Этот ветер, подхватывая снег и неутомимо угоняя его к периферии, как будто бы специально предназначен для того, чтобы беспощадно пресечь всякие попытки человека проникнуть в эту снежную пустыню.

Но именно сознание того, что речь идет о жизни или смерти, заставляет человека пробиваться во что бы то ни стало. Конечно, в западной половине, где этот ветер дул нам в спину, он как раз облегчал наше движение, так как мы могли натянуть паруса. Несмотря на это, нам все же не удалось спасти свою последнюю лучшую лошадь, чего мы так страстно желали. Незадолго до достижения западного края материкового льда мы вынуждены были отдать пустыне ее последнюю жертву».

Август 1913 года. Вот и год прошел с тех пор, как Эльза распрощалась с Альфредом. Какой длинный тяжелый год! Но зато, если все в порядке — а ни о чем другом она и думать не хочет, — тогда Альфред и его друзья уже подходят к гавани Превен. Все опасности миновали. Путешественники встретят людей, сядут на пароход, и скоро Альфред будет дома.

«Суровое испытание предстояло еще нам, прежде чем мы достигли расположенной на берегу колонии Превен, — коротко и деловито сообщал дневник Вегенера.-…Мы были застигнуты в горах плохой погодой. Туман лишил нас возможности ориентироваться, а свежий снег затруднял подъем в горы. Без спальных мешков и палатки мы очутились во власти непогоды, а так как провиант вышел, то наши силы начали быстро убывать.

Случайное судно, которое мы застали в фиорде, подобрало нас и доставило в колонию. Достигли ли бы мы своей цели самостоятельно, я не осмеливаюсь утверждать…»

Поздней осенью 1913 года Вегенер вернулся из суровой Гренландии на родину. Эльза, встречавшая его, заметила, что он похудел и загорел, а вокруг глаз, светлых и проницательных, залегло множество мелких морщинок.

Той же осенью Альфред и Эльза поженились. Молодые не поехали в свадебное путешествие, не провели месяц-другой в какой-нибудь тихой деревне. У Вегенера, только что вернувшегося из тяжелой экспедиции, не было времени для отдыха.

Даже с Эльзой он мало бывал в эти дни. Вместо рассказов об экспедиции дал ей свой путевой дневник. Она читала страницу за страницей, и ей становилось страшно. Там все было куда тяжелее, чем она себе рисовала. Сколько раз он смотрел в глаза смерти! Сколько раз лишь счастливые случайности спасали ему жизнь!

Родные уже несколько раз советовали ей поговорить с Альфредом, убедить его, что теперь, когда он стал семейным человеком, ему следует забыть об опасных путешествиях, следует больше думать о семье, об отдыхе. Она не могла этого сделать, слишком хорошо знала, что для него нет ничего важнее работы, исследований.

Возвращая Альфреду путевой дневник, Эльза сказала только:

- Как тяжело там было…

- Ну что ты, тебе здесь было много тяжелее, — возразил он. — Ждать и быть в неведении, не иметь возможности помочь, это же всегда тяжелее, чем знать и действовать. По крайней мере для людей сильных. А ты у меня сильная.

Нет, Вегенер не мог отдыхать. У него, как всегда, возникали новые идеи, новые гипотезы, его обуревали новые фантазии. Одна из новых идей захватила ученого так сильно, что он отбросил в сторону даже ценные материалы, собранные в Гренландии. Он забыл обо всем на свете, целиком и полностью отдался новой идее.

Новая мысль возникла у Вегенера еще до экспедиции в Гренландию, возникла случайно. Он рассматривал географическую карту мира. «Как причудливо скроена Южная Америка. Похожа на грушу, вырезанную из картона неумелой рукой ребенка. А Африка? Кажется, будто кто-то ножницами, одним махом выхватил большой кусок из ровного листа картона. А что, если сложить Южную Америку и Африку? Какое совпадение! Восточный выступ Южной Америки, тот, где расположена Бразилия, точно вырезан из Гвинейского залива. Восточные берега Южной Америки совпадают с западными берегами Африки. И то же самое в северном полушарии! Восточные берега Северной Америки, если присоединить к ним Гренландию, сольются с западными берегами Европы. Но что это значит? О чем говорит? Африка и Европа по одну сторону океана, Южная и Северная Америка по другую. Африка и Европа, Южная и Северная Америка и между ними огромный Атлантический океан…»

Как раз в это время Вегенер попал на собрание немецкого геологического общества. Оно происходило во Франкфурте-на-Майне. Молодой ученый не задумываясь выложил свои наблюдения уважаемому собранию. Почтенные профессора, дремавшие в зале, вскочили с мест. Мысли Вегенера были признаны ошибочными и даже смешными.

Вегенер не обиделся на коллег. Ведь его наблюдения еще не обоснованы, не подкреплены фактами. Он прекрасно сознавал, что одно простое совпадение контуров материков еще ни о чем не говорит, ничего не доказывает. И все же, подвергшись резкой критике, Вегенер не отказался от своих идей. Он понял: не следует торопиться, надо работать.

Экспедиция в Гренландию на время оторвала ученого от этой работы. Но теперь дома, в Марбурге, новая идея снова и снова напоминала о себе.

Вегенер читал лекции в Марбургском университете, обрабатывал материалы, собранные в Гренландии, давал консультации по вопросам метеорологии, аэрологии, климатологии. Работы хватало.

Но мысли его помимо воли, вопреки желанию возвращались к карте мира. «Африка и Америка, Америка и Европа. Восточный берег Южной Америки точно выхвачен из Африки, Северная Америка будто отрезана от Европы. Африка и Америка, Америка и Европа».

Кто не видел карту Земли? Кто не помнит очертаний материков? Но никому в голову не приходила мысль о совпадении очертаний их береговых линий.

А если и приходила она на ум немногим ученым, то оставалось всего-навсего интересным наблюдением.

В науке подобное случается довольно часто. Массе людей открыто явление, лишь немногие замечают его, но только единицы могут обобщить увиденное и сделать из него вывод, который становится научной истиной. В этом вечная заслуга ученых-открывателей.

Вегенер увидел явление, и оно привлекло его — сначала будто и несерьезно, случайно, потом все больше, больше. И наконец захватило целиком, наталкивая на тот замечательный вывод, который могут сделать только единицы.

Это состояние знакомо исследователям. В голову приходит какая-то новая мысль. У ученого нет времени заниматься ею, у него другие дела, поважнее. Но назойливая мысль не идет из головы. И в конце концов ученый уступает, потому что думать об этом новом, оказывается, радостно и просто необходимо. И вот постепенно, незаметно, мысль эта мужает и крепнет, обрастает фактами, становится на ноги. И ученый начинает понимать, что она (не так ничтожна, как казалась сначала, что она и есть то самое главное, над чем следует работать.

Подобное происходило и с Вегенером. Какая-то внутренняя необходимость — может, это и есть вдохновение? — настойчиво тянула его к карте мира, заставляла, забыв обо всем другом, думать о материках. Африка и Европа по одну сторону океана, Северная и Южная Америка по другую. Вегенер понял, что не может, не смеет отказаться от этой задачи. Он должен найти ее решение.

Теперь он думал о материках часами. Только бы ему не мешали, только бы не отрывали. Закончив лекции, приходил домой, запирался в кабинете, доставал карту и работал, работал, работал. Только бы не мешали, только бы не отрывали! Да кто же станет мешать ученому?

Но находится сила, которая отрывает Вегенера от карты мира. Эта сила появляется в их доме в виде маленького клочка бумаги с грозным названием «повестка». Она требует — явись в полк, забрось книги, забудь карты, выкинь из головы мысли! Явиться в полк точно, без опоздания! Война!