В средней части романса (piщ animato) и вокальная и фортепианная партии становятся более одушевленными, взволнованными. И на первый взгляд, здесь возникает противоречие между музыкой и словом, ведь стихи Пушкина говорят об угасшем чувстве:

Уж ты для страстного поэта

Могильным сумраком одета,

И для тебя твой друг угас.

Но по сути дела музыка лишь раскрывает подтекст. Если бы совсем угасло чувство, не могло бы

«стр. 156»

возникнуть и само это поэтическое прощание с возлюбленной. Горечью прощания, горечью сожаления о том, что

Бегут, меняясь, наши лета -

проникнут весь этот эпизод, как бы предвосхищающий кульминацию цикла - «Заклинание».

Меняется, становится более насыщенной фактура партии фортепиано: именно в ней сосредоточивается мелодическое содержание средней части. Мелодии голоса и фортепиано образуют своего рода гетерофонный дуэт, то разделяясь, то совпадая в тех или иных точках.

Очень выразительна реприза романса. Она начинается не в главной, а в довольно далекой тональности (фа минор вместо до-диез минора), мелодия проходит в партии фортепиано, на которую накладываются декламационные фразы голоса. И это создает впечатление удаленности художественного образа, как бы отодвинувшегося в прошлое…

Внутренняя драматургия следующего романса («Под небом голубым») также основана на контрасте грустного прощания с памятью о былой любви и краткой, последней вспышки чувства. Но здесь контраст острее, потому что и сам лирический сюжет - иной: здесь речь идет о вечной разлуке, о смерти. Кульминация первой части приходится на слова:

Из равнодушных уст я слышал смерти весть…

И именно эта мелодическая фраза проходит в партии фортепиано в средней части, очень драматичной и взволнованной.

Четвертый романс цикла, «Заклинание», сразу привлек к себе внимание певцов и слушателей и до сих пор остается одним из популярнейших. Та же тема вечной разлуки, что и в романсе «Под небом голубым», трактована здесь по-иному и довольно неожиданно. Если предыдущие два романса привлекают глубиной чувства и сдержанностью его выражения, то в «Заклинании» чувство рвется наружу. Выше, во Введении к настоящей работе уже говорилось, что можно было бы, следуя примеру Римского-Корсакова, написать на эти стихи род траурной элегии. Но «Заклинание» Шапори-

«стр. 157»

на совсем не элегия, это живой и пламенный призыв любви, не мирящейся со смертью:

Это определило все средства выразительности, всю композицию романса. Если в предыдущих двух романсах мелодия очень точно передавала ритм стиха, его цезуры, то здесь каждая фраза произносится как бы на одном дыхании, без цезур, и только последние слова строфы декламационно подчеркнуты.

В сущности, и весь романс льется на одном дыхании, и подобно тому, как каждая строфа устремляется к призыву «сюда, сюда!», все произведение направлено к кульминации завершающих фраз. Романс может служить примером предельной драматизации варьированно-строфической формы. Важно и то, что и вторая и третья строфы воспринимаются не как повторение, а как новый этап развития. Вторая строфа начинается чуть медленнее, мелодия несколько утрачивает свою устремленность, в нее проникают интонации речи. И потому «разбег» к кульминации строфы оказывается более интенсивным, а сама кульминация более яркой (чему способствует и гармонизация ее). Третья же строфа, в которой вновь возвращается первоначальный характер движения и фактура изложения, как бы выполняет функцию репризы. Она значительно расширена в конце, что способствует особенно мощному и яркому звучанию кульминации.

Последний романс цикла - «Воспоминание» - это своего рода эпилог. Тема воспоминаний в этих стихах Пушкина звучит по-иному: это уже не лирические воспоминания, а суровая, беспощадная оценка прожитой жизни.

«стр. 158»

В цикле Шапорина этот эпизод наиболее интеллектуален, музыка передает не столько силу чувства, сколько силу мысли . Весьма выразительно в этом отношении фортепианное вступление. Сосредоточенный, суровый характер темы, излагающейся полифонически (quasi fugato), низкий регистр, медленный темп - все это подготовляет слушателя к поэтической исповеди наедине с собой, «в часы томительного бденья». Роль фортепианной партии здесь очень значительна, это, в сущности, почти самостоятельная фортепианная пьеса с накладывающейся на нее речитативно-декламационнои партией голоса. И в этом смысле «Воспоминание» близко рассмотренным выше тютчевским романсам в их первом варианте. Однако вокальная партия здесь гораздо выразительнее и ярче в интонационном отношении, что позволяет композитору очень естественно «подвести» ее к главной теме, появляющейся в репризе уже в вокально-инструментальном изложении.

Таким образом, в пушкинском цикле, по сравнению с тютчевским, появилось довольно много нового. Сущность этого нового можно определить как освобождение эмоциональности , еще несколько скованной в тютчевских романсах. Стремление к свободе выражения чувства определило новые стилистические черты и способствовало более полному раскрытию индивидуальности композитора. В блоковском цикле эти тенденции находят еще более полное выражение.

Циклы - «Далекая юность» на слова А. Блока и «Элегии» на слова русских поэтов - не только являются вершинами творчества Шапорина, но и относятся к лучшим сокровищам русской вокальной лирики вообще. Это именно русская лирика, романсы эти немыслимы вне связей со всей русской художественной культурой - и музыкальной, и поэтической.

Обращение к поэзии Блока имело для Шапорина особый смысл. Блок был «властителем дум» поколения, к которому принадлежал композитор, с творчеством Блока связаны такие замечательные творческие достижения Шапорина, как симфония-кантата «На поле Куликовом». И надо сказать, что в годы, когда создавалось «Куликово поле» и цикл блоковских романсов, Шапорин чутьем большого художника глубже чувствовал и вернее оценивал Блока, чем литературоведение того

«стр. 159»

времени, не разглядевшее в поэте-символисте большого русского художника, наследника лучших традиций отечественной поэзии, художника с большим сердцем и чуткой совестью.

Музыка Шапорина удивительно чутко передает и те особенности лирики Блока, которые связывают ее с Фетом и Тютчевым, и те, которые сближают с современностью: прежде всего обостренность восприятия действительности, причем не только явлений, лежащих на поверхности, но и процессов, протекающих скрыто, в глубине. Вот почему поэзия Блока оказалась стимулом для создания не только цикла - «лирического дневника», но «одного из самых граждански значительных произведений Шапорина - симфонии-кантаты «На поле Куликовом». Стихи Блока наряду со стихотворениями советских поэтов вошли и в кантату, посвященную теме мира («Доколе коршуну кружить»).

Конечно, в романсах, в силу специфики жанра, отражена прежде всего лирическая сторона творчества Блока. Но она передана очень полно од многогранно. Цикл Шапорина на слова Блока - это своего рода лирический дневник, песня о страданиях и радостях живого человеческого сердца. В этом смысле он связан с традицией, идущей от шумановского «Dichterliebe» - цикла, объединенного внутренним, психологическим сюжетом.

Первые четыре романса («Я помню вечер», «Дым от костра», «Я тишиною очарован» и «Ветер принес издалека») относятся к наиболее светлым страницам «дневника», лишь чуть-чуть овеянным дымкой грусти. Образы этих романсов наиболее «объективны», конкретны: мы находим здесь и музыкальные «пейзажи» (первый, третий и четвертый романсы) и музыкальную «жанровую сценку» (романс «Дым от костра» в ритме вальса). Очень ясно ощутимы здесь связи с лирикой Рахманинова - вокальной и фортепианной: они не столько в стилистических приемах, как, например, в полимелодической фактуре партии фортепиано, прямо напоминающей фактуру прелюдий Рахманинова [1], сколько в самом образном строе, в ощущении весенней свежести и ясно-