Я спросил через переводчицу у шведа, какая у него профессия. Гаард кивнул светло-рыжей головой и ответил:

— Лесоруб. — Потом, помолчав, заговорил, адресуясь к Иогану: — Надо бросать… Достаточно. Когда сорок один год… Уже ничего не научишься…

— А на Олимпийских, Гете? — спросил Иоган.

— Да, да… Выиграть в Мюнхене?.. Надо бы выиграть. Потом все… Все. А жаль. Когда все знаешь про это… — Гаард нежно погладил зачехленную винтовку, — бросать… — Он выразительно недоговорил…

Иоган понимающе покачал головой и устало провел ладонью по свежеподстриженному «ежику». Посмотрел на шведа как-то искоса, не меняя положения головы: Иоган так обычно и смотрит на собеседника, откуда-то из профиля, это у него, наверное, от природной застенчивости, — и будто бы про себя, только вслух, докончил то, что недоговорил чемпион:

— Потому что живущая в нас радость побед будет лишь заманчиво уверять… будто бы сможем ее испытать снова… А может быть, сможем, Гете?

Гаард с уважением, сосредоточенно дослушал перевод и, озаряясь своей доброй улыбкой, легонько похлопал Иогана по кожаной куртке стрелка:

— О-о! Ни-ки-тин…

…Иоган еще маленько понаблюдал за трепетными усилиями бабочки, как бы «болея» за нее: вползет или не вползет? — а я подумал — куда? и зачем? — решительно взял ее за составленные крылышки и снова опустил в щель…

Хлопнула дверь. Вошел здоровяк Линник, тренер команды Вооруженных Сил. Потер озябшее лицо, увидал Иогана, хитровато сощурился и вдруг зычно сказал:

— Ганя, ты чего?.. Там Железняк уже стреляет.

Слова Линника сдернули нас со стульев — ни хрена себе! — Иоган же стреляет сороковым, сразу же за Яковом… Мы так рванули по мокрым бетонкам стрелкового стадиона, что только зарябило по сторонам. Получилась добротная разминка…

Яков уже отработал два пробных выстрела, когда мы с Иоганом примчались в тир. Я уловил сбоку присутствие корреспондента из «Спортивного радиодневника». Он угрожающе махал всем рукой: мол, тише, пишу! — а сам сочинял в микрофон что-то вроде: «…вот сейчас на линии огня Яков Железняк… Погода не балует стрелков, и я бы назвал сегодняшний репортаж «Испытание холодом»…

Яков не слышал этой будущей странички радиодневника, он уже был готов к зачетной стрельбе и, весь устремленный в пространство, в котором вот-вот должна была возникнуть цель, закаменел в охотничьей стойке. Приклад его винтовки, как и положено, выглядывал из-под опущенного правого локтя. В тире накапливалась тишина, уважительная, с шелестящими шепотками — их отпускал менее знаменитый молодняк:

— Яша…

— Ну-у…

— Сейчас по червонцам замолотит… (Под «червонцами» в данном случае разумелись «десятки».)

— Ш-ш-ш…

День был подрезан тяжелым, вкось летящим, мокрым снегом. На простреленных брустверах помирала от холода трава, так и не сумев износить зеленого, летнего обмундирования. Сталисто посвечивали мелкие октябрьские лужи, и низкое, набухшее сизостью небо копировало в них заметное перемещение этой многослойной сизости.

Я смотрел сквозь оптический прицел, взяв винтовку молоденького воронежского мастера Славы Баркова, ученика Иогана, и оптический прицел, приближая мир, лишал его привычной устойчивости, наделяя скользковатой дрожью… Я в который раз поймал себя на мысли, что смотреть на мир сквозь оптический прицел странно и тревожно…

Рвано блеснул сигнал отправления «кабана». И почти одновременно тоненько взныл электромотор… Успело еще подуматься вот о чем: винтовка, когда готовишь выстрел, вроде сейсмографа… Она сверхчутко отлавливает малейшие сердцетрясения, и, чтобы быть абсолютно точным в момент прицеливания, надо, наверное, стать бессердечным…

Из статьи заслуженного мастера спорта Иогана Никитина «Стрельба по «бегущему кабану»

«…Две мишени «кабана», правая и левая, с 5-ю концентрическими кругами укреплены на тележке и движутся вместе с ней поочередно вправо и влево между укрытиями, показываясь стрелку в окне шириной 10 м.

…I часть упражнения состоит из 20 и 40 выстрелов… «Кабан» идет 5 секунд («медленный бег»).

II часть. Та же серийность выстрелов, но «кабан» бежит свои 10 м уже за 2,5 секунды («быстрый бег»).

…Стрелок находится в 50 метрах от мишени и стреляет из положения охотничьей стойки.

Итак, мы видим, что стрельба стоя, трудная сама по себе, усложняется передвижениями мишени, да еще в ограниченное время. На «быстром беге» стрелок реагирует на появление мишени за 0,2 секунды. Изготавливается за 0,5. Следовательно, на прицеливание ему остается всего 1,8 секунды. Но, чтобы выстрел происходил не у «забора», надо отрабатывать прицеливание и спуск еще быстрее — за 1,5 секунды…»

Вот он — «кабан»!..

Полста метров пространства открытого тира основательно уменьшают саму фигуру «зверя». И все равно рожденный типографией «вепрь» — хорош!.. Красив даже… Шерстистое тело его схоже с черным снарядом. Художник, рисовавший кабана, видимо, осознанно пугнул его воображением, и кабан, освеженный этим передавшимся ему испугом, задавил в себе нервное хрюканье, тупо копнул воздух гнутым клычком и — рванулся под выстрел, выкидывая из-под себя коротенькие ноги…

Злобная спазма сломала буквой «г» его жесткий хвост… Взорванная железными копытцами земля смешалась с неживой, тоже типографской, осокой…

Теперь все внимание на Якова… Крашеная фанера демонстрационного щита, которым ребята попытались отгородить бойницу — место стрелка — от тягучего сквозняка, поперек режущего тир, отлично «рисует» фигуру Якова: плотную, тяжеловатую…

Раз! Нет. Еще короче — полраза! — и пятикилограммовая винтовка, увенчанная трубой оптического прицела, влипла в борцовское плечо Якова, ладным и легким движением переместившись от бедра… Замшевая кокетка кожаной куртки хорошо взяла на себя упор приклада…

А «кабан» уже успел «пробежать» метра три…

Щека Якова на прикладе, глаз в окуляре прицела, палец на курке… И кажется, все так свободно, так легко… Ну, а если чуть-чуть внимательнее?.. Вон видите, верхняя губа Якова оттянута книзу, отчего побледнели крылья массивного носа… Это уже напряжение… От него и вся кожа лица разглажена чересчур… Кажущесть легкости работы стрелка по «кабану» — обманчива… Винтовка весом в 5 килограммов вскидывается на свободно вытянутые руки. Без упора… И силовое удержание ее требует физической подготовки…

«Кабан» скользит как по маслу… Остается всего полторы секунды, а нужно еще подвести пенек прицела под ту, старательно прощупанную пулями на тренировках, заветную точку на «кабаньей» морде, удержать единой поводкой корпуса пенек и…

Что такое полторы секунды? Секунда? Полсекунды?

Это ВРЕМЯ.

О времени и о себе мы задумываемся не часто. Время горькая пища ученых и поэтов… Мы спешим и жить, и чувствовать… Мы привыкли оправдывать и обманывать свою якобы свободу во времени прагматической необходимостью того-то или того-то… «Надо, Федя, надо…» — подмигиваем мы друг другу, стереотипной шуточкой сглаживая возникающую паузу…

Если бы не существовало во времени, кое отпущено нам для того, чтобы жить, порою больно тормозящего нас понятия несбывшееся, мы навряд ли сумели бы ощутить и осознать когда-нибудь независимую от нас, грозную силу времени…

…Сейчас Яков спустит курок. Сотворит, казалось бы, элементарное, простейшее движение указательным пальцем, тепло от которого уже передалось бездушному металлу спускового крючка, и — произойдет выстрел…

Погодите… Стоп! Остановим мгновение. Когда напряженно думаешь о чем-то одном или пишешь — в мыслях или на бумаге, — это все-таки возможно… Давайте потревожим независимость ВРЕМЕНИ…

Рационализм и практицизм века, в котором прописаны мы, нет-нет да и подкинет пропитанные здравым смыслом вопросики: ну хорошо, стрельба… а чему она, этот ваш вид спорта, может научить человека, помимо умения воевать на войне или там… охотиться на дичь, еще?.. Что в ней, стрельбе, есть еще такого, что могло бы сгодиться вот прямо сейчас, в жизни?..