Паренек козырнул и, поправив висевший на плече дробовик, величаво двинулся исполнять приказание.

«Вот только клоунады нам не хватало!» Поморщившись, я занялся воспитанием личного состава:

— Воинское приветствие с непокрытой головой не отдается, боец! Мы — не американцы.

Паренек съежился.

— И вообще, если не служил — не старайся. Нам дело сейчас важно, а не исполнение устава, — успокоил я его, открывая дверь в избу.

На древних, как и почти вся обстановка в помещении поселкового совета, электронных часах светились зеленые цифры. «11.38 — подумать только, еще три часа назад я ни о какой войне и не помышлял, а думал лишь о том, как с максимальной эффективностью провести оставшуюся неделю отпуска! Теперь и слова такого „отпуск“, скорее всего, не будет…»

— Я так понимаю, что горючка снова наша? — отвлек меня от грустных мыслей Федор, чертивший что-то на листе писчей бумаги.

— Так точно, наша… Сколько человек уже приняли, не знаешь, бизнесмен? — отхлебнув прямо из носика алюминиевого чайника, спросил я. Точно такие же были в пионерском лагере, где я проводил, считай, каждое лето в детские годы.

— Еще человек шестьдесят подошло — там дальше по шоссе мясорубка — шо писец. Так что или посылать наших на тягачах разгребать, или ждать, когда они пешком дотопают.

— Посылать некого. — Я поставил чайник обратно на обшарпанную тумбочку. — Там порядок наводить, скорее всего, придется, а у нас стволов — раз-два и обчелся. Вон на заправке четверых пристрелить пришлось.

— Как четверых? — Строитель так резко обернулся, что бумаги слетели со стола. — Кого?

— А что ты так испугался? — Я присел на стул. — Кто они, не так интересно, как что они… А по нынешней ситуации они мародеры, напавшие на представителя власти и огребшие, как дедушки наши говорили, «по законам военного времени». Их предупредили, что военное положение объявлено?

— Да.

— Они напали на вооруженного часового?

— Да.

— Так что сейчас сопли разводить? Если хочешь, там, на улице, один из этих. Можешь расспросить его о друзьях и семье, до того, как мы его повесим… — Заметив выпученные глаза собеседника, я постарался подсластить пилюлю: — Хотя я еще не решил, что с ним делать! Но учти, патроны на него переводить не буду.

Рев мотора и визг шин прервали нашу правовую дискуссию.

«Виталик приехал!» — с лету определил я. Манера езды друга была мне хорошо знакома. Я и сам люблю погонять, но где мне тягаться с профи, которого натаскивали спецы из ГОНа?[19] Соответственно, ничего удивительного в том, что он обернулся за час с небольшим, не было.

— Обожди пару минут, старлей, договорим чуть позже. Там оружие привезли, надо получить.

Кроме нашего «спиди-гонщика», из машины выбрались два совершенно незнакомых мне типа: один, невысокий, чуть полноватый брюнет лет тридцати, щеголял в синем «фирменном» эмчеэсовском комбезе с погонами старшего лейтенанта, второй, высокий и костистый мужик лет сорока с совершенно седыми волосами, был в одет в отмененную лет пять как форму летного состава и погоны имел капитанские.

— Принимай подарки, капитан! — Виталик поманил меня.

— Капитан Заславский, — представился я незнакомцам. — Василий.

Судя по внешнему виду и повадкам, оба наших гостя тянули лямку уже не один год, а это значило, что с большой долей вероятности общий язык найти с ними будет легко.

— Капитан Макаренко. Сергей, — первым протянул руку летчик.

— Старший лейтенант внутренней службы Николай Алексеенко, — отрекомендовался второй.

— Мужиков прислали как представителей властей. Коля будет контролировать защиту от О-Эм-Пэ,[20] а капитан от горвоенкомата представителем, так сказать, благословлять будет, — коротко обрисовал обязанности вновь прибывших мой друг.

Голову можно на отсечение дать, что за короткую дорогу от Торжка к нам он уже успел душевно побеседовать с офицерами и наверняка вечером расскажет — что к чему. Профессия у него такая была — с людьми разговаривать.

— Без обид, товарищи офицеры, но пообщаемся позже — людей вооружить надо. А то прям как в Гражданскую — в чистом поле с голой жопой.

Сибанов открыл багажник.

— Тю, и это все? — Стандартный ящик с « Калашниковыми», три потертых и черт знает чего повидавших «семьдесят четвертых» и ящик патронов — вот «богатый» ассортимент, на который расщедрился военкомат.

— Хреново у нас с оружием, если честно, — отреагировал на мой расстроенный вид капитан. — В городе в основном летчики, а у нас стрелковки хрен да ни хрена, а мобсклады в Ржеве были.

— А сгонять туда на «стакане» или «восьмом» не судьба? Вы же вертолетчики?!

— Туда минимум две боеголовки прилетели — в аккурат на западную окраину, где склады, и на восточную — там резервная база истребителей ПВО была. Минимум сорок килотонн на пятачок пять на пять — только угольки остались.

«Вот это мы попали!» — пронеслось в голове.

— Кстати, нам пока везет, — продолжил летчик, — как наши «колдуны» из метеослужбы сообщили, ветер сейчас северо-западный, так что в ближайшее время гадость из Твери и Ржева не в нашу сторону летит.

Вздохнув, я открыл ящик со стволами. «Ну, эти-то хоть новые… С консервации. Жаль, у меня времени приводить в порядок нет. — С сожалением закрыв крышку, я взял потертый автомат, что лежал рядом. — Присягу с ним, наверное, пол-Китая принимала, если в человеко-часах считать».

Быстро разобрав оружие, я проверил состояние механизмов и канала ствола. «А ничего состояние, стреляли из него мало, больше на ремне таскали, вот и обтерся… Смазка на месте, следов ударов не видно — возьму себе!»

— Капитан, — оторвал меня от «мужского стриптиза наоборот» эмчеэсовец, — а это что за человек у вас к забору привязан?

— Разрешите доложить! Это — пленный! — сверкая гордой улыбкой, давешний часовой встрял в наш разговор, совершенно не подозревая, сколько пунктов устава он нарушил, юный милитарист, блин!

— А это мы, старлей, мародеров взяли, — отвлек я внимание от нарушителя субординации. — Остальных постреляли, а этого взяли.

— Постреляли? — округлил глаза «спаси-меня-от-всего-на-свете».

— Нападение на часового, грабеж, мародерство, нанесение менее тяжких телесных, вооруженное сопротивление представителям власти… — Монотонное перечисление прегрешений, судя по выражению лица эмчеэсовца, произвело должное впечатление. — И все эти милые шалости — в военное время!

Виталик хмыкнул:

— Зуб даю, ты всех и пострелял!

— А че они! — голосом малолетнего дебила ответил я.

Угрызений совести я действительно не испытывал — слишком многое в данном случае переплелось. Конечно, легкое удивление от того, с какой легкостью я вернулся из двенадцати лет гражданской жизни в состояние «война», немного удивляло, но участь отморозков усугубилась еще и тем, что я совершенно искренне презирал и ненавидел вот таких сытеньких, накачанных молодчиков, которые, как показывал мой служебный и военный опыт, очень легко переходят границы, когда дело касается кого-то другого, и крайне трепетно относятся к собственной драгоценной персоне.

Да, в армии в последнее время они редкие гости, хотя друзья, продолжавшие тянуть лямку, рассказывали, что в связи с изменениями последних лет многие из таких приходят сейчас служить после институтов. Про подвиги их они тоже рассказывали. Вроде обещания позвонить с жалобой крутому папе после получения наряда от комроты.

— Да не… — протянул Виталик, — я так, узнать просто. Кстати, тут тебе подарок от местного военкомата, — покопавшись в недрах машины, он протянул мне сверток.

«Ба, с чего бы это?!» Сверток оказался камуфляжной курткой на молнии с капитанскими полевыми погонами, причем «камок» был той расцветки, которую обычно носили летчики.

— С чего такое богатство?

— Майор Ласин свою старую вам прислал, — ответил вместо Виталика летчик. — Посчитали, что форма вам будет нужна. Подполковник, — он покосился на Сибанова, — коротенько рассказал в штабе про ваши былые подвиги, так что вы у нас тут, считай, главный «полевой командир». Вот и бумаги выправили, — и он протянул мне сложенный пополам лист.