Лёша очень любит эти прогулки. По дороге они с папой разговаривают про всякие интересные дела: про самолёты, про спутники и ракеты. Про то, кто придумал первый паровоз и первый автомобиль. И ещё про пароходы. Про пароходы папа может говорить хоть целый год, потому что сам их строит.

Потом папа предлагает пойти посмотреть на „их дом“. Это вовсе не „их дом“. Просто папе и Лёше интересно смотреть, как день за днём рядом с их домом из огромных плит растёт новый дом.

— Смотри, — говорит папа, — уже подвели под крышу. И внутри комнаты красят!

— А наш? В котором мы будем жить?

— И наш тоже строится. Только он далеко отсюда…

В магазине, кроме маминых заказов, папа с Лёшей непременно покупают к чаю что-нибудь мамино любимое — халву или конфеты „Золотая рыбка“ — и возвращаются домой.

В комнату они входят тихонько и разговаривают шёпотом: чижики в это время уже спят. Спит и мама, свернувшись калачиком на диване под пёстрым тёплым платком.

Папа и Лёша накрывают на стол, заваривают крепкий душистый чай. Лёша прикрывает чайник полотенцем, чтобы получше настоялся.

Но вот всё готово! Лёша забирается потихоньку на диван. Мягкие-премягкие, ложатся на его ладошку мамины светлые, волнистые волосы…

Раньше Лёша не замечал, до чего хорошо посидеть перед сном с папой и мамой за чаем. А сейчас это не всегда удаётся: каждую минуту могут проснуться Олечка или Мишук, и тогда прощай мамино спокойное чаепитие: „Вы пейте, пейте, — скажет мама, — я сейчас…“ Но без мамы это уже получается совсем не то…

Лёша натягивает ночную рубашку и босиком на цыпочках бежит к чижикам. У Мишука во сне упрямо сдвинуты брови, а крошечная рука сложена в кулачок: сразу видно — драчун! Лёша осторожно поправляет одеяло на сестрёнке. Брови у неё — чёрная тоненькая ниточка. Олечка, даже сонная, так высоко поднимает их, как будто всегда удивляется чему-то.

Во всём не похожи чижики: у Мишки кожица светлая, а у Олечки — смуглая. Мишкин рыжий хохолок превратился в золотистые волосики, а у Олечки они так и остались тёмными. Но у обоих малышей волосы как будто нарочно завиты в густые крупные колечки.

— Спокойной ночи, чижики! — шепчет Лёша и натягивает на себя одеяло.

Он почти засыпает, как вдруг Мишка начинает ворочаться, плакать:

— Ма!.. Ма!..

— Вот какой, ведь Олечку разбудит… — ворчит Лёша и собирается позвать маму, но она сама уже торопливо входит в комнату.

— Ты что ж это брату и сестре спать мешаешь? — шепчет мама.

Она перепелёнывает Мишука и тихонько напевает:

— Лю́ли-лю́ли… прилетели гу-ули-и…

Даже с закрытыми глазами Лёша знает, что мама улыбается.

— Ста-али гу-ли ворко-ова-ать…

Лёша слушает и тоже улыбается: сейчас мама скажет: „Сели гули на кровать…“

Лёша очень любит эту простую, ласковую мамину песенку. И, хотя он уже большой, ему так и кажется, что вот-вот опустится на одеяло стайка голубей. Наверно, и чижикам тоже будет так казаться, будто мамины гули по-настоящему прилетят к ним.

— Ста-али гули ворко-овать…

Лёша закрывает глаза.

Звонок!..

Лёша бежит в коридор.

Это Рита и Павлик.

— Можно? — тихонько спрашивает Рита.

Лёша кивает:

— Мама позволила!

Ребята торопливо стаскивают калоши с валенок, снимают шубы.

Рите особенно не терпится поглядеть на чижиков.

Лёше немножко досадно, что малыши как раз сейчас вздумали плакать.

— Ба-а… Ба-а!..

— Ля-а… Ля-а-а!.. — доносится из комнаты.

И Павлик спрашивает:

— Это они так ревут?

— Не ревут, а плачут, — сейчас же поправляет Рита. — Думаешь, ты не плакал, когда был маленький? Ведь правда, Лёша? Пойдём скорее к ним! — торопит Рита.

Но Лёша заставляет ребят мыть руки и придирчиво разглядывает Ритины докрасна натёртые ладошки.

— Теперь можно! — наконец важно объявляет Лёша и ведёт приятелей к малышам.

— Здравствуйте, тётя Лена! — вежливо говорит Рита и тихонько подталкивает Павлика.

— Здравствуйте, тётя Лена, — тоже очень вежливо говорит Павлик, — мы…

— Ба-а!.. — как будто нарочно снова кричит Мишка.

Павлик испуганно глядит на малыша:

— Ой! Как он громко-то! А сам маленький…

— Что ж вы, чижики, так плохо гостей встречаете? — смеётся мама. — Вон Павлик даже испугался!

— Это он с непривычки, — оправдывает друга Лёша, а Рита незаметно толкает Павлика.

— Вот ещё какой, — сердито шепчет она. — Пойдём поглядим поближе, — предлагает Рита, но Павлик мотает головой и пятится, а Рита наклоняется над Мишуком.

— Агу… Агу… Не надо плакать! — ласково уговаривает она. Рита смотрит, как Лёшина мама заворачивает Олечку, а потом помогает ей складывать пелёнки и рубашечки и всё время что-то рассказывает, рассказывает…

Чижики засыпают…

Мама уходит в кухню гладить, а Рита подсаживается к Лёше с Павликом, и они играют втроём.

Ну и день! Ни на минуту нельзя выбежать во двор: с тёмного неба всё время льётся скучный дождь. Совсем непохоже, что скоро на дачу.

Нехороший сегодня день: стал Лёша коробочку из картона клеить, а она получилась кривая. Вот и из пластилина ничего не выходит.

Лёша сидит за столом и смотрит в окно на серое небо: сколько же ещё там воды, в этих тучах?

За занавеской, в столовой, стрекочет быстро-быстро мамина швейная машина. А за Лёшиной спиной на все лады гремят погремушки. Даже не оборачиваясь, Лёша знает, какие погремушки Мишука, а какие — Олечкины. Да это и нетрудно угадать: сестрёнка погремит-погремит и устанет. И долго молчат её попугаи и колечки. Зато Мишук колотит без передышки, громко угукает, приговаривает что-то на своём непонятном языке и иногда весело-превесело визжит. А если уронит игрушку — кричит на всю комнату.

Вот и сейчас его погремушка молчит, а сам Мишук лежит, сопит. Реветь, конечно, собирается.

— Ну и пусть ревёт! — решает Лёша. — Ни за что не встану!

— Лёша, ты что же не поможешь Мишуку? — слышится мамин недовольный голос.

— Не хочу. Я уже сколько раз её сегодня поднимал, я устал, — ворчит Лёша.

Он старается не смотреть на маму, когда она наклоняется над Мишуком.

— Держи крепче, сынок, — говорит мама, — вот так, в кулачок зажми.

— Понимает он, как же… — опять сердито ворчит Лёша.

Мама улыбается Мишуку и молчит.

Лёше очень хочется заплакать, но он только хмурится:

— У меня вот из пластилина ничего не вылепливается, я же не реву. И не пристаю ко всем…

Мама молча уходит.

За Лёшиной спиной опять вовсю гремят Мишкины погремушки.

Лёше скучно, и он идёт к маме в кухню.

Мама привинчивает к столу мясорубку и не смотрит на Лёшу.

— Давай я покручу! — предлагает Лёша.

Но мама отказывается:

— Ведь ты устал…

— И вовсе мне не трудно поднять погремушку, — говорит Лёша. — А только он надоедливый, Мишка!

— Опять плачет… кажется, Олечку разбудил… — Мама быстро снимает передник. — И мясо не смолола.

— Докручивай, — останавливает Лёша маму. — Я пойду поразговариваю с ним, он любит!