Я не была против.

Тася названивала без остановки, видя, что я отметилась в аэропорту по прибытии – я просто не отвечала, слишком погруженная в свои отношения.

Поправка – в нормальные отношения. С прикосновениями; близостью не по расписанию, а тогда, когда хочется. С поцелуями перед сном; с объятиями и перетягиваниями одеяла по ночам. С медленным, томным, ласковым сексом по утрам – когда зубы ещё не почищены, но оторваться друг от друга невозможно. С бабочками в животе, которые порхали без остановки, когда он улыбался и обнимал сзади, пока я готовила завтрак.

Мои родители вернулись из Испании, и, когда я сказала об этом Расмусу, он долго ходил, как в воду опущенный – боялся, что я уеду.

Я осталась.

Потому что, я сходила с ума от того, что он такой – дерзкий, резкий, местами грубый и холодный. И в то же время ласковый, нежный, заботливый. Иногда чуточку ревнивый и вспыльчивый. Но он всегда был рядом со мной и был настоящим. Он помог мне, когда я осталась на площадке с мусорными мешками, в которых были мои вещи. Он помог мне, когда вскрылась правда о моих «отношениях» и о моей «дружбе». Да, блять, он просто появился в моей жизни в самый подходящий момент – не нарочно, но он появился.

Во всяком случае, я в это верила.

Я ошибалась.

Оказалось, что Нинка с соседней квартиры съехала, что–то у них не задалось. Я позлорадствовала на эту тему, а потом отпустила.

Стало как–то ровно. На неё, на него, на эту квартиру. Было и было.

Расмус ходил какой–то напряжённый, сказал, что нужно переезжать – какие–то проблемы. Я предложила перебраться к моим родителям – у них большой дом, правда далеко от Таллинна, но всё же. Он посмотрел тяжёлым взглядом и сказал, что не будет жить с родителями своей девушки – не мужик что ли.

Сказал, как отрезал, спорить я не стала. Налила себе чаю, поцеловала его колючую макушку и пошла на балкон, чтобы почитать книгу и подышать свежим воздухом – лето уже заканчивалось и нужно было ловить последние тёплые деньки.

Курить бросила – прямо там, на Крите. За весь тот месяц не выкурила ни одной сигареты, дышать стало легче и свободнее. Освободилась от этой зависимости, а вместе с ней – от прошлого, и полюбила своё настоящее – с горячей кружкой чая на балконе, жаркими объятиями и поцелуями за ушком, от которых по всему телу ползли мурашки.

Шорох открывшейся двери соседней лоджии привлёк моё внимание, и я подняла голову. В проёме показалась голова Андруса, он уставился на меня и замер.

– Агата?

Я молча поднялась со стула, и ушла в комнату, оставив и книгу, и кружку на лоджии. Закрыла балкон и занавесила окно, тяжело выдохнула. Только расслабилась, как в прихожей раздался звонок.

– Твою мать, – прошептала я, – Я открою, – крикнула Расмусу, и побежала к входной двери.

Быстро открыла замок, приоткрыла маленькую щёлочку и прошипела:

– Что тебе надо?

– Я не знал, что ты живёшь здесь, – удивлённо сказал он – слишком громко.

– Не твоё дело, где я живу. Уходи, – я попыталась закрыть дверь, но он толкнул её ногой, и я резко отступила на шаг.

– Ты живёшь одна? – громко сказал он, вглядываясь в моё лицо.

– Это не твоё дело, – отчеканила я.

– Агата, я соскучился… – мягко промурлыкал он, но на меня уже хера с два это подействует.

– А я нет. Уходи.

– Я думал, что найду тебе замену, – он притворно вздохнул и опустил голову, изображая фальшивое сожаление, – Но…

Андрус застыл, посмотрев за мою спину. Я зажмурилась, представляя очередной скандал. Но, когда я услышала тихое:

– Расмус?

… Мой мир дал трещину.

А потом он рухнул в одночасье, когда за спиной раздался хриплый голос:

– Здравствуй, отец.

***

Give a little time to me or burn this out,

We'll play hide and seek to turn this around.

All I want is the taste that your lips allow,

My, my, my, my, oh give me love.

My, my, my, my, oh give me love.

My, my, my, my, oh give me love.

Ed Sheeran «Give me love»

– Ты что–то хотел?

– Я… Я хотел поговорить с Агатой, но, кажется… – промямлил Андрус, переводя взгляд с меня на него, и обратно.

Я же просто стояла, открыв рот. Как я не заметила этого раньше? Они же похожи, как две капли воды. Взгляд, цвет глаз, манера держаться, осанка – всё. Голоса и интонации, форма губ – тонкая верхняя и чуть припухшая нижняя. Подбородок с ямочкой и нос с горбинкой. Почему я не обратила внимания?

– Ты хотел ей рассказать о том, что овдовел пять лет назад, быть может? – Расмус прислонился плечом к стене и сложил руки на груди, – Или о том, что ты так и не женился с тех пор?

– Зачем? – выдохнула я, посмотрев на Андруса, – Ты врал – зачем?

Тот пренебрежительно пожал плечами, состроил виноватое лицо – почти поверила.

– Так удобнее. Не возникает лишних вопросов и требований. Я не хочу серьёзных отношений.

– Мы были вместе полтора года, – голос предал меня, и я издала слишком высокую ноту, – Полтора гребаных года!

– Полтора приятных года, – он поправил меня с усмешкой – до боли знакомой мне усмешкой, и тут же снова придал лицу выражение серьёзности, – Но я вижу, ты быстро нашла мне замену. Да ещё какую, – махнув рукой на сына, он перевёл взгляд на него.

Расмус фыркнул и отвернулся.

– Я думал, ты живёшь в квартире матери, – сказал Андрус. – И, что ты в Греции.

– Переехал и вернулся.

– Почему не позвонил? Мы же всё–таки родственники, как–никак.

– В гробу я видал таких родственников.

– Это грубо, сынок, – Андрус снова усмехнулся.

– Зато честно, – огрызнулся Расмус, и посмотрел на меня.

Я пыталась найти в его глазах хоть что–то знакомое и полюбившееся мне за эти месяцы. Но тщетно. То ли он закрылся, то ли наоборот снял маску – но передо мной стоял абсолютно незнакомый человек – чужой, холодный, отстранённый.

– Ты мстил? – прошептала я, когда это осознание медленно дошло до моего мозга.

Его брови сошлись на переносице, хмурясь; а потом лицо разгладилось. Он шагнул ко мне навстречу, протянул руку, но я отступила.

– Нет, Агата, всё теперь не так.

– Ты использовал меня, чтобы отомстить, – продолжила шептать я, ощущая болезненный жар на лице.

Теперь. А раньше?

– Я всё объясню.

– Не стоит, – я толкнула его плечом и пробежала в кухню.

Открыла верхний ящик, выхватила рулон чёрных, неприятно знакомых мусорных мешков. Только начала разворачиваться, мою руку перехватили.

– Зачем тебе это? – прошипел Расмус, вцепившись в многострадальные пакеты мёртвой хваткой.

– Хочу собрать свои вещи, – ровным голосом ответила я.

– Чёрта с два! – рулон резко вырвали из моих рук и отшвырнули в сторону.

– Ладно, – выдохнула я, – Оставлю на память. Отойди.

– Нет, – прогромыхал он.

– Отойди, – настойчиво повторила я.

– Я никуда тебя не отпущу.

– Отойди с дороги! – завизжала я, толкая его в грудь.

– Агата сказала, чтобы ты отошёл, – раздался третий голос.

Ноздри Расмуса раздулись, его затрясло от ярости, и он начал медленно поворачиваться. Я воспользовалась этой заминкой и попыталась прошмыгнуть в прихожую, но моё запястье обхватили пальцы Андруса:

– Я отвезу тебя. Куда скажешь, – приторно–ласково сказал он.

– Убери от неё свои клешни! – взревел Расмус.

Моя рука дёрнулась от резкого рывка; я отскочила в сторону, широко распахнув глаза. Расмус схватил отца за грудки и вдавил в стену, раскрасневшись и дрожа всем телом.

– Никогда, блять, к ней не прикасайся, ублюдок, – прорычал он.

Андрус был на удивление спокоен. Медленно сглотнул, растянулся в ядовитом оскале и прошептал:

– Тебе не кажется, что мы это уже проходили? Может быть, ты неправильно выбираешь себе шлюх, а, сынок?

Я вздрогнула, как от пощёчины и с ужасом попятилась, когда услышала дикий, болезненный вой. Выскочила из кухни в момент глухого удара, и громкого крика боли – от Андруса.