К тому времени как они смогли отреагировать на неожиданную атаку, лишь пятеро из них осталось. Шесть глаз смотрели на него спереди, а два волшебника стояли сзади. Один из тех, кто был сзади, активировал магию молнии.

Современная магия могла генерировать электрический ток прямо на объект. Однако волшебникам древней магии приходилось высвобождать электричество прямо из себя в определённую сторону или на цель. Обычно разница мало что значила, поскольку скорость молнии сто тысяч километров в секунду. От неё невозможно уклониться, даже если заметить её приближение.

Как раз перед тем, как магия молнии высвободилась, Тацуя прыгнул в сторону, чтобы прервать атаку. Волшебник, активировавший молнию, потерял Тацую из виду. Однако отменять магию было уже слишком поздно. Молния вышла из клинка докумэики и столкнулась с атаками его товарища.

Из-за этого те волшебники заколебались использовать другую магию. Создалась брешь, предоставляя Тацуе достаточно времени. Опираясь на рефлексы, он мог получить скорость, сравнимую с магией самоускорения; Тацуя вывел из строя оставшихся традиционалистов.

Лидер традиционалистов пришёл в сознание из-за сильной боли, пронзившей тело. Из-за неё он не мог нормально думать, но и продолжать оставаться без сознания тоже не мог.

— Пришёл в себя? Если понимаешь мои слова, кивни. Я немного уменьшу боль.

«Боль облегчится», — лишь эта фраза проникла в сознание мужчины, и он замотал головой.

Как и было сказано, боль немного утихла. Затуманенное от боли зрение немного прояснилось.

Молодой человек.

Он скрывал лицо под мотоциклетным шлемом. Лидер попытался вывернуть руку, чтобы сформировать магию. В это мгновение из-за сильной боли у него побелело сознание.

— Прекрати делать глупости. Ты должен лишь отвечать на мои вопросы.

Лидер сильно закивал.

Боль снова уменьшилась. На этот раз он позволил ему лишь думать, зрение осталось затуманенным.

— Чжоу Гунцзинь здесь, да? Иностранный волшебник, который сбежал из китайского квартала Йокогамы.

У лидера даже не было никаких мыслей, чтобы соврать, он честно кивнул.

— Тот человек был здесь до пятницы 12 числа. Я прав?

12, 12… лидер задумался, поскольку голова ещё плохо работала. Затем он вспомнил, что Чжоу Гунцзинь был здесь до пятницы, и закивал.

— Куда Чжоу Гунцзинь направился?

Его поразила новая волна боли. Странно, но он мог думать яснее. В глазах по-прежнему был туман, и он не мог пошевелить и пальцем, тем не менее говорить он мог свободно:

— Он сказал, что хочет пойти в Удзи. Он говорил, что недалеко от гробницы есть хорошее место, где можно спрятаться… Я не знаю, правда это или ложь… я не знаю.

— Пользователи ходзюцу с континента использовали твоих людей в качестве кукол, ты дал на это согласие?

— Я не… их учитель… у меня нет… позиции им указывать.

— Ты ведь лидер?

— Они товарищи… мы равны… мы не получаем приказы друг от друга…

— Хорошо. Отличная работа.

Тут же разум лидера пронзила максимальная боль. И он потерял сознание.

Тацуя послал письмо Фудзибаяси с информацией о месте, где находились потерявшие сознание традиционалисты. В конце он попросил её их забрать, но это, наверное, было излишне. Ведь она и так бы всё организовала, чтобы их задержать.

Тацуя мог взвесить достоверность информации, которую выпытал у лидера этой базы. Было трудно поверить в историю, что у них нет цепочки командования. Он не думал, что возможно провести коллективный бой при условии, что у них только общая целеустремлённость. Однако информация о месте, где спрятался Чжоу Гунцзинь, совпадала с информацией, которую Тацуя получил у шамана возле храма Киёмидзу. Он решил в это поверить, ведь буддийские монахи и шаман просто не могли дать ему одну и ту же информацию, просто чтобы ввести в заблуждение. Он не собирался быть настолько подозрительным. Было необходимо чётко отделять догадки.

Тацуя решил доложить Хаяме, что укрытие Чжоу, вероятнее всего, находится около гробницы в городе Удзи, ведь ему сегодня ещё нужно было вернуться домой.

Когда он завершил работу и пришёл в гостиницу, его встретил пристыженный взгляд. Она не сказала «ужасно» или «это отличается от твоего обещания», но её щеки были красными аж до глаз.

Он догадывался, почему она смущена.

Прошлой ночью Тацуя принял неразумную просьбу от молодой леди (Маюми) — снять с неё платье. Он быстро её раздел, прежде чем это начало причинять беспокойство, и положил её в одном нижнем белье в кровать. Он вышел из комнаты, даже повторно на неё не глянув.

Даже Тацуя подумал, что прошлой ночью она была довольно дикой. Впрочем, тут была и его вина. Хорошо ещё, что на неё не напали (в сексуальном плане). Естественно, сказать это вслух он не мог.

— Т-Тацуя-кун. — У Маюми, которая до этого рядом с ним стояла уверенно, вдруг заплёлся язык. — Эмм, это, я хочу тебе кое-что сказать.

Тацуя от всего сердца подумал: «Я отказываюсь слушать», — или что-то вроде того, но промолчал. Наблюдая за отношением Маюми, он уже догадался, о чём она хочет поговорить.

— Я… — Хоть Маюми и знала, что они в комнате наедине, она беспокойно посмотрела влево и вправо, будто боясь, что её подслушают, и сократила расстояние между её устами и лицом Тацуи. — Почему… я спала лишь в нижнем белье?

«Потому что сказала, что хочешь снять одежду…» — Но так это не следовало говорить, Тацуя не мог придумать, как бы это объяснить.

— Разве не сама ты разделась? Насколько бы пьяной ты ни была, у тебя должно было остаться достаточно мудрости, чтобы не спать в платье, так ведь? — Тацуя отодвинулся от губ Маюми, которые почти его коснулись, и ответил так невинно.

— Интересно, сознание пьяного человека правда остаётся таким ясным?

— Кто знает? Мы ведь говорим о тебе, сэмпай, ты должна лучше себя понимать, чем я, так ведь?

— Тацуя-кун, я… — кожа у глаз Маюми стала ещё краснее, впервые с того времени, как Тацуя вернулся, она на него посмотрела. — Я не умею пить алкоголь, но я из тех людей, кто помнит всё.

Тацуе захотелось убежать. К сожалению для него, он понимал, что, как мужчина, в таких обстоятельствах не может так поступить.

— Хотя мне кажется, тебе не нужно было быть таким грубым.

Он, конечно, положил Маюми в кровать грубо. Однако следует ли его за это винить? Задался он вопросом, об этом вспомнив. Тем не менее, скажи он «ты сама захотела раздеться до нижнего белья», это было бы сродни бумерангу уровня королевской кобры.

Маюми до сих пор застенчиво смотрела на Тацую. В такой неловкой атмосфере было психически тяжело отправить её до близлежащей станции, чтобы она поехала домой.

В то мгновение, когда Тацуя открыл ворота, передняя дверь дома открылась.

— Онии-сама, с возвращением, — его поприветствовала Миюки, как и всегда.

— Я дома. Извини за этот раз.

Миюки не смогла скрыть, что почувствовала облегчение. Логически, для Тацуи было невозможно пораниться, но она волновалась о другом. Тацуя сказал «извини», поскольку понимал своё «преступление».

— Не нужно извиняться. Пока Онии-сама невредим, Миюки довольна, — Миюки покачала головой.

Тацуя сразу же вошёл в дом, и, сняв обувь, прошёл в гостиную. Его дорожную сумку забрала Минами, и он сел вместе с Миюки на диван. Не было смысла сопротивляться. Он скорее не получал сервис, а вынужден был получать. Он позволил сестре делать так, как ей захочется. Миюки радостно села возле Тацуи, пока он поднимал чашечку кофе. Однако он вдруг поставил чашку, и покой испарился. Она несколько раз то отводила взгляд от Тацуи, то снова смотрела на него.

— Всё хорошо. Я успешно продвинулся вперёд в просьбе от Оба-уэ. Такими темпами это удовлетворит даже её. — Должно быть, Миюки хотела услышать о сегодняшнем прогрессе. Подумав так, Тацуя кратко рассказал ей о том, что произошло сегодня.

— Ну, это ведь Онии-сама, в конце концов. — Однако Миюки, видно, хотела узнать что-то другое.