Поиск
Игарка ночью
Мне не было лучше подарка
За эти дорожные дни.
Нас ночью встречает Игарка,
Рассыпав огни на огни.
Блестит и горит у причала,
Чернеет, как уголь, вода.
Она тяжело укачала
Груженные лесом суда.
Пусть в памяти все сохранится.
От этого думы светлей.
Глядит в Енисей заграница
Глазами своих кораблей.
И часа не дремлет Игарка,
По горло работы у ней,
А небу холодному жарко
От сотен летящих огней.
Иоканка
Чем еще мне помнится Игарка?
Что еще ей для меня не жалко?
…В памяти плывет легко и ярко
Лесовоз с названьем «Иоканка».
Бурями несмытое морскими,
На борту размашисто алеет
«Иоканка» — ласковое имя,
Всех имен моложе и милее.
Пусть другие, в чьих сердцах остуда,
Встречею такой не дорожат.
Слушай, «Иоканка», ты откуда,
И куда пути твои лежат?
Отвечают волны на вопросы,
Что тебя мне больше не найти.
С именем таким весенним просто
Всеми океанами пройти.
Чайки
Еще листву стряхнуть не смея,
Березки стынут в серебре.
Летит метель над Енисеем,
Метет снегами в сентябре.
И тучи, мягкие, как байка,
На берега роняют тень,
И чайки зябнут, зябнут чайки,
Кружась над палубой весь день.
Их столько здесь, таких хороших,
Таких доверчиво своих,
Им хлеб с кормы девчата крошат
И горячо жалеют их.
Но чайки безрассудно смелы.
Они содружеством сильны.
Летят, крылом срывая белым
Седое кружево с волны.
А солнце тусклой желтой льдинкой
Висит у черта на рогах.
Где это все? Да под Дудинкой
И от Норильска в трех шагах.
Вокруг не видно ни души…
Вокруг не видно ни души.
Гольцов неровна линия.
Кедровник мягок и пушист,
В звенящих прядях инея.
Бегут следы упругих лыж
За дальние пригорки.
Хоть на минуту ты услышь
Деревьев запах горький.
Пойми запутанный в снегах
Следов зверушьих почерк.
Почувствуй привкус на губах
Смолистых крепких почек.
В гостях у хвойной тишины
Пройдет твоя усталость,
И ты поймешь, что до весны
Недолго ждать осталось.
Таежница
Даль была в неоглядных сугробах белых,
А дорога пока на кальке.
Вот тогда-то в бригаде ребят умелых
Появилась Чернова Валька.
Уступает версты тайга не щедро.
Здесь особый нужен закал.
И косились на Вальку столетние кедры
Иронически, свысока.
У девчонки глаза — не глаза, смородина,
Век глядел бы, да сердца жалко.
Разгорелись смуглые щеки с мороза,
Без анкеты ясно — южанка.
Не вязалась как-то она с палаткою,
С ветром встречным, с тайгой нехоженой,
Слишком хрупкая, слишком яркая,
На других девчат не похожая.
Труд в бригаде, как радость, делили поровну,
Но сибирский январь жесток.
Иногда отодвинет парень в сторону,
Скажет: — Дай, помогу чуток!—
Не сдавалась.
Сердилась: — Где ж равноправие!—
Не сдавалась, со всеми шла,
Поднимала лопатою мерзлый гравий
И мозолям счет не вела.
Становилась даже как будто выше.
Трудный день угасал сурово.
У костра вспоминала родные вишни,
О дорогах мечтала новых.
Лишь для слабых мир необъятный узок,
Настоящее счастье сложно.
И весной прошли лесовозы с грузом
По шоссе, что в тайге проложено.
Хороша Сибирь! А люди какие!
Вальке с ними жить и тревожиться.
Написала маме в далекий Киев:
«Я теперь навсегда таежница!»
Брови тоньше хвоинок сосновых…
«Брови тоньше хвоинок сосновых
И темней соболиных мехов».
Сердце тянется снова и снова
К неоконченным строкам стихов.
Позабыть бы давно их, и точка.
Разве мало на свете других?
Что мне в этих доверчивых строчках,
Привезенных из дальней тайги?
Издалека, из синей тревоги,
Из забытого детского сна,
Где в распадках медвежьи берлоги,
Где хозяйка всему — тишина.
Где доныне живет на заимке
Та, что парня любого смелей,
Та, чьи брови тонки, как хвоинки,
Та, чьи брови темней соболей.
Ей сродни и ручьев перезвоны
И прохладные поросли мхов.
Сердце тянется снова и снова
К неоконченным строкам стихов.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: