Может быть, в первом ящике был какой-нибудь особенный порошок? Нет, ничего подобного: Вегенер брал весь порошок из одного ведра. Может быть, он бросал в ящики разное количество порошка? Нет, Вегенер был аккуратен. Каждый раз бросал ровно пол ложки. Так, значит, ящики были разные? Действительно, ящик, в котором образовалась центральная горка, был мельче других, в нем помещался слой порошка меньше чем в сантиметр толщиной. А внизу под порошком было твердое картонное дно.

Так вот в чем разгадка! Оказывается, центральная горка вырастала в тех кратерах, где падающая масса встречалась с близко залегающими твердыми породами.

Вулканисты не могли объяснить происхождения горок. Они считали их все теми же вулканами, сравнивали с Везувием, забывая, что на вершине центральных горок нет и следа обычного для вулканов жерла. Вегенер опять торжествовал, его гипотеза была подкреплена еще одним доказательством.

Когда читаешь Вегенера, вникаешь в его опыты, продумываешь его доказательства, кажется, что его невозможно опровергнуть: так все логично и убедительно. Ученый, верящий в свою правоту, заставляет верить и нас. Но вулканисты были такими же страстными приверженцами своей гипотезы. Когда знакомишься с их доказательствами, с их возражениями Вегенеру, то видишь в них тоже много логичного и справедливого.

А возражений у вулканистов было множество. Вегенер утверждал, что лунные кратеры не похожи на земные вулканы. Но разве можно требовать, чтобы они были похожи? Ведь они образовались в совершенно иных условиях.

Вулканисты добывали все новые и новые доказательства своей теории. Сторонники метеоритной гипотезы — баллисты — тоже не складывали оружия. Число их доказательств и наблюдений тоже росло.

Споры, споры и опять споры. Что поделаешь? Такова уж судьба гипотез Вегенера. И это не удивительно. Потому что вся его жизнь — поиск, смелое вторжение в неизведанное.

Всю жизнь Вегенер открыто выступал против взглядов, которые считал ошибочными и устарелыми. Даже если их поддерживали известные авторитеты. Даже если дело касалось признанных, не терпящих критики теорий. Поиски, возражения, сомнения, как воздух, необходимы науке. Успокоенность и нетерпимость ее враги. Они лишают ее притока новых идей и свежих сил. Они заставляют ее топтаться на месте, ведут к застою.

Вегенер был бесстрашным еще в молодости, когда выдвинул гипотезу о геокоронии. С годами он не стал осторожнее, не утратил свой боевой задор. Его дерзкие, часто почти фантастические гипотезы не всегда получали признание. Зато всегда вызывали споры, будоражили, давали пищу умам. А значит способствовали развитию науки, ее движению вперед. Ведь именно в спорах, а не от истины, рождается истина.

Спор о метеоритных кратерах, затеянный триста лет назад, с новой силой вспыхнувший в двадцатых годах нашего столетия благодаря работам Вегенера, продолжается и в наши дни. И может быть, сегодня ночью сторонники метеоритной гипотезы, направив телескоп на Луну, найдут новые подтверждения своих взглядов. А может, сегодняшняя ночь принесет счастье вулканистам.

…Все свои мысли и выводы, результаты всех своих опытов Вегенер изложил в книге «Происхождение Луны и ее кратеров». Она вышла в 1920 году. Автор утверждал, что «типичные лунные кратеры лучше всего объясняются как кратеры падения», обосновывал метеоритную гипотезу и отвергал гипотезу вулканистов.

Молодежь двадцатых годов зачитывалась фантастическими романами о полетах на Луну. Отважные герои Жюля Верна облетели в пушечном ядре лунный шар. Герои Уэллса встречали на Луне страшные существа без носа, с глазами по бокам головы и шеей, напоминающей ногу краба. В этих рассказах было много увлекательного вымысла.

Наука того времени тоже проявляла интерес к Луне. И удивительно, что она не оценила работу Вегенера. Его тоненькая скромная книжечка затерялась среди увесистых, красиво изданных томов.

Не понял значения работы и Курт. Это печалило Вегенера. Курт был не только братом и другом, но и единомышленником. Они всегда были вместе. Курт был с ним, когда, рискуя жизнью, они поднимались на воздушном шаре. Курт поддержал его, когда была выдвинута теория перемещения материков. Не просто поддержал — помогал собирать доказательства, выступал с лекциями в защиту теории. Теперь же он откровенно признался:

- Я — бы выбросил все твои ящики с цементом в окно. Разве это занятие для ученого?

- Почему же ты их не выбрасываешь? — поинтересовался Альфред.

-Почему? Ну что ж, я скажу, — ответил Курт. — Лучше уж Луна, чем Гренландия.

Альфред усмехнулся. Как боялся Курт Гренландии, давно, с самой юности оберегал от нее брата!

- Ты бы, наверное, охотнее пустил меня на Луну, чем в Гренландию, — засмеялся Альфред.

- Тебе пятый десяток пошел, ты известный ученый, — пожал плечами Курт. — Когда же наконец кончатся твои фантазии?

Но фантазии не кончались и не могли кончиться. Вегенер не мыслил себе научных поисков без фантазии…

Курт, как и многие ученые того времени, не оценил работ брата о Луне. В биографиях Вегенера, в статьях, которые печатались о нем в двадцатых-тридцатых годах, в справках, помещенных в энциклопедиях, эти работы, даже книга «Происхождение Луны и ее кратеров», не упоминаются. Подробно сказано о теории перемещения материков, об исследовании Гренландии, об изучении атмосферы и ни слова о Луне…

О Вегенере, одном из исследователей поверхности Луны, вспомнили совсем недавно. Его имя появилось на страницах газет и журналов, когда Советский Союз запустил одну за другой три космические ракеты в сторону Луны.

Вторая космическая ракета достигла Луны и доставила на нее вымпел с Государственным гербом Советского Союза. Третья — обогнула Луну и передала на Землю фотографию невидимой стороны нашего небесного спутника.

И вот совсем недавно в Политехническом музее в Москве рядом с большим глобусом Земли был установлен глобус поменьше — Луны. Множество астрономов разных стран потрудились над тем, чтобы нанести географические названия на одну половину этого глобуса. Вторую половину его заполнили советские ученые. Ведь только после полета третьей космической ракеты стало возможным создание глобуса Луны. Советские ученые дали названия вновь открытым лунным горам и морям.

Сейчас близким и уже не фантастическим стал полет на Луну человека, возможность установления на Луне автоматической станции.

Как же не заинтересоваться рельефом Луны, строением ее поверхности? Ведь не за горами время, когда придется ходить по ней, жить на ней, может быть, довольно длительный срок, исследовать ее не в телескоп, а прямо на месте. И еще ближе дни, когда появится возможность установить на Луне межпланетную станцию.

Селенографии были заданы конкретные вопросы: Какие физические условия найдут на Луне первые межпланетные путешественники? Каково строение поверхности, на которой будет установлена межпланетная автоматическая станция?

Селенография ответила: поверхность Луны шероховата, пориста, неровна, похожа на большую губку. Ее покрывает толстый слой вулканических лав, пепла, шлака и пыли.

Множество причин сделали лунную поверхность такой, какой рисует ее современная наука. Почти полмесяца длится на Луне ночь, и всю ночь стоит стопятидесятиградусный мороз. Столько же тянется день, и термометр показывает сто двадцать градусов выше нуля. Так же резко скачет температура и при затмениях. Не мудрено, что даже самые твердые породы не выдерживают, растрескиваются, крошатся.

Миллионы лет долбят Луну метеориты и мелкие метеоры. Не мудрено, что поверхность ее стала похожей на губку.

Советский геолог А. В. Хабаков, много лет занимающийся селенографией, пришел к выводу, что Луна как планета не мертва. Она, подобно Земле, живет своей планетной жизнью, испытывает то расширение коры, то ее сжатие. Периоды расширения и сжатия много раз сменяли друг друга. Хабаков утверждает, что в периоды расширения и усиления вулканической деятельности на Луне образовались горы, пики, кратеры. А в период сужения, опускания коры возникли лунные «моря». Сжатия и расширения создали на поверхности Луны также многочисленные разломы, трещины, борозды, валы и жилы. Таких взглядов придерживается современная наука, это ее последнее слово, последнее, но, разумеется, не окончательное.