Чем дальше, тем медленнее шли они. Каждый подъем на крутой склон бархана продолжался минут пять, а на гребне они отвоевывали каждый шаг, нагнувшись вперед и борясь с ветром. Быстро темнело, а старые следы уже совершенно замело.

— Нет, мы не дойдем сегодня до фермы! — заявил, наконец, Хун, остановившись в котловине. — Мы еще не дошли до места, где поймали этого проклятого палочника. Видишь, нигде нет ни кустов, ни травы. Только промучились даром все это время.

— Что же нам делать? — прошептал Пао, еле ворочая языком.

— Дождемся утра, отдохнем.

— Но мы замерзнем, ветер холодный, а топлива нет. И я страшно хочу пить.

— Зароемся в песок, он еще теплый, и будем спать.

— А волки?

— В такую бурю волки не станут рыскать, да и не найдут нас, если мы зароемся.

Мальчики быстро зарылись в песок на дне котловины, где ветер налетал только порывами сбоку. Они легли рядом, лицом в сторону ветра, надвинув свои войлочные шапочки на глаза, а на грудь поверх песка положили зайца, который защищал их лица от песчинок и давал возможность свободно дышать. От ходьбы они сильно согрелись, песок был еще совсем теплый, только давил им ноги и живот, где они нагромоздили его кучей. Пао быстро заснул. Хун сначала боролся со сном, но усталость взяла свое. В песке было тепло и мягко, ветер как будто ослабевал. Стало совершенно темно, и Хун тоже заснул.

Нa ферме в этот вечер тоже было приключение. Когда солнце скрылось во мгле, Лю Пи сразу понял, что будет хый-фын, и пошел искать лое, пасшего животных по соседству. Мафу проводил большую часть дня на кане, поправляясь после болезни. Загнав животных под навес, Лю Пи занялся приготовлением ужина, пока еще не стемнело, так как освещать фанзу им было нечем, кроме огня, горевшего под каном.

— Что-то наши ребята замешкались, — заметил Лю Пи, поставив котелок на огонь и принявшись за приготовление теста для лапши. — Надо бы сходить на вершину холма, посмотреть, не идут ли. Скоро хый-фын налетит.

Лое пошел на разведку и взобрался на ближайший высокий холм, чтобы обозреть окрестности. Мальчиков он не увидел, но сам в синей курме хорошо выделялся на желтом фоне песков. Собираясь спуститься, он вдруг заметил двух всадников, ехавших по направлению к ферме. На них нетрудно было различить дунганские шапки и ружья за спиной.

Лое стремглав помчался вниз и едва успел закрыть ворота и заложить их толстой жердью, служившей прочным запором, как подъехали всадники. Их головы виднелись над стеной колючки, которая венчала плетень ворот. Лое успел присесть у ограды и не был виден дунганам.

— Эй, ты, китайская морда! — закричал один из них. — Открывай сейчас ворота!

Мафу и Лю Пи в это время находились в фанзе, дверь которой была открыта и обращена прямо к воротам.

— Ну, скорее, черепашьи яйца, поворачивайтесь, встречайте гостей! — сердились всадники.

Мафу приготовил ружье, поставил его на сошки в глубине фанзы и насыпал свежего пороху на полку.

— Если они начнут ломиться, я буду стрелять, — заявил он.

— А если их много? — спросил Лю Пи.

— Поди, скажи им, что у нас нет ни корма, ни воды, а вот возле дороги другая ферма, где все ночуют.

Лю Пи вышел на порог и крикнул дунганам:

— Идите в соседнюю фанзу, у нас нет ничего!

— Врешь, черепашье яйцо! Открывай ворота!

— Скажи, что будем стрелять, если они начнут лезть, — раздался из фанзы приказ Мафу.

— Уезжайте дальше! — крикнул Лю Пи. — Я не один, здесь солдаты, и они будут стрелять!

В ответ дунгане рассмеялись, выхватили сабли и начали рубить колючки, мешавшие им перелезть через ворота. Но после первых же взмахов из фанзы грянул выстрел, и один из всадников с простреленной головой склонился на луку седла, выронив саблю. Второй, испустив проклятие, схватил повод лошади товарища и ускакал.

Лое поднялся ни жив, ни мертв, подбежал к воротам, открыл их и выглянул. Всадники уже скрывались за поворотом дороги вдоль песков. Вернувшись, лое сообщил, что дунгане уехали, один, видно, тяжело ранен, лежит на седле, и второй все время его поддерживает на скаку.

— И хый-фын начинается, — прибавил он.

— А детей все еще нет! — обеспокоился Лю Пи. — Уж не заблудились ли они? Посмотрите тут за огнем, положите лапшу, когда вода закипит. Я пойду на холм.

Через четверть часа он вернулся.

— Никого не видно, ни детей, ни дунган, а хый-фын разыгрывается не на шутку, все следы заметет, так что искать по следам нельзя будет.

После ужина, когда уже совершенно стемнело, Лю Пи вышел на караул. Буря бушевала вовсю, кругом шумели деревья; только привыкнув к темноте и стоя под защитой фанзы, можно было различить гребень ограды на фоне ночи. Лю Пи сменил лое, потом дежурил Мафу.

После полуночи, когда караулил опять Лю Пи, ветер почти затих, и пошел снег. Это обеспокоило Лю Пи.

— Мальчики в легкой одежде и ушли босиком. Того и гляди, замерзнут.

Между тем Пао и Хун спокойно спали в теплом песке до полуночи. Потом хлопья снега, падавшие им на лица и таявшие, разбудили их; но влага освежила пересохшие глотки, и оба, раскрыв рты, жадно ловили снежинки. Утолив жажду, они зарылись глубже и опять уснули.

За ночь песок намок и остыл под снегом, а на рассвете замерз. Пао, стуча зубами от холода, проснулся первый.

— Хун, Хун! — закричал он. — Вставай, нужно бежать, иначе мы замерзнем.

Закоченевшие дети с трудом высвободились из-под песка и начали прыгать и махать руками, чтобы согреться. Кругом все побелело. На чистом небе уже розовели мелкие барашки туч. На юге, вдали, темной стеной тянулся Тянь-шань, а острые белоснежные вершины его, обращенные на восток, горели алым цветом. Дети невольно залюбовались этой величественной картиной и смотрели, как все ярче пылали горы, как яснее выступали глубокие темные ущелья между крутыми отрогами, на которых зеленели леса. На севере плоской волнистой массой белел Джаир: там ночью тоже выпал снег.

Вот на востоке показалось солнце, и белые склоны барханов заискрились мелкими блестками так, что стало больно глазам. Солнце сразу начало греть, и мальчики, взобравшиеся на гребень бархана, подставляли ему то спину, то грудь, поворачиваясь и перепрыгивая с ноги на ногу, потому что босиком в снегу было холодно. Снег лежал на целых два пальца.

— Теперь мы найдем дорогу! — радовался Хун. — Там солнце, тут горы, а вот и рощи видны.

Когда солнце поднялось немного выше и начало освещать котловины, мальчики, подобрав замерзшего зайца, может быть, спасшего им жизнь, пошли на запад. Они все время шли туда, куда падала их тень, и поэтому постепенно уклонялись на северо-запад. Скоро в котловинах появились отдельные кусты, потом целые группы их и трава, барханы превратились в бугры, тоже поросшие кое-где кустами и травкой. Снег под лучами солнца быстро исчезал, становилось тепло.

Пройдя ли три-четыре, мальчики вдруг увидели в котловине среди кустов и травы десятка два пасшихся баранов и коз. Едва дети пришли в себя от изумления, как на них с лаем бросилась большая черная собака, и Хуну пришлось отбивать зайцем ее яростные нападения.

На выручку им из-за соседнего бугра появился китаец; он отозвал собаку и спросил:

— Откуда вы взялись мальчуганы? Куда идете? Кто вы такие?

Хун и Пао объяснили, что заблудились и идут на ферму возле песков.

— А давно ли ваши поселились на этой ферме?

— Дней пять живем там, ждем, пока не уйдут дунгане, чтобы итти дальше, к Манасу, — сказал Хун.

— В городе живут мои родители, — прибавил Пао.

— Может быть, и живут, если дунгане их пощадили, — заметил китаец.

— А до фермы еще далеко? — спросил Хун. — Не знаешь ли, как туда пройти?

— Как не знать! Ферма-то моя… Я от дунган ушел в пески, а теперь, пожалуй, можно вернуться. Ну, пойдем ко мне, я вас покормлю, молоко найдется и еще что-нибудь, — прибавил китаец.