Семен сплюнул.
А Ирина — складное, однако, прозвище. Мягкое. Ну, а што бы он стал делать, если бы она, москвичка, втрескалась в него? Поехал бы жить в Москву? На зачем? Не смог бы. В городе не по нраву. Суетно, шумно. Да и заработки там — птиц не прокормишь. Он бы ее сюда перетянул, в тайгу. Дом бы срубил, пятистенный, на охоту бы ходил, а она… А вот что бы она делала? Рожала…
Семен вслух расхохотался. Потом спел:
Никогда я не был на Босфоре…
Он слегка озяб, но уходить от моря ему не хотелось. Завтра Семен получит расчет и последним пароходом отвалит в Огарск. Хорошо, что они с Чаровым сегодня дошли до кордона. И Семен сразу же вспомнил минувший день, особенно утро, когда они переходили через Кудалкан и шел дождь, а кедр, который они рубили, упал не в ту сторону, и как Чаров сорвался в реку…
Макс прыгнул за ним, и его сразу же разбило о камни, а Чаров полетел вниз, в пенистом водовороте, показывая из воды то руки, то белое лицо. Ладно еще, что веревка оказалась под боком, прихваченная к паняге ремнем. Семен полоснул ножом по ремню и, размахнувшись, швырнул веревку Чарову. В последний момент перед ударом о валун, торчащий из воды, тот успел схватиться за нее. Семен впился ногами в землю, а потом увидел, как метрах в двух-трех от него начинают расходиться волокна веревки: видимо, он случайно хватанул финкой и по ней, когда обрезал ремень.
— Держись! — завопил Семен и, перехватывая веревку, покатился по берегу.
И — все обошлось. А после, в зимовье, они долго сушились возле развалившейся печки, дым ел глаза, но им было не до дыма, а Чаров, когда они согрелись, сказал:
— Спасибо, Семен. А собаку жалко. Зазря пропал Макс…
— Конечно, зазря, — подтвердил Семен.
— А тебе еще раз спасибо. Ловкий ты мужик.
— Да ладно, — отмахнулся Семен, хотя ему было приятно слышать скупую похвалу начальника.
— Вот ведь гадкая река! — сетовал Чаров. — Надо же.
— Бывает…
Семен встал с бревна и, увязая в сыром песке, направился к избе, из окна которой лучился желтый свет керосиновой лампы. Гостей он встретил у калитки.
— До свидания! — сказала Ирина.
— Спокойной ночи! — сказали парни.
— Всего вам, — ответил Семен.
Чаров уже лежал в спальнике на полу пристроя. Посветил на Семена фонарем.
— Возьми его. Укладывайся, — сказал он.
Семен пошарил фонариком по пристрою. В углах были навалены мешки, стояли бочки, на стенах висели хомуты.
Уже засыпая, Семен услышал, как Чаров сказал:
— Хорошие ребята. И Ирина — славная девчонка…
— Чего теряешься? — вяло спросил Семен. — Она ж на тебя глаз положила…
— Дурак, — фыркнул Чаров и замолчал. Потом, спустя какое-то время, еще раз потревожил Семена: — Завтра на станцию вместе поплывем. Общий обед для них устроим. Прощальный…
В середине дня на траверзе Даршинской губы еще сильнее задымилось море. Лодка шла сквозь густую рвань седых испарений, слегка шевелилась из стороны в сторону, маслянистая волна побукивала где-то внизу, под днищем, и походило это сейчас по звучанию на тот стук валька, которым байкальские женки выбивают белье.
Невыспавшийся Семен, придя к этому неожиданному для самого себя сравнению, даже зажмурился, больно явственно представились ему — августовский ввечеру, зализанный полуприбоем пологий берег, солнечное веретено на воде — и молодухи. Шустрые, с мокрыми подолами и высоко голыми ногами — стучат, стучат, стучат…
— Семен! Вы спите? — окликнула его Ирина.
— Да нет…
Семену стало не по себе: думает черт знает о чем. Ладно, хоть никто из людей не может знать, про что думает человек.
— А что?
— Подплываем к вашему дому.
«Куда уж там, — подумал Семен, — к дому…»
— Ага…
Поселок Дарше выбежал на стукоток лодки всеми своими пятнадцатью домиками, ставшими в ряд на берегу овальной губы и окнами в море.
— Заповедник, — сказал Чаров, выключая мотор, лодка шла накатом к берегу, — это двести сорок восемь тысяч гектаров. Так-то…
Ирина закачала головой, зацокала языком. Лодка с разбегу со скрежетом вонзилась в пологий берег. Никто их не встречал, только на крыльце магазина замаячила женская фигура в красной юбке и белом халате.
— Грабежиха! — сказал Чарову Семен.
Тот посмотрел в сторону магазина.
— Она. Как же, покупатели явились!
«Ждет, — подумал Семен. — Опять приставать будет…»
От Аньки Грабежовой ушел муж, тот самый егерь, что увел с собой жену Чарова. С тех пор она точно сбесилась.
Всей толпой, облепив лодку по бортам, быстро втащили ее на берег.
Чаров отряхнулся и, смущенно улыбаясь, сказал туристам:
— Пошли ко мне! У меня изба всех вместит. Гулять будем.
По-над берегом низко-низко прошла, разрывая сырой воздух гортанными кликами, гусиная ватага. Ирина завороженно смотрела на перелетных, потом помахала им рукой. Семен надолго запомнил ее вот такую: вытянутую в струнку, с выбившейся из-под капюшона штормовки прядью волос и раскрасневшимся на сквозном ветру округлым лицом, с глазами слегка подрисованными и от этого чуть раскосыми. Он не удержался и крякнул от удовольствия.
Пир, что называется, шел горой. То гитара, то «Спидола» не скупились на музыку. Семен захмелел, но сидел в основном молча, наблюдая, как совсем незнакомо для него танцуют москвичи. Он удивился, когда Чаров, с подстриженной бородой, тоже ловко задрыгал длинными ногами, ужом извиваясь вокруг веселой Ирины. Песни пелись тоже незнакомые, с непонятными словами. Семен охотно разливал в кружки водку, и чем больше пьянел, тем все больше ему хотелось что-нибудь отколоть такое, что бы могло обратить на него внимание. Но придумать ничего не мог и только гулко глотал водку. Один раз он уже ходил в магазин к Аньке Грабежовой, неся в потном кулаке деньги, которые сбрасывала в кучу компания. Своих Семен не тратил, он получил не так уж много, но следил за складчиной внимательно, мысленно прикидывая, на сколько чего хватит.
Грабежиха жеманилась за прилавком.
— Гуляем, Семен Сергеевич? С полевыми вас! Ко мне в гости не думаете заглянуть? Я новые шторы приобрела. Тюль замечательная!
Семен совал в рюкзак бутылки, косил на продавщицу пьяно и сердито.
— Загляну как-нибудь.
— Не пишет Чарову побежница-то? — ехидно интересовалась Анька.
— Отстань…
— А я вот одна совсем. Скучно. Собака не человек, не поговоришь…
— Посля…
Когда вино кончилось снова, сильно завечерело.
— Семен, будь другом, сгоняй еще раз, — попросил Чаров.
И тут Семен объявил неожиданно для себя:
— Я, конечно, сгоняю. Но один не пойду. Вот если с Ириной.
— Пойдемте, Семен. Какой разговор! Я с удовольствием пройдусь.
— Женщину уводят!
— Грабят!
— Не пускать! — зашумело застолье.
— Ну что вы на самом деле! — подняла руки Ирина. — Мы быстро…
На улице Семен растерялся, а Ирина, взяв его горячей рукой под локоть, жарко дохнула в ухо:
— Побежали!
И потом уже, когда возвращались назад. Семен не знал, о чем бы поговорить с нею. Перед самым чаровским домом Ирина остановилась, поправила волосы. В темноте светлело ее лицо.
— Жалко, — сказала она, — кончается отпуск. А тайги я так толком и не видала, все мечталось в зимовье пожить, побродить по ночному лесу…
— А что?! — сказал Семен. — Пошли. Здесь недалеко, километров пять, есть зимовье… Если хочешь, я провожу…
Ирина придвинулась к нему, и он увидел, что она улыбается:
— Чего еще придумал?
— Да нет, я ничего, — начал оправдываться он, — просто так… Если хочешь, я провожу…
— Подумаем, — с хитринкой в голосе сказала Ирина и потянула Семена за рукав. — Нас ждут. А через час потихоньку, чтоб никто не заметил, пойдем.
— Заметят, как так не заметят, — сказал Семен. — Ты же одна…
— Ничего. Придумаем. Только учти, сходим на зимовье и назад.