Когда, пробыв целый день под водой, подводная лодка всплыла на поверхность, из кормового торпедного отсека поступило сообщение, что во время всплытия с правого борта был слышен сильный грохот, напоминающий взрывы. Это громко стучали и вибрировали правый винт и его вал.

«Наши сердца ушли в пятки, — записал Хайдмэн в вахтенном журнале. — Как показал тщательный осмотр, оборвана и намотана на винт часть установленного на Гуаме противоминного кабеля, идущего от ограждения правого винта к корпусу как раз перед передними крышками кормовых торпедных аппаратов. Этот стальной трос в 30 миллиметров толщиной действительно может причинить серьезные повреждения».

Командир «Сидог» так быстро перебросил на «Стоп» рукоятку машинного телеграфа, что в электромоторном отсеке мелкой дрожью затряслись стрелки измерительных приборов на щите управления. Обычно подводной лодке не разрешается выходить в море, если ее шумность превышает 72 децибела, а теперь, когда «Сидог» находилась в неприятельских водах, в 2500 милях от родины, ее электромоторный отсек грохотал, словно котельный цех. Через час путем испытания на различных скоростях было установлено, что правый винт особенно сильно стучит на малых оборотах. Кроме того, время от времени слышался какой-то лязг и удары о корпус лодки чуть впереди винта. Вероятно, оторвавшийся противоминный кабель обмотался вокруг винта и теперь то и дело ударял по корпусу подводной лодки. Вести боевые действия в подобных условиях было равносильно самоубийству, особенно в случае нападения эскадренных миноносцев.

Но вот что удивительно: на большой скорости грохот становился тише и, видимо, не достигал поверхности, хотя вибрация ощущалась гораздо сильнее.

Что же делать? И как делать?

Все на корабле недобрым словом поминали утро понедельника. Можно устранить повреждения внутри подводной лодки, но произвести ремонт в той части корабля, которая находилась вне корпуса подводной лодки, да еще под водой, было чрезвычайно трудно.

Когда исследование обстоятельств повреждения уже подходило к концу, пришло донесение от «Кревалле». Она сообщала, что потопила несколько судов, уничтожила артиллерийским огнем два сампана, уклонилась от преследовавших ее трех эскортных миноносцев около мыса Хэнаси, а с понедельника не обнаружила ни одной цели. «Кревалле» просила разрешения перейти в другой район, где можно встретить больше целей. Через некоторое время Хайдмэн получил донесение и от «Спейдфиш», сообщавшей о потоплении четырех транспортов и четырех сампанов. Командир «Спейдфиш» уверял, что сделает гораздо больше, если ему разрешат еще на четыре дня остаться в районе, который он занимает сейчас.

Первой ответом было «Да!», второй — «Нет!»

Ночью «Сидог» отошла от берега и легла в дрейф.

К этому времени Хайдмэн уже приготовил все для работы легких водолазов, которые должны были закрепить оборвавшийся противоминный кабель. Успешно провести легководолазные работы у самого неприятельского берега, в водах, где в любую минуту могли появиться сторожевые корабли противника, могли только добровольцы. Из них Хайдмэн выбрал лейтенанта Дакуорса и главного боцмана Дэлла — оба неплохо знали водолазное дело. Дэлл был старым ветераном и имел за плечами десять боевых походов, а юный годами Дакуорс уже успел принять участие в одной операции.

Полного комплекта снаряжения не было, и работу приходилось выполнять с помощью легководолазных средств. Однако все попытки вытянуть и обрезать концы троса были безуспешны, так как резиновые маски оказались непригодными. Едва водолаз уходил под воду и пытался приблизиться к килю, как соленая вода просачивалась в маску и заполняла ее. Волны грозили разбить смельчаков о корпус «Сидог». Более часа Дакуорс и Делл находились в ледяной воде, но так и не смогли добраться до места аварии.

Не желая больше испытывать судьбу, Хайдмэн прекратил работы. Пока два водолаза находятся за бортом подводной лодки, а несколько матросов на заливаемой водой палубе помогают им, подводную лодку легко захватить врасплох. Ведь тогда командир едва ли успел бы отправить всех людей вниз и погрузиться.

Итак, в 01.40 Хайдмэн был вынужден отказаться от мысли устранить повреждение, и «Сидог» отправилась в путь.

В подобной обстановке на борту корабля обычно распространяются всевозможные слухи, щедро разбавленные самыми невероятными нелепостями. «Сидог» не была исключением. Члены ее экипажа принялись гадать о том, что теперь предпримет их командир.

Некоторые темпераментные юноши и беспечные любители приключений считали, что подводная лодка непременно направится во Владивосток, — для нее война-де окончена. Мечтая познакомиться с водкой и очаровательными русскими девушками, они забывали, каким неприятным блюдом может оказаться длительное интернирование.

Пессимисты, а они есть повсюду, полагали, что старушка «Сидог» уже мертва. С этим дьявольским оркестром в машинном отделении ей уже никуда не дойти — ни до Владивостока, ни до своей базы. Завтра или, самое позднее, послезавтра японцы, дескать, окружат ее и глубинными бомбами заставят всплыть на поверхность. Тогда командир прикажет открыть кингстоны и взорвет подводную лодку, чтобы уничтожить ее секретное оборудование. Ну, а экипаж, если от него что-нибудь останется, вскарабкается на спасательные плотики, которые прямиком приведут в японский лагерь для военнопленных, опять-таки если японские пираты не изрешетят плоты из своих пулеметов.

Некоторым опытным морякам, уже встречавшимся на своем веку с трудными положениями, «Сидог» не казалась подыхающим псом, но и по их мнению, «операция Барни» для нее уже закончилась. Они считали, что Хайдмэн передаст по радио одному из следующих за ним по старшинству командиров свои обязанности командира группы «морских дьяволов», затем выведет «Сидог» на большие глубины и направится к проливу Лаперуза. Там он пристроится к какому-нибудь русскому судну, идущему на восток, пройдет за ним через минные поля и на максимальной скорости направится в Гуневиль.

Разговоры в матросском кубрике не такая уже никчемная вещь. Во всяком случае, члены экипажа отводят в них душу и нередко дают обстановке удачную оценку. А ведь часто бывает так, что командиру и его старшему помощнику приходится часами ломать голову, чтобы правильно оценить обстановку. Однако среди любителей таких разговоров не было официального лица, уполномоченного принимать решения. Это право оставалось за командиром. Вероятно, Хайдмэн понятия не имел об этих разговорах. Едва ли и мысль о том, что для «Сидог» операция закончена, приходила в голову Хайдмэна. По его мнению, «Сидог» могла полностью выполнить свою задачу и должна была выйти через пролив Лаперуза только вместе с остальными «морскими дьяволами» после захода солнца в день окончания операции. Не раньше и не позже. Точно в назначенный день.

По мере развития событий командир все правильнее оценивал обстановку. Что же касается разговоров, то, как это всегда бывает, они вскоре прекратились.

Во время перехода было замечено, что правый вал стучит лишь изредка, недолго и только на малых оборотах. При максимальной же скорости — 18 узлов — вал работал вполне удовлетворительно. «Однако концы троса, размышлял Хайдмэн, — вероятно, все еще болтаются. А если это так, они смогут причинить немало неприятностей».

«Сидог» шла на юго-запад, намереваясь выйти для боевых действий в надводном положении в район западных подходов к портам Акита, Саката и Ниигата. Каждый день ее подстерегало множество опасностей.

В результате «операции Барни» подводная лодка Хайдмэна отправила на корабельное кладбище Японского моря шесть неприятельских судов общим тоннажем 29 500 тонн. Самым крупным из них был танкер типа «Ниссио Мару».

В своем боевом донесении о действиях «Сидог» Хайдмэн докладывал, что все его офицеры и старшины проявили высокое мастерство, находчивость и волю.

Несчастье, постигшее «Сидог» при переходе в район операции и во время действий, грозило многими опасностями, да и выход из Японского моря требовал пристального внимания всего офицерского состава. При переходе в Японское море и во время действий там «Сидог» встретилась с многочисленными трудностями. Напряжение, связанное с преодолением этих трудностей, безусловно, сказалось на личном составе, особенно на офицерах. Однако работоспособность экипажа оставалась очень высокой даже тогда, когда люди не отдыхали по нескольку суток подряд, ремонтируя машины и радиолокационное оборудование, устраняя течь горючего, следя за работой винтов, уклоняясь от противолодочных сил и средств и выходя в торпедные атаки.