— Ладно, пущу без поводка, но не дам далеко отваливать, — сказал старый охотник, и Фуфуня пошел в поиск.
В глухих отъемах редко дуют ветры определенного направления, и чаще бывают завихрения, зависящие от высоты насаждений и их плотности. Тем не менее мы начали поиски против ветра, зигзагообразно ходя по отъему. Собака не уходила далее тридцати-сорока шагов и работала на глазах хозяина. Легким чмоканьем губ лесник сокращал поиск лайки, и я убеждался, что веревка тут, действительно, не нужна. Снегу было уже по колено, идти быстро мы не могли, но все же собака не отрывалась от нас и не пропадала из глаз.
Ходивший галопом пес старательно искал, не подозревая, конечно, что искать он должен медведя. Он обнюхивал следы рябчиков и заячьи следы, заглядывал на ели, но, к счастью, не находил белку — мало их было в тот год, и поэтому ничто не отвлекало пса от работы, а главное, не было повода для лая.
Более часа ходили мы так, как вдруг пес остановился и потянул носом. Какой-то ничтожный ток воздуха донес до него запах медведя. Фуфуня вздыбил шерсть на загривке и заворчал злобно, но сдержанно.
«Вот оно», — подумалось мне, и сердце тоскливо заныло. Момент, который так жадно ищет душа охотника, который настойчиво встает в воображении, всегда приходит внезапно. Еще минуту назад я думал, что это произойдет при следующем заходе и именно там, где берег ручья завалили мертвые ели. Там было самое медвежье место, дикое и красивое. Почему здесь и сейчас, когда нет ни одного подходящего места для берлоги? Нет непроходимого бурелома, нет живописно вздыбленных корней упавших елок, ничего нет, что связано с представлением о берлоге. Да полно… так ли это?
Собака, взятая на поводок, тянула вперед молча, и я не мог понять сразу, в какую сторону ельника влечет ее чутье. Но вот впереди, в двух метрах над землей, показался желтый слом молодой елки. Мы заметили его разом и остановились. Свежий излом древесины не мог появиться самостоятельно: это не ветер, а зверь сломал елочку.
Обломанная ель стоит около небольшого пня, такого обычного и маленького. Что привлекло к нему медведя? Почему именно этот незначительный пень оказался лучше тех завалов, что были на берегу ручья? Поди угадай и разберись в поведении зверя! У него свои медвежьи планы и расчеты. Теперь, когда мы подошли к обломанной ели на десять шагов, стало совершенно ясно, что Фуфуня зачуял берлогу.
В тот день, когда медведь обломал вершину ели, он также спустил почти все сучки с нее, обкусывая их зубами. Комельки сучьев торчат вокруг ствола, как реденький ершик, а мягкие концы веток медведь использовал на устройство логова. Это «закуси», которые обычно бывают рядом с берлогой. Я вижу, где лежат эти ветки кучей, и мне кажется, там что-то чернеет и даже шевелится. Так ли это? Может быть, просто показалось? Видимо, это побуревшая кора дерева.
— Не зевай, — слышу я шепот лесника и, взглянув на его энергичное, возбужденное лицо, чувствую себя спокойно и уверенно. Да и что волноваться? Все идет по порядку, так обычно и просто. Мы искали медведя и кашли, отступать теперь уже поздно, да и не к лицу охотнику. Сейчас зверь выскочит, и зимний день расцветет яркими красками охотничьих переживаний. Они мелькнут на миг и исчезнут. Но всю жизнь охотник будет помнить эти мгновения, всегда новые и каждый раз чем-то особенные. Их нельзя сравнивать с теми переживаниями, которые испытываешь при стрельбе на берлоге, разысканной ранее, без личного участия.
Нельзя забыть и значение лайки в этой красивейшей охоте из охот, когда только чутье и опыт собаки приводят охотника к желанной цели. Как ловко, умело и осторожно обнаружил пес лежку зверя! Какое послушание у собаки, какое тонкое понимание дела, как все это красиво и увлекательно!
Я стою с ружьем наготове и чувствую, что еще мгновение, и огромный силуэт зверя мелькнет перед глазами, взметнется снег, тишину леса расколют выстрелы, рявкнет медведь и вспыхнут короткие минуты охоты.
Что-то шевельнулось в челе берлоги, и глаз медведя мелькнул в сплетениях корней, глянул и пропал. Вот показался клочок золотистой шерсти зверя и так же быстро пропал. Медведь повернулся на лежке. Он увидел нас и, сжавшись в комок, точно вылетел из берлоги, глухо ухнув.
Два выстрела слились в одном звуке, и медведь сперва остановился, как бы не решаясь бежать далее, а затем завалился набок и нехотя «поехал» в берлогу. Туша его стукнулась о ствол чахлой елочки, сбив с нее кухту. Серебряная пыль снега оседала на шкуре зверя, а он шевелился все тише и тише, точно надолго устраивался на лежку. Еще несколько раз качнулись сучья ели, и все успокоилось.
Неистово лаял Фуфуня, в бессильной злобе грыз гнилой пень ели, стараясь освободиться от цепи. Хозяин берег свою лайку и не спускал ее на берлогу для побудки медведя. Лайка в этот момент может легко попасть под выстрел или в лапы зверя. Лесник потолкал мертвого медведя длинным сучком и только потом спустил собаку с цепи.
— Ну потешься, дурачок, — ласково говорил он и не мешал собаке щипать медведя за шерсть и лаять.
Медведя еще не тронула рука человека, и в глазах собаки это была добыча, принадлежавшая только ей. Медведь оказался большим. Мы с трудом выволокли его из берлоги. Лежал он под корнем вывороченной ели, надежно укрытый от ветра. Подстилка берлоги из еловых сучьев, сильно умятая, местами даже не укрывала землю. Так обычно выглядит берлога гонного медведя устроенная наспех.
Много раз и до и после этого случая мне приходилось искать берлоги медведей с лайками. Всегда я испытывал чувство глубокой признательности этим скромным и совершенно незаменимым на медвежьей охоте собакам.
Берлога, найденная лайкой, — это высший приз охотника, ценный, но не легко достающийся и требующий большой подготовительной работы с собакой. Поэтому так приятен голос лайки в лесу, когда она лает, как на человека. Это значит, найден медведь. И пусть устал охотник, пусть много времени затратил на поиски берлоги, но он нашел «свою» берлогу, не обложенную чужой лыжней и не опошленную разговорами о цене зверя.
Охота по медведю на берлоге не всегда успешно оканчивается. Бывают случаи, когда охотник не успевает подойти к собаке, давшей голос по зверю. Медведь, не выдержав лая, выскочит из берлоги и позорно убежит. Чаще всего случается это в малоснежные зимы, когда зверь лежит совершенно на виду, или в тех случаях, когда охотник имеет дело с гонным медведем, или в конце зимы, когда медведь спит «на слуху». Хорошо выдрессированная лайка-медвежатница, в меру злая и осторожная, обеспечивает успех охоты на самой берлоге. Подойти к берлоге надо по возможности близко, стараясь не останавливаться против чела, на ходу медведя. Стрельба накоротке дает лучшие результаты и позволит выцелить зверя по нужному месту. Битый в голову или по позвоночнику, зверь ложится на месте все остальные ранения и даже ранение в сердце хотя и смертельны, но не парализуют его сразу. Даже тяжело раненный, он опасен.
Охотясь по медведю с собаками, не нужно бояться зверя, так как надежные собаки не дадут в обиду. Но, рассчитывая на собак, не следует забывать и своих обязанностей перед ними. Собаку нельзя оставлять в беде или сознательно рисковать ею.
Поиски медведя трудны, и поэтому важно не терять ни одного шанса на успех, особенно когда зверь уже на ходу. Надо помнить, что всякое ранение уходящего зверя облегчает преследование его, да и лайка по кровяному следу работает напористее.
Раненый медведь бывает очень зол, и, преследуя его, охотник должен помнить об этом. Очень часто злоба губит зверя, особенно когда он бросается навстречу охотнику, забывая всякую осторожность. Но медведь может применить свою страшную силу только в рукопашной схватке, а охотник бьет его на расстоянии. Осторожность и хладнокровие во время стрельбы — решают успех охоты.
Вспоминается один из случаев охоты по медведю в лесных еловых кварталах Парфеньевского района Костромской области. Мой проводник был истинным следопытом и чувствовал себя в лесу, как дома. Звали его дедом Савелием, а прозвища он имел два — Медвежатник и Дунич. Второе — по имени его жены Евдокии Ильиничны. Это была трогательно дружная пара, хотя постороннему наблюдателю казалось, что бабушка Дуня и пикнуть не дает Савелию. Говорили, что и медведей бьет старик только посоветовавшись с Дуней, и уж «никак не стрелит, коли она не велит». Дедко не обижался на эти остроты и не находил ничего зазорного в своем подчиненном положении.