птицей. - Паролем будет «У-ху!» - как филин кричит. Если решишь, что больше не можешь, только скажи - я остановлюсь и просто отпущу тебя ни с чем. Если дойдешь до конца - сможешь забрать с собой все, что взял. - Он положил ладонь Филиппу на шею и большим пальцем провел по кадыку: гость в одном нижнем белье интриговал донельзя.

Олег очень хотел, чтобы тот согласился.

Филипп откровенно опасался Олега, по большей части от того, что тот был «без царя в голове».

Олег был одинакового с ним роста, примерно такого же возраста, но значительно крепче и сильнее. Если ему в голову придет что-то совсем уж изуверское, то Филипп не отобьется никогда. Но ладонь на шее снова была приятно обжигающей, а взгляд хозяина положения настолько плотоядным, что с губ Филиппа все-таки сорвалось роковое согласие:

- Да, хозяин.

От этих слов, произнесенных глубоким грудным голосом, у Олега по позвоночнику пробежала волна сладкой дрожи. Да, он здесь хозяин, а это его ручной филин, и филин провинился. Игра началась.

Свободной рукой он зарылся в кудри на затылке и, чуть запрокинув голову Филиппа назад, прошептал ему на ухо:

- Ты п-п-понимаешь, что сделал п-п-плохо, Филя? Ты п-п-понимаешь, что я должен тебя наказать? - Он прильнул своим телом к Филиппу, сильнее сжимая его горло, обжигая партнера дыханием и прикосновением страсти.

- Да, хозяин, - еле слышно прохрипел Филипп, дрожа от этих грубых действий. Еще никто и никогда не делал ему вот так больно и приятно одновременно.

Олег удовлетворенно улыбнулся и отпустил Филиппа. Тот не сделал ни шагу в сторону, лишь поправил съехавшие очки и, тяжело дыша, стал ожидать следующих указаний.

- Мы сейчас пойдем в мою комнату. Там тебе это не понадобится. - Властным жестом Олег стянул очки за одну дужку и осторожно опустил на Филипповы джинсы. Ему до сладкого мандража нравилось ловить первые мгновения растерянности и рассеянности взгляда своего гостя, когда тот лишался возможности видеть.

- Цап-царап сказал мышке: вот какие делишки, мы пойдем с тобой в суд. - Олег взял Филиппа за руку и потянул в сторону двери. - Я тебя засужу. И не смей отпираться, мы должны расквитаться, - он потушил свет в комнате матери, - потому что все утро я без дела сижу. - Его комнату освещал лишь прикроватный светильник - глаза Филиппа быстро привыкли к расплывчатому полумраку.

- Я знаю, что дальше, - нетерпеливо вступил Филипп, - и на это нахалу мышка так отвечала: «Без суда и без следствия, сударь, дел не ведут».

Олег затворил за собою дверь:

- Я и суд, я и следствие. Добро пожаловать в Зазеркалье, Филя. - Он с силой усадил своего добровольного пленника на постель.

Филипп видел только силуэты и уже по памяти дорисовывал детали. С его прошлого визита вроде бы все осталось по-прежнему, лишь телевизор не работал: Олег собирался его починить. Несколько мотков с проводами лежало возле стены, но сейчас они должны были пригодиться совершенно для другого. Олег взял один из мотков и, присев рядом с Филиппом, велел лечь ему вдоль кровати. Филипп послушался и опустился на подушки, стыдливо сведя колени вместе. Ему было неловко и любопытно одновременно: он комично сложил руки на груди, словно покойник, и начал постукивать пальцами, будто перебирал фортепианные клавиши.

Олег даже умилился от подобного зрелища: да он словно подростка к себе в дом привел, обещая показать что-то такое, чего тот точно еще не видел.

Перед глазами Филиппа была одна расплывающаяся клякса, клякса в виде темного потолка. Олег склонился над ним, рассматривая два маленьких пятнышка, оставленные очками по обеим сторонам переносицы, находя следы на такой тонкой и нежной коже просто великолепными. Ему тоже захотелось оставить свои следы.

Филипп только глубоко вздохнул и зачем-то зажмурился, когда Олег, крепко обмотав проводом в пластиковой оплетке его левое запястье, протянул электрический шнур сквозь кованый завиток у изголовья кровати. Провод был толстым, он впивался в кожу, почти не причиняя боли, но фиксировал на совесть. Филипп невольно пошевелил кистями, тем самым проверяя прочность пут и убеждаясь в их очевидной крепости.

Когда Олег привязал вторую руку, Филипп завозил ногами по простыне, сбивая и без того скомканное одеяло в бесформенную кучу, - еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным.

Олег прикоснулся к его лодыжке: провел указательным пальцем по округлой косточке и запутался в сетке венок - он не уставал любоваться этими ногами. Виток за витком - ноги тоже попали в змеиный плен гибкого провода. Будучи примотанными друг к другу, а затем и к спинке кровати, они заставили ладони Олега вспотеть. Олег был очень удивлен тем, что он так просто добился подчинения этого мужчины. Он на него давно глаз положил, еще с момента их встречи возле турника.

Любуясь видом связанного пленника, Олег медленно прошелся возле кровати с одной ее стороны и с другой, самодовольно потирая подбородок. Споткнувшись о разложенный на полу ящик с инструментами, он тихо ругнулся, а потом, примостившись рядом с Филиппом на постели, положил наконец-то ладонь к нему на грудь.

О боже, как же билось бесстрашное сердце под этой рукою! На чужой земле, в чужом доме, в смутное время, когда люди вокруг гибли и пропадали за металл, Филипп лежал на просторной кровати в одном нижнем белье и трепетал под желанными ладонями бывшего солдата. Ему было откровенно стыдно того, что там, внизу, его помощи ждет больной человек, а он позволяет явно озабоченному мужчине совершать абсолютно сомнительные вещи, желая откровенной остроты ощущений.

Олег ловко оседлал Филиппа, принимая более удобную позу. Он сплюнул на пальцы и прикоснулся их влажными подушечками к соскам, заставляя их затвердеть. Ему нравилось трогать их ореолы, они напоминали чашу цветка - их лепестки с восхитительной и нежной сердцевиной. Олег любил незабудки - такие маленькие, такие невинные, он осыпал бы этими цветами все тело Филиппа, чтобы они синими россыпями осели во впадинах красивого тела. Но цветов под руками не было, и Олег начал осыпать его поцелуями. Сначала шею, чувствуя приятную пульсацию под своими губами, а потом ключицы и плечи.

Щеки Филиппа налились румянцем.

Олег плотоядно навис над его лицом, пытаясь поймать близорукий, размытый взгляд, но Филипп все время отворачивался, не позволяя Олегу ни посмотреть в упор, ни накрыть его губы своими: Филиппу тяжело было подарить поцелуй мужчине.

Олег решил повременить с этим и слез с Филиппа, снова устроившись рядом с ним. Он подпер голову одной рукой, а другой начал неспешное и трепетное путешествие по телу любовника, поглаживая волоски на его груди и животе, словно шерстку дорогого песца.

Филипп не издавал ни звука: ему очень нравились эти прикосновения, он даже хотел, чтобы Олег действовал быстрее и напористей, чтобы его рука скорее спустилась к бедрам и сжала член, постепенно начинавший набухать.

От Олега не скрылось его желание, с каждой секундой натягивавшее ткань белья все сильнее и сильнее. Он решил, что медлить больше нет смысла, и чувственно обхватил наливавшийся страстью бугорок, аккуратно сжал член вместе с мошонкой, наконец-то вытягивая из груди Филиппа сладостный и протяжный вздох. Олег начал работать настойчивей, он чувствовал жар, исходивший от начинающего распаляться желанного тела, он и сам успел возбудиться при этом, но себя решил оставить напоследок.

Набухшие вены прощупывались через поношенный ситец. Олег осторожно гладил член, до глубины души поражаясь тому, как обостренно реагировал на него харизматичный любовник. Всего пара движений - и Филипп млел под его руками, доверчиво отдаваясь практически незнакомому человеку.