Искать его без собаки по чащам и зарослям было безнадежно, тем более что он мог переплыть на другой берег, где за узкой полосой деревьев расстилались огромные камыши с озерами и болотами. Пришлось вернуться назад ни с чем, к большому огорчению Хуна.

Еще три дня шли наши беглецы по такой же местности. Опасаясь тигров, они не решались пускать животных на ночь пастись; поэтому приходилось останавливаться днем на более долгое время, чтобы лошадь и ишаки успели покормиться. На второй день стали попадаться отдельные фанзы, а вокруг них возделанные и уже сжатые участки полей. Но людей не было, жилища пустовали, некоторые носили следы разрушения. Очевидно, здесь прошли дунгане, и земледельцы бежали при их приближении. Местами попадались свежеобглоданные скелеты лошадей и быков, а также клочья одежды и кости людей. Вблизи фанз бродили одичавшие. собаки и кошки, прятавшиеся при приближении каравана. Они, вероятно, так же как и волки, питались падалью и трупами.

Беглецы останавливались на ночлег в брошенных фанзах, выбирая те, которые стояли подальше от большой дороги. Осень вступала уже в свои права, перепадали дожди, ночи стали сырые и холодные, и под крышей было теплее и суше, тем более что вблизи фанз находились остатки соломы для животных и запасы топлива, а огонек в фанзе не мог быть виден с большой дороги и привлечь незваных гостей. Все заимки (фермы) этой местности имели вид небольших крепостей: двор огорожен глинобитной стеной метра в четыре вышиной с крепкими воротами, а жилая фанза и навесы или хлевы для скота всегда располагались внутри двора, где находился и колодец. Заперев на ночь ворота, можно было спать спокойно, не боясь неожиданного нападения хищников.

Вдоль реки, как и ранее, тянулись рощи, камыши, заросли кустов. Подальше от нее растительность редела; там начиналась сухая степь с колючкой, полынью, чием и отдельными рощами тополей или купами кустов. Опасаясь встречи с тигром, Мафу боялся бродить по зарослям вблизи реки и предпочитал ходить на охоту по степи; здесь попадались только зайцы, фазаны, тогда как в камышах можно было подстрелить и кабана. Но зайцы и фазаны были слишком проворны для кремневого ружья, и Мафу часто возвращался с пустыми руками. Между тем запасы муки и крупы таяли.

На третий день остановились пораньше в брошенной фанзе, недалеко от дороги, чтобы посвятить больше времени охоте. Мафу отправился с Хуном на восток к видневшимся в этой стороне большим пескам. На окраине их они заметили антилоп; им удалось подкрасться на выстрел и уложить одну. На обратном пути пришлось пересечь сухое русло, заросшее камышами; пробираясь через них, Мафу, шедший впереди с тяжелой ношей, вдруг воскликнул:

— Ой, меня кто-то укусил в ногу!

— Змея, змея! — воскликнул Хун, заметивший, как небольшая змея, на которую рудокоп, очевидно, наступил, обвилась вокруг ноги.

Прежде чем он успел выхватить нож из-за пояса, змея скрылась в камыше. До фанзы было уже недалеко, и охотники поспешили домой, чтобы прижечь рану. Но это не помогло, и к ночи вся икра покраснела и распухла. К утру у больного начался сильный жар и озноб, Мафу метался и бредил, нога распухла и походила на бревно. Пришлось отложить отъезд. Лое и Лю Пи очень встревожились, так как не знали, чем и как помочь товарищу.

Бред и жар продолжались несколько дней, Мафу ничего не ел и просил только воды, часто терял сознание. Фанза была недалеко от большой дороги, и пришлось принять меры предосторожности. С утра Лю Пи и один из мальчиков выгоняли лошадь и ишаков на пастбище, подальше от дороги, и пасли их до обеда. Лое сидел при больном, а оставшийся мальчик должен был сторожить, сидя на ограде заимки, с которой дорога видна была в обе стороны, чтобы предупредить о приближении подозрительных людей.

На случай такого посещения постарались придать фанзе нежилой вид; передняя комната оставалась пустой, с открытой дверью; жили в задней комнате, имевшей вход только из-под навеса для скотины и служившей владельцу фермы для хранения зерна и орудий. Она была полутемная, с маленьким окошечком под крышей, служившим и для выхода дыма при варке пищи. Больной лежал на земле, на подстилке из соломы. Дверь в комнату была прочная и запиралась на засов изнутри. К обеду возвращались пастухи и уже оставались дома, а лое с другим мальчиком отправлялись на пастбище до сумерек. Это делалось для того, чтобы в случае наезда дунган в хлеву не было животных и ферма казалась брошенной. В сумерки пригоняли скотину, запирали ворота и сами укрывались в комнатке. Так проходили дни.

Через неделю Мафу пришел в себя, жар прекратился, опухоль опала, но больной был еще слишком слаб для путешествия. В это утро караулил Хун. Незадолго до полудня он заметил на большой дороге отряд вооруженных всадников, человек десять. Убедившись, что они свернули к фанзе, он кубарем скатился с ограды и предупредил лое и Мафу. Они заперли дверь и притаились. Всадники заехали во двор и спешились. Двое заглянули в переднюю фанзу, затем в хлев.

— Никого нет, — сказал один.

— А сегодня люди были здесь, — ответил другой, — брали воду из колодца, в колоде налито, земля мокрая.

— Нет, фанза пуста, кан покрыт пылью и холодный. Здесь давно никто не живет, — ответил первый.

— А кто брал воду?

— Заезжали наши с дороги поить лошадей, как мы.

Мафу и лое на всякий случай приготовили ружья, опасаясь, что дунгане начнут ломиться в убежище. Слышен был скрип журавля, плеск воды; двое доставали воду, остальные зашли в фанзу, расположились на кане, курили и болтали.

— А не остаться ли нам здесь ночевать? — послышался вопрос. — Вода хорошая, кан исправный, дрова на дворе есть.

— Я бы не прочь- ответил другой. — Да что скажет старший?

— Вот было бы несчастье, — шепнул лое Хуну, — скоро обед, вернутся наши пастухи со скотиной и попадут в лапы разбойников.

Все трое с трепетом ждали решения вопроса, подумывая, как бы предупредить товарищей. Мафу посмотрел на окошечко под крышей, соображая, сможет ли Хун вылезть через него, проползти по крыше до ограды, чтобы выйти навстречу пастухам. Заметить его могли бы только тогда, когда он стал бы перелезать через ограду. Риск большой, но другого исхода не было.

В это время в фанзу вошел старший и сказал:

— Ну, покурили! Пора на коней.

— А вот тут думают, не лучше ли переночевать здесь? — послышался голос.

— В полдень стать на ночлег! — рассердился старший. — Впереди тоже фанзы найдутся.

— Ну что же, ехать, так ехать!

Разговор прекратился. Через несколько минут послышался топот коней, и все стихло. Осторожно приоткрыв дверь, Хун выглянул — на дворе никого не было. Он сейчас же взобрался на свой наблюдательный пост и увидел удаляющийся отряд.

Через четверть часа явились пастухи, к счастью, в этот день немного запоздавшие. Им сейчас же рассказали, какой опасности они избежали.

— Мы узнали, — сказал лое, — что дунгане отступают перед китайским войском и калмыками.

— Поэтому и сегодня, и завтра может повториться наезд к нам, — заметил Мафу, — и пастухи должны, возвращаясь домой, посылать разведчика вперед, чтобы убедиться, что никого нет во дворе.

— Теперь нам нельзя итти дальше на юг, пока дунгане не пойдут обратно, — заявил лое. — Не лучше ли перекочевать на несколько дней к пескам подальше от дороги?

— Там нет воды, — сказал Мафу.

— Вчера я заметил у самых песков еще одну заимку, — заявил Лю Пи. — В ней, может быть, есть колодец.

— Это было бы хорошо. Пусть Хун сегодня осмотрит ее, и, если там есть вода и ограда в исправности, мы можем завтра перекочевать, — предложил Мафу.

Наскоро пообедав, лое и Хун угнали животных, а Пао полез на наблюдательный пост. Через полчаса он прибежал с известием, что снова видны дунгане, человек пять-шесть. Опять беглецам пришлось запереться в убежище.

Пришельцы заехали во двор, остановились у колодца и стали поить лошадей. Один из них в поисках поживы зашел под навес и увидел запертую дверь. Он попробовал открыть ее, — она не поддалась.