Я с удивлением смотрю на ель, на тот сучок, где сидел глухарь, и недоумеваю: как мог я проглядеть такую «плетюху»! Видимо, глухарь сидел скрытый от меня стволом ели, и поэтому я его не заметил.

— Ты не гляди, что он велик, — говорит лесник, — он тебе не хуже рябца иной раз спрячется, не только на елке — на осине не углядишь. К стволу прижмется, шею вытянет — сучок и сучок!

Наши собаки, точно понимая цель сегодняшнего похода, все реже и реже облаивают белок. Иногда характер лая вызывает сомнение, и тогда, подойдя к отмеченному дереву, мы стучим обухом топора по стволу ели или качаем ее за нижние сучья.

— Она себя окажет, коли тут, — говорит мой товарищ, и мы попеременно осматриваем гущу дерева, стараясь увидеть затаившегося зверька.

Уже более десятка белок сложено в заплечный мешок, и вместе с глухарем они порядочно весят. Можно было бы снимать шкурки на месте охоты, но не лишне и поберечь тушки зверьков для вечерней кормежки собак; это сохранит нам запас взятого продовольствия, если придется задержаться в лесу на ночь.

— Голодный пес ладнее ходит, — поучает старый лесник, — а важней того — дух мясной у него чутье отбивает.

В глухом ельнике на берегу речки Кулзы мы наконец обнаружили размашистый след крупной куницы. Он пересекал нам путь и, затоптанный следами собак, уходил в глубь леса. Собак уже давно не видно. Мы торопливо пошли по их следам, чтобы не отстать особенно далеко в случае, если они найдут дневку куницы.

Крупные отпечатки лапок зверя, видимо, оставлены самцом куницы. В тех местах, где при поисках пищи куница ходила шагом, отпечатки ее лапок не менее следов молодой лисицы. Следы долго путают нас по валежнику, затем переходят через замерзший бочаг лесного ручья, вьются между кочек мохового болота и снова возвращаются к реке.

— Местовая куница, — говорит лесник, — ишь кружит по своим местам. Кот, должно, крупный такой, коли голодный, так поводит нас с тобой.

Пока не слышно лая собак. Мы идем следом зверя, чтобы в нужный момент быть по возможности ближе к ним. Куница — не белка, и, охотясь за ней, нельзя терять ни одной возможности для выстрела. Замешкался, прозевал — возможность эта может не повториться.

Мы уже порядочно прошли следом жирующего зверька, когда наткнулись на остатки ночного пира куницы. Полусъеденная тушка рябчика, кровь и перья на снегу свидетельствовали об удачной охоте хищника. Видимо, куница валялась в снегу и чистила свою мордочку от крови. Только сытое животное может заниматься туалетом, а, по приметам охотников, сытый зверь не уйдет далеко. Следы собак спутали картину ночной охоты, но и по тому, что осталось, можно заключить, что куница поймала рябчика на ночевке. На месте ночной охоты след куницы оборвался. Мы делаем большой круг, но, и замкнув его, не находим следа. Кругом стоит сплошной замшелый ельник, зверек поднялся на него и пошел верхом.

— Грядой пошла, — говорит мой товарищ, — теперь след ее долго не увидишь, будем придерживаться собачьего следа и слушать.

Зимнее солнце скупо освещает лес, и поэтому под пологом ельника разлит голубоватый сумрак. Идя по ветвям деревьев, куница осыпала с них снег, но оставленную осыпь затоптали собаки, и ею трудно руководствоваться. К тому же подул ветерок, и теперь уж совсем не разберешь происхождение снежных осыпей: то ли ветер сбил их, то ли лапки бегущей по веткам куницы. Руководствуясь только следом собак, мы быстро идем вперед и снова временами прислушиваемся. Слабый ветерок слегка шумит в вершинах деревьев, и один из его порывов доносит едва слышный лай собаки.

Нет сомнения, это лает Макарка. Мы бежим в направлении звука, и с каждой минутой голос собаки слышится все отчетливее. Уже слышно, как собака урчит, грызя корни дерева, и как лает Рыжик, бегая вокруг.

Рыжик значительно спокойнее своего напарника, и работают они по-разному, в соответствии со своим характером и опытом.

Подходя к собакам, мы видим следы их галопа, оставленные при преследовании зверя. Куница уже была напугана на месте свой дневки и теперь вторично остановилась, найдя подходящее, укромное место. Надо очень осторожно обнаружить его, не подшумев зверя. Всякое неловкое движение или звук напугают проворного хищника, и пойдет он махать с сучка на сучок, сбивая снежную пыль. Подчас и опытная лайка теряет нить преследования, прежде чем зверек выйдет в редколесье, где невозможно перепрыгнуть с одного дерева на другое. В таких случаях куница редко спускается на землю, боясь собаки, и затаивается на дереве. В благоприятных условиях куница может сделать очень длинный переход по вершинам деревьев.

Наконец мы подходим к собакам, и старый лесник, сразу определяя обстановку, значительно подмигивает мне. Собаки бегают вокруг сухой толстой осины и часто взлаивают, вглядываясь в ее вершину. На половине высоты дерева темнеет отверстие широкого дупла черного дятла. Должно быть, там спряталась куница и чувствует себя в безопасности.

Дупло высоко над землей, глубоко, а стенки осины толсты — не доберутся к ней собаки. Куница не видит людей, а шумливые собаки не страшны. Убежище зверя вполне надежно.

Больше знаками, чем словами, мой товарищ объясняет план дальнейших действий.

Я ловлю Макарку и сажаю его на цепочку. Пес упирается и упрямо лезет к подножию осины, но план распорядителя охоты не допускает возражений, и каждый выполняет свою роль. От этого зависит успех охоты.

С подготовленным к выстрелу ружьем я внимательно смотрю на темное отверстие дупла, из которого каждое мгновение может показаться мордочка зверя. Острый топор ходко врывается в гнилую осину, и удары его глухо отзываются в дуплистой сердцевине ствола. Осина подрубается с таким расчетом, чтобы при падении ее на землю дупло было бы обращено вверх. Случается, что даже и сваленную осину куница покидает неохотно. Всякое может случиться на охоте, и предусмотрительность тут никогда не мешает.

Стучит топор, все азартнее лают собаки. Недолго уж и до падения осины. И вдруг в темноте дупла мелькнуло что-то живое. Мгновение — и зверек, как развернувшаяся пружина, взметнулся к вершине дерева. На мгновение задержавшись на ней, куница сделала огромный прыжок на соседнюю ель, сбивая с сучьев снег и хвою. Еловый сучок спружинил, и куница, как с трамплина, прыгнула не менее чем на десять метров.

Какая ловкость и сила прыжка!

Мягкая шерсть куницы искрится и блестит на солнце. Скользя по сучьям, зверь собирается в комок, готовясь снова спружинить и метнуть свое тело на новые десять метров. Гибкий, змееобразный контур зверя мелькнул на мушке ружья, и я нажал спуск. Хлопок от заряда бездымного пороха показался таким слабым и недейственным, что я испугался за результаты его, и, не отнимая ружья от плеча, смотрел на куницу. Зверь на секунду замер, повис на сучке, а затем покатился вниз, цепляясь за ветви.

Рыжик хватает тушку зверя прежде, чем она касается земли. Но при первом же окрике пес послушно кладет добычу на снег и отбегает в сторону. Макарка визжит и жадно обнюхивает морду подошедшего к нему Рыжика. Запах куницы так приятен, так хочется ее понюхать… И старый лесник, понимая страсть собаки, подносит к Макарке убитого зверя. Пес настораживается, в глазах его вспыхивает зеленый огонек, но куница уже мертва, и блеск собачьих глаз угасает.

Я поднимаю вверх убитого зверька, встряхиваю его, и мы любуемся красивой золотистой шкуркой.

Под мордочкой куницы краснеет снег. Темная ость меха отливает металлическим блеском, мягкие большие лапы бессильно висят, и ветерок шевелит пушистый хвост.

— Ну ладно, хоть с удачей, недаром ноги ломали, — говорит мой приятель и, убирая топор в сумку, смотрит на меня добрыми и понимающими глазами старого охотника.

Среди зверей, обитающих в ярославских лесах, вряд ли найдется более могучее и красивое животное, чем лось.

Лучшим способом охоты на лося выбраковочным порядком следует считать охоту на него с лайкой по черной тропе, в конце осени, а еще лучше по первым порошам. Охотник с лайкой найдет нужный ему экземпляр, выследит и убьет именно его, старого рогача.